Ложь во спасение

Еще больше она осознала его решимость в последующие дни, когда он потел на лечебной физкультуре. Врач пытался сдерживать его, но Стив настаивал на собственном темпе. Он проплывал дистанции, руководствуясь голосом Джей, и бесконечно занимался на беговой дорожке. К третьему дню терапии отверг неизменные костыли и заменил их на Джей. Усмехаясь, обнял ее рукой за плечи и заявил, что в крайнем случае она послужит ему подушкой, если он упадет.

Он быстро набирал вес, с тех пор как из горла удалили трубку и он смог есть самостоятельно, и теперь так же быстро восстанавливал силу. Джей видела, как он изменяется день ото дня. Если бы не повязки на глазах, он казался почти нормальным, но она знала каждый шрам, скрытый под удобным спортивным костюмом, который принес Фрэнк. Руки были все еще розовыми от ожогов, и разрушенный голос никогда не восстановится. При этом память не выказывала никакого признака возвращения. Не было никаких вспышек или проблесков узнавания. Как будто он родился в тот момент, когда начал бороться за выход из бессознательного состояния, чтобы ответить на ее голос, и ничего не существовало перед этим.

Иногда, наблюдая, как он тренируется с этой пугающей неустанностью, Джей почти надеялась, что память не вернется, а потом ее грызло чувство вины. Но Стив так зависел от нее сейчас, и она боялась, что если он начнет вспоминать, то близость между ними исчезнет. Даже когда она пыталась защититься от этой близости, то хранила каждое мгновение и хотела большего. Девушка попалась в силки собственной дилеммы и не понимала, как освободиться. Она могла уйти, чтобы защитить себя, или принять то, что он дал бы ей сейчас, – но никак ни на что не решалась. Все, что она была в состоянии сделать, – ждать и оберегать его с возрастающей свирепостью.

В день, когда должны были снять повязки с глаз, Стив встал на рассвете и беспокойно бродил по больничной палате. Джей тоже пришла пораньше, чувствуя такое же беспокойство, как и он, но заставила себя сидеть неподвижно. Наконец он включил телевизор, внимательно выслушал утренние новости и хмуро сдвинул брови.

– Какого черта эти проклятые доктора не торопятся? – пробормотал он.

Джей взглянула на часы.

– Еще слишком рано. Ты даже не позавтракал.

Он выдохнул проклятье и резко провел пальцами по волосам. Они были все еще короче, чем требовала мода, но достаточно длинные, чтобы прикрыть шрам, который делил череп пополам, – темные и блестящие под солнечным светом, с легким намеком на волнистость. Он побродил еще немного, затем остановился перед окном и побарабанил пальцами по подоконнику.

– Сегодня солнечный день, правда?

Джей посмотрела в окно на синее небо.

– Да, и не слишком холодный, хотя прогноз погоды обещает, что к выходным выпадет немного снега.

– Какое сегодня число?

– Двадцать девятое января.

Его пальцы продолжали сжимать подоконник.

– Куда мы пойдем?

Вопрос поставил Джей в тупик.

– Пойдем?

– Когда они выпишут меня. Куда мы пойдем?

Она почувствовала шок, как от удара в лицо, когда поняла, что его могут выписать из больницы в течение нескольких часов, если с глазами все будет в порядке. Квартира, которую Фрэнк арендовал для нее, была крошечной – только одна спальня, – но встревожило ее совсем другое. Что, если Фрэнк намерен быстро увезти Стива подальше от нее? Принимая во внимание его слова, что она должна побыть со Стивом, пока к нему не вернется память, Пэйн не может так поступить, но с тех пор он не упоминал об этом. План остался таким же? Если так, где он собирается поселить Стива?

– Я не знаю, куда мы пойдем, – слабо ответила она. – Возможно, они захотят отправить тебя куда- нибудь...

Голос затих в мрачной тишине.

– Чертовски плохо, если они это сделают.

Он отвернулся от окна, в движении было что-то смертельное: изящество хищника и власть. Джей посмотрела на него, на силуэт в ярком свете из окна, и горло сжалось. Он стал настолько сильнее, чем прежде, что почти пугал, и в то же самое время все в нем возбуждало ее. Она любила его так, что болело глубоко в груди, и становилось все хуже.

Медсестра внесла поднос с завтраком, затем подмигнула Джей.

– Я заметила, что вы пришли пораньше, так что захватила еще один поднос. Я никому не скажу, и вы не говорите.

Она внесла еще один поднос с едой и улыбнулась, когда Джей поблагодарила ее.

– Сегодня большой день, – бодро сказала медсестра. – Считайте, что это предпраздничная еда.

Стив усмехнулся.

– Вы что, стремитесь избавиться от меня?

– Вы были абсолютным ангелом. Мы ни разу не промахнулись мимо ваших булочек, но что поделаешь: легко досталось – легко потерялось.

Медленный румянец окрасил щеки Стива в красный цвет, и медсестра искренне рассмеялась, потом покинула комнату. Джей хихикала, пока разворачивала столовые приборы и раскладывала их на подносе, как он привык находить их.

– Неси сюда свои великолепные булочки и приступай к завтраку, – распорядилась она, все еще хихикая.

– Если они тебе нравятся – полюбуйся прекрасным зрелищем, – пригласил он, отвернулся и поднял руки, так что она действительно превосходно могла рассмотреть напряженные мускулистые ягодицы. – Я даже разрешу тебе потрогать.

– Спасибо, но еда побеждает твою задницу. Разве ты не голоден?

– Умираю от голода.

Они быстро позавтракали, и вскоре Стив снова начал бродил по маленькой комнате, которая от его неугомонности стала казаться еще меньше. Его нетерпение было ощутимой силой, ощетинившейся вокруг. Он провел в этом помещении слишком много недель, лежа на спине, абсолютно беспомощный и слепой, неспособный даже кормить себя. Теперь вернул себе подвижность и через несколько минут узнает, восстановлено ли зрение. Доктор уверен в успехе операции, но пока повязки не снимут, и он действительно не начнет видеть, Стив не позволял себе верить этому. Его терзали ожидание и неуверенность. Он хотел видеть. Хотел знать, как выглядит Джей; хотел получить возможность совместить ее лицо и голос. Если он навсегда потеряет зрение, то должен увидеть ее лицо хотя бы на мгновение. Каждая клеточка в теле знала ее, ощущала ее присутствие; но даже учитывая, что она описала ему себя, он хотел мысленно представлять ее лицо. Остальная часть исчезнувшей памяти не преследовала его так сильно, как осознание того, что он не помнит Джей, и самым болезненным было то, что он не мог вспомнить ее лицо. Как будто потерял часть себя.

Он поднял голову, как настороженное животное, когда услышал, что открывается дверь, и хирург- офтальмолог засмеялся.

– Я был почти уверен, что вы уже сами сняли повязки.

– Не хочу отнимать у вас хлеб, – ответил Стив.

Он стоял очень спокойно.

Джей была все так же неподвижна, напряжение возрастало, пока она наблюдала, как все они – хирург, медсестра, Ланнинг и Фрэнк – входят в комнату. Фрэнк принес пакет с названием местного универмага и положил его на кровать. Не спрашивая, Джей знала – там уличная одежда для Стива, и была благодарна Фрэнку за то, что он подумал обо всем, потому что она даже и не вспомнила об этом.

– Сядьте сюда, спиной к окну, – сказал хирург, направляя Стива к стулу.

Когда Стива разместили, доктор взял ножницы, прорезал марлю и липкую ленту на виске, потом осторожно снял верхнюю повязку, чтобы не сдвинуть подушечки на глазах и не позволить ленте потянуть кожу.