Я слышал, как скрипнуло кресло, когда Регал откинулся в нем.
— Хорошо. Заставь его сделать это. Я хочу сам увидеть Дар. — Он помолчал. — Или ты недостаточно силен? Может, мне следовало оставить в резерве Джастина?
— Я сильнее, чем был Джастин, ваше величество, — спокойно заметил Уилл. — Но Фитц знает о моих намерениях. Атаки Джастина он не ожидал. — Он добавил еще тише: — Он гораздо сильнее, чем мне говорили.
— Так разберись с ним, — приказал Регал с отвращением.
Значит, Регал хочет увидеть Дар? Я набрал в грудь воздуха и собрал те немногие силы, которые во мне оставались. Я постарался сосредоточить мою ярость на Регале, я хотел толкнуть его так сильно, чтобы он пробил собой каменную стену. Но из этого ничего не вышло. Я был слишком измучен болью, для того чтобы сконцентрироваться. Мои собственные стены предали меня. Регал только вздрогнул, а потом посмотрел на меня более пристально.
— Пришел в себя, — заметил он и поднял палец. — Можешь забрать его. Но осторожнее с носом. Оставь его лицо в покое. Хватит и остального.
Болт поднял меня на ноги, с тем чтобы тут же снова свалить на пол. Я устал от этого задолго до него. Это причиняло мне не меньше боли, чем его кулаки. Мои ноги, по-видимому, не хотели держать меня, и я не в силах был поднять руки, чтобы защититься. Я сворачивался в комок, становясь все меньше и меньше, прячась, пока сильная физическая боль не вынуждала меня снова прийти в себя и страдать. Обычно перед тем, как потерять сознание, я чувствовал еще одну вещь: восторг Регала. Он не хотел связывать меня и причинять мне боль. Он хотел смотреть, как я сражаюсь, видеть, что я пытаюсь отбиться и не могу. Кроме того, он наблюдал за своими стражниками, отмечая, кто из них отводил глаза от этого развлечения. Он использовал меня, чтобы проверить их. Я заставил себя не обращать внимания на то, что он получает удовольствие от моей боли. Все, что на самом деле имело значение, это держать поднятыми свои стены защиты и не допускать Уилла в свое сознание. Это была битва, которую я должен был выиграть.
Когда я в четвертый раз пришел в себя, я лежал на полу в своей камере. Меня разбудил ужасный хрип. Это был звук моего дыхания. Я оставался там, куда меня швырнули. Через некоторое время я поднял руку и стянул со скамьи плащ Браунди. Он упал и прикрыл мои ноги. Я лежал неподвижно еще некоторое время. Стражники Регала послушались его. Ничего больше не было сломано. Все болело. Все, что они мне дали, это боль. Я не мог от этого умереть. В горле у меня пересохло. Мне стоило громадных усилий поднять горшок с водой. От моих первых попыток защитить себя руки распухли и болели. Я тщетно пытался удержать горшок, чтобы его край не бил меня по губам. Наконец я умудрился выпить. Вода придала мне сил, и я острее стал чувствовать боль. Хлеб тоже лежал передо мной. Я сунул кусочек в оставшуюся воду, а потом сосал размокший хлеб. У него был привкус крови. Первые удары Болта по голове расшатали зубы и разбили губы. Мой нос мне казался только точкой пульсирующей боли. Я не смог заставить себя прикоснуться к нему пальцами. Никакого удовольствия еда не приносила — только освобождение от голода, снедавшего меня в союзе с болью. Через некоторое время я сел. Я натянул на себя плащ и начал обдумывать то, что знал. Регал будет избивать меня, пока я не продемонстрирую ему Дар в атаке, которую смогут засвидетельствовать его стражники, или пока мои стены не опустятся и Уилл не сможет залезть в мое сознание и заставить меня признаться. Я думал, каким способом он хотел бы добиться своего. В том, что он победит, я уже не сомневался. Мой единственный путь из этой камеры лежал через смерть. Выбор. Заставить их избить меня до смерти, прежде чем я воспользуюсь Даром или рухнет мой барьер перед Уиллом, либо принять яд, который я сделал для Волзеда. От него я умру, это точно. В моем ослабленном состоянии это будет, вероятно, быстрее, чем я планировал для слуги. Тем не менее такая смерть будет болезненной. Отвратительно болезненной. Я с трудом отвернул мой окровавленный рукав. Маленький карман был зашит ниткой, которая должна была освободиться при легком натяжении, но кровь склеила его. Я осторожно потянул. Нельзя рассыпать порошок. Мне придется подождать, пока принесут еще воды, чтобы выпить его. Иначе я просто начну давиться и меня вырвет горькой пудрой. Я все еще трудился над карманом, когда услышал голоса в коридоре. Казалось нечестным, что они пришли ко мне так скоро. Я прислушался. Это был не Регал. Но любой, кто спустится сюда, будет что-то делать со мной. Глубокий голос, бессвязно болтающий что-то. Стражники отвечали быстро и враждебно. Еще один голос, уговаривающий и убеждающий. Снова бессвязный, все громче и с явным вызовом. Потом крик:
— Ты умрешь, Фитц! Тебя повесят над водой, твое тело сожгут! — Голос Баррича. Странная смесь ярости, угрозы и боли.
— Уберите его отсюда. — Одна из стражниц теперь говорила громко и ясно. Она явно приехала из Внутренних герцогств.
— Сейчас, сейчас. — Я узнал этот голос. Это Блейд. — Он просто малость перепил, вот и все. Вечная его беда. А этот парень был его помощником в конюшнях, много лет. Все говорят, что Баррич должен был знать об этом. Знал, видать, и ничего не сделал.
— Да, — сердито подтвердил Баррич, — теперь я без работы, ублюдок! Нет для меня больше герба оленя. Что ж, клянусь задницей Эля, мне на это наплевать. Лошадей нет. Лучшие проклятые лошади, которых я обучил, увезены внутрь страны, отданы дуракам. Собак нет, ястребов нет! Все, что осталось, это клячи да мулы! Нет ни одной лошади, которую я согласился бы взять!
Голос приближался. В нем было бешенство. Я подполз к двери и вцепился в прутья. Сторожевой пост был слишком далеко, но мне были видны тени на стене. Баррич пытался пройти по коридору, в то время как стражники и Блейд тащили его назад.
— Подождите! Минутку подождите! — пьяно протестовал Баррич. — Ну поглядите! Я только хочу поговорить с ним.
Группа людей ввалилась в коридор и снова остановилась. Стражники стояли между Барричем и моей дверью. Блейд вцепился в руку Баррича. У него еще не прошли синяки от драки, одна рука болталась на перевязи. Ему было не по силам остановить Баррича.
— Хочу получить свое, прежде чем Регал получит свое! Вот и все. Вот и все. — Голос Баррича был низким и невнятным от вина. — Ну только на минутку! Что это изменит, в конце концов. Он все равно что медведь. Гляньте, я вам отплачу, поглядите-ка сюда!
Стражники обменялись взглядами.
— А, Блейд, у тебя осталась еще монетка?
Баррич рылся в кошельке, потом фыркнул с отвращением и перевернул его над раскрытой ладонью. Монеты дождем посыпались из кошелька.
— Вот, вот. — Раздался звон монет, катящихся по каменному полу коридора, и Баррич широко развел руки в щедром жесте.
— Эй, он не то хотел. Баррич, нельзя подкупать стражников. Тебя тоже бросят в темницу.
Блейд быстро наклонился, извиняясь и поспешно собирая рассыпанные монеты. Стражники наклонились вместе с ним, и я видел, как одна из рук пропутешествовала от паза к карману. Внезапно в моем окне появилось лицо Баррича. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза у зарешеченного окна. Горе и ярость были на его лице. Его глаза покраснели от выпитого, от него несло перегаром. Ткань его рубашки расползлась там, откуда быт вырван герб с оленем. Он свирепо смотрел на меня, потом его глаза в ужасе расширились. В это мгновение мне показалось, что нечто вроде понимания и прощания пролетело между нами. Потом он отошел назад и плюнул мне в лицо.
— Вот тебе! — прорычал он. — Это за мою жизнь, которую ты отнял у меня! За все дни и часы, которые я истратил на тебя. Лучше бы ты был убит и умер среди зверей! Они собираются повесить тебя, парень! Регал строит над водой виселицы, как велит древняя мудрость! Они повесят тебя, разрежут и сожгут до костей! Ничего не останется для похорон! Они боятся, что собаки снова выкопают тебя! Тебе это понравится, парень? Грязная кость, которую какая-нибудь собака потом выроет! Лучше тебе просто лечь и умереть прямо на месте!
Я отшатнулся от него, когда он плюнул. Теперь я, покачиваясь, отошел от двери, а он вцепился в решетку и смотрел на меня. Глаза его были широко раскрыты. В них горело безумие.
— Говорят, ты силен в Даре? Почему бы тебе не превратиться в крысу и не выбраться отсюда, а? — Он прижал лоб к прутьям и уставился на меня. Затем сказал: — Это лучше, чем висеть, щенок! Превратись в зверя и беги, поджав хвост! Если можешь. Я слышал, ты можешь! Говорят, ты умеешь превращаться в волка. Что ж, если не умеешь, тебя повесят. Повесят за шею, и ты будешь задыхаться и брыкаться. — Голос
