Ученик убийцы [издание 2010 г.]

либо отвергнут.

— Отвергнут, — повторил он, и внимание студентов не могло бы быть более напряженным, если бы он сказал, что неизбранных приговорят к смерти.

Про себя я пытался осознать, что будет значить для меня провал. Я не верил, что он будет испытывать меня честно или что я смогу пройти испытание, даже если такое вдруг произойдет.

— Вы станете группой, те из вас, кто докажет, что достоин. Такой группой, какой, я думаю, никогда не было раньше. В разгар праздника Встречи Весны я лично представлю вас королю, и он увидит, какое чудо я сотворил. Поскольку под моим началом вы продвинулись так далеко, вы знаете, что мне не будет стыдно перед ним. Так что я лично буду испытывать вас и узнаю ваш верхний предел, чтобы быть уверенным, что оружие, которое я вкладываю в руки короля, достойно своего предназначения. Завтра я разбросаю вас по королевству, как семена по ветру. Я распорядился, чтобы быстрые лошади отнесли вас к местам назначения. И там каждый из вас останется в одиночестве. Ни один из вас не будет знать, где находятся остальные.

Он помолчал, наверное, для того, чтобы дать каждому из нас почувствовать напряжение, дрожащее в комнате, как натянутая струна. Я знал, что все остальные вибрируют в тон, разделяя общее чувство и почти общее сознание в момент получения инструкций. Я подозревал, что они слышали гораздо больше, чем просто слова из уст Галена. Я чувствовал себя здесь иностранцем, слушающим разговор на языке, смысла которого не понимал. Я провалюсь.

— Спустя два дня после того, как вас оставят, вы будете вызваны. Мной. Вы получите распоряжение, с кем следует встретиться и где. Каждый из вас получит необходимые вам сведения, чтобы вернуться сюда. Если вы учились, и учились хорошо, моя группа будет здесь в канун праздника Встречи Весны, готовая быть представленной королю. — Снова пауза. — Не думайте, однако, что вы должны просто найти путь назад в Олений замок в канун праздника. Вы должны быть группой, а не почтовыми голубями. То, как вы придете и в чьей компании, докажет мне, что вы овладели Силой. Будьте готовы к завтрашнему утру.

И тогда он распустил нас, одного за другим, снова прикасаясь к каждому и находя слово одобрения для всех, кроме меня. Я стоял перед ним, раскрывшись настолько, насколько я мог себя заставить, незащищенный настолько, насколько я смел, и тем не менее прикосновение Силы к моему сознанию было легче дуновения ветерка. Гален смотрел на меня вниз, а я на него вверх, и мне не нужна была Сила, чтобы почувствовать, что он и презирает, и ненавидит меня. Он издал пренебрежительный смешок и отвел глаза в сторону, отпуская меня. Я пошел.

— Было бы гораздо лучше, — сказал он глухим голосом, — если бы ты прыгнул со стены в ту ночь, ублюдок, гораздо лучше. Баррич думал, что я оскорбил тебя. Но я только предлагал тебе выход, настолько близкий к достойному, насколько это возможно для тебя. Уходи и умри, мальчик, или, по крайней мере, уйди. Ты позоришь имя отца самим своим существованием. Видит Эда, я не знаю, каким образом тебе удалось появиться на свет. То, что такой человек, как твой отец, смог упасть так низко, чтобы лечь с кем-то и позволить тебе родиться, — это выше моего понимания.

Как всегда, когда он говорил о Чивэле, в голосе Галена прозвучала нотка фанатизма и глаза его стали пустыми от слепого поклонения. Почти бездумно он повернулся и пошел прочь. Он подошел к началу лестницы, потом очень медленно обернулся.

— Я должен спросить, — сказал он, и его голос сочился ядом и ненавистью, — ты что, прилипала? Почему он позволяет тебе сосать из него силу? Поэтому он так дорожит тобой?

— Прилипала? — повторил я. Слово было мне незнакомо.

Гален улыбнулся. Это сделало его мертвенное лицо еще больше похожим на череп.

— Ты думал, я не обнаружил его? Ты думал, что свободно будешь держаться на его Силе в этом испытании? Этого не будет. Не сомневайся, ублюдок. Этого не будет.

Он повернулся и начал спускаться по лестнице, оставив меня одного на крыше. Я не имел ни малейшего представления о том, что значат его последние слова, но сила ненависти Галена сделала меня слабым и больным, как будто он влил яд в мою кровь. Мне напомнили о том, как в последний раз все покинули меня на крыше башни. Я почувствовал, что вынужден подойти к краю башни и посмотреть вниз. Этот угол замка не выходил на море, но тем не менее у его подножия все равно было множество острых камней. Никто бы не мог выжить после такого падения. Прими я решение, в котором был бы уверен на протяжении хоть одной секунды, то мог бы покончить со всем этим. И что бы об этом ни думали Баррич, Чейд или любой другой — это уже не могло бы причинить мне никакого беспокойства.

Отдаленное эхо поскуливания.

— Я иду. Кузнечик, — пробормотал я и отвернулся от края.

Глава 17 ИСПЫТАНИЕ

Обряд инициации обычно проводят в месяц, когда мальчику исполняется четырнадцать. Не все достойны его. Требуется Мужчина, который должен поручиться за кандидата и дать ему имя. Он же должен найти дюжину других Мужчин, которые согласятся с тем, что мальчик достоин и готов. Из разговоров солдат я много слышал об этой церемонии и знал достаточно о ее тяжести и избирательности, так что никогда не предполагал, что мне придется пройти через нее. Во-первых, никто не знал даты моего рождения. Во-вторых, среди моих знакомых не было ни одного Мужчины, не говоря уж о двенадцати, который счел бы меня достойным. Но в одну из ночей, по прошествии многих месяцев после испытания Галена, я обнаружил, что моя кровать окружена одетыми в плащи и капюшоны фигурами. В глубинах темных капюшонов я заметил маски.

Рассказывать о подробностях церемонии недопустимо. Но, полагаю, об одном я упомянуть все же могу. Через мои руки проходили живые существа — рыбы, птицы или животные, — и я решал, отпустить каждое из них на волю или же обречь на смерть. Во время моей церемонии ни одна живая тварь не была убита, и, следовательно, никто не пировал. Даже в моем тогдашнем состоянии я чувствовал, что вокруг меня и без того было довольно крови и смерти, чтобы хватило на всю жизнь, и отказался убивать руками или зубами. Но Мужчина все-таки решил даровать мне имя, так что, по-видимому, мой выбор не вполне разочаровал его. Древний язык, к которому принадлежит мое мужское имя, не имеет письменности, потому написать его я не могу. И я не нашел никого, кому бы я пожелал назвать его. Но его значение, полагаю, я могу привести. Катализатор. Изменяющий.

Я пошел прямо в конюшни, к Кузнечику, а потом к Уголек. Горечь, которую я испытывал при мысли о завтрашнем дне, так сильно давила на мою душу, что мне стало дурно, и я стоял в стойле Уголек, уткнувшись лбом в ее холку. Меня мутило. Таким меня застал Баррич. Я ощутил его присутствие, услышал его ровные шаги, когда он шел к конюшне, а потом он внезапно остановился у стойла Уголек. Я чувствовал, что он смотрит на меня.

— Ну что теперь? — сипло спросил Баррич.

В его голосе прозвучала усталость, усталость от меня и моих многочисленных бед. Не чувствуй я себя таким несчастным, моя гордость заставила бы меня собраться и заявить, что все в порядке.

Вместо этого я пробормотал в шкуру Уголек:

— Завтра Гален собирается испытывать нас.

— Знаю. Он потребовал совершенно неожиданно, чтобы я приготовил ему лошадей для этого идиотского плана. Я бы отказался, но у него была бумага с королевской печатью, удостоверяющая его полномочия. Мне известно лишь, что ему нужны лошади. Так что и не спрашивай, — отрезал Баррич в ответ на мой взгляд.

— Я и не стал бы, — сказал я ему мрачно.

Либо я докажу Галену, что чего-то стою, без всяких уловок, либо не стоит и пытаться.

— У тебя вообще нет шансов выдержать его испытание? — Баррич говорил будничным тоном, но я чувствовал, что он внутренне готов услышать от меня горькую правду.

— Никаких, — бросил я без всякого выражения, и мы оба некоторое время молчали, прислушиваясь к