64 зуба, и чтоб с последнего ряда видно было. Второй номер тоже прошел успешно. Но вот когда они в кулисы убирались, у девочки одной подошва на носке сапожка чуть расклеилась. И она КА-А-АК споткнулась! Да КА-А-АК упала на обе коленки. Да одну и повредила. Коленка стала на глазах распухать. (Вот я это пишу примерно в реальном масштабе времени. Потому что от забега в кулисы с номера до выбегания на следующий у них было секунд несколько — окончание музыкальной фразы, объявление следующего номера и вступление.)
Все бы ничего, да девочка эта, павшая которая, должна была в третьем номере солировать. А опозориться никак нельзя — в первом ряду сидит московское партийное начальство, благосклонно кивает головами и даже ножкой в такт притопывает. Руководитель хватает Юну за руку и говорит:
— Придется тебе!
Юнка улыбается еще сценической улыбкой и отрицательно мотает головой, потому что партия чужая, и знает она ее так, постольку-поскольку.
— Ну тогда — меня уволят с работы, а тебя отчислят из училища!
Угроза возымела действие. Юнка исключительно замечательно (по свидетельству очевидцев) отработала номер. Высоким гостям очень понравилось. Правда, их немного удивило, почему солистка в последнем, грустно-лирическом танце все время улыбается во всю пасть.
Они и предположить не могли, что у Юнки от ужаса морду лица свело. От ответственности за судьбу свою, руководителя и ансамбля в целом. Поэтому она как улыбалась сценической улыбкой, так и продолжала улыбаться еще четыре дня, гуинплен эдакий. Говорит, что во сне очень во рту сохло, а потом щеки болели.
Ну это еще мелочи, хорошо медвежья болезнь не началась. Прям во время третьего номера.
В отпуск мы с Ленкой больше не ездили, но общаться продолжали с удовольствием. Просто выяснили для себя: нам хорошо, когда каждая из нас может вечером помахать подруге ручкой и удалиться к себе домой.
Вот следующей весной, к примеру, она ж меня чуть замуж не выдала. А дело было так.
Две смерти Сары Бернар
Возьмем, для примера, существо женского пола — одна штука. Причем юное. И откуда, спрашивается, в его спинном мозгу может возникнуть идея, что склад ума у него технический? Да, в общем, ниоткуда. А почему? Да потому, что никакого другого мозга, кроме спинного, у этого существа нет, а следовательно, ума нет тоже.
Но! У меня эта мысль возникла. Может быть, я слышала ее от кого-то из бродивших вокруг меня мужчин — от папы, например. Не в смысле, что у меня такой склад ума, а в смысле, что у него. Кстати, дальнейшая жизнь внесла свои коррективы, я окончательно убедилась, что ни мозга, ни ума у меня нет, вкупе с его техническим складом.
Поэтому я благополучно отучилась первые два курса.
Летняя сессия пронеслась без особых сюрпризов — оценки были получены, зачетка подписана, июнь приближался к концу. Казалось бы, все в этой жизни хорошо… Огляделась я вокруг и поняла — я ни в кого на данный момент не влюблена, работы на июль не предвидится, стоит жара. Жара стоит, а депрессия приходит. Пришла. И я стала в нее впадать.
Вместе со мной в институте учились две моих подружки. Несмотря на разницу в расписаниях и полное несоответствие в учебных планах, мы встречались ежедневно.
И вот приехали они ко мне в гости, а я слезы лью по поводу загубленной судьбы и активно приглашаю их на похороны Сары Бернар, которая бесславно закончила свои дни в глубине моей души. Девки надо мной цинично смеются и говорят, чтобы я училась уже, где учусь, и не полоскала им мозг.
— Ага! Вы мне не верите! А спорим — если захочу, то и в театральный институт поступлю! — в жару дискуссии вырвалось у меня. (Если бы у меня был мозг, то самым правильным был бы диагноз «мозговая горячка».)
— Давай, хотим!!! — заорали эти две ненормальные.
Чего не сделаешь на спор, особенно в девятнадцать лет?
Первым шагом был поход к факультетской секретарше Ирочке, у которой я, с ощущением неизбежности, попросила свои документы.
— И зачем они тебе? — спросил этот нежный цветок, который уже лет восемь сидел в деканате и видел всяческие истории.
— В артистки пойду! — гордо сказала я (дура дурой).
— Ну вот что. Документы я тебе дам, но никому об этом не скажу. Если передумаешь, через неделю принесешь обратно.
Видимо, она ко мне хорошо относилась. Спасибо ей большое.
Да. Так вот, взяв в руки пакет, поскакала я сдавать эти документы в Институт театра, музыки и кинематографии им. Черкасова, что на Моховой. И сдала.
И первое испытание, которое мне предстояло, было испытание басней.
Несколько дней я жила в том, наверное, состоянии, в котором порядочные люди всходят на костер. Это когда уже не страшно, а из всех мыслей остается одна: «Была не была!!!» Причем именно так, с тремя восклицательными знаками.
В день экзамена две мои подружульки поперлись со мной. Болеть под дверью. Как ни странно, я до сих пор помню басню, которую тогда читала. Правда, не исключено, что с купюрами.
Ни автора, ни откуда я ее взяла — не знаю. Привожу текст.
