Ложь во спасение

лица, и военные врачи. Мы делаем для вашего мужа все от нас зависящее.

– Бывшего мужа, – слабо поправила Джей.

– Да. Простите.

Как только они повернули на Висконсин-Авеню, которая привела их к Военно-морскому медицинскому центру, снег пошел сильнее. Пэйн был доволен, что она больше не задавала вопросов, почему мужчина находится в военном госпитале вместо, скажем, джорджтаунской университетской больницы. Конечно, он сказал ей правду, насколько это было возможно. Безопасность – причина его пребывания в Бетесде. Но не единственная. Пэйн наблюдал, как снежинки, кружась, падают вниз, и спрашивал себя, возможно ли из разрозненных нитей соткать нечто правдоподобно целое.

Когда они добрались до медицинского центра, только Пэйн вышел из автомобиля вместе с ней. Маккой коротко кивнул на прощание и уехал. Снежинки быстро посеребрили их волосы, Пэйн взял ее под локоть и поспешно повел внутрь, где их встретила долгожданная теплота, так что кружевные хлопья быстро растаяли. Никто не обратил на них никакого внимания, пока они на лифте поднимались вверх.

Когда двери лифта открылись, они вышли в тихий коридор.

– На этом этаже отделение интенсивной терапии, – сообщил Пэйн. – Его палата там.

Они повернули налево, где двойные двери охранялись двумя строгими молодыми людьми в форме, оба были вооружены. Они, должно быть, знали Пэйна в лицо, потому что один из них быстро открыл перед ними дверь.

– Спасибо, – вежливо сказал Пэйн, проходя мимо.

Отделение было пустым, если не считать медсестер, которые контролировали системы жизнеобеспечения и непрерывно проверяли пациентов. Кроме того, Джей слышала тихий гул, проникающий в каждый уголок отделения: звук приборов, которые поддерживали пациентов или помогали в их восстановлении. Впервые ее осенило, что Стив не может двигаться, присоединенный к одному или нескольким аппаратам, и ноги задрожали. Очень трудно осознать все это.

Пэйн поддерживал ее под локоть, ненавязчиво оказывая поддержку. Он остановился перед дверью и повернулся к ней, ясные серые глаза наполнены беспокойством.

– Я хочу немного подготовить вас. Он тяжело ранен. Череп проломлен, кости лица раздавлены. Он дышит через трубку в горле. Не ждите, что он похож на мужчину, которого вы помните.

Он подождал мгновение, наблюдая за ней, но она ничего не сказала, и, наконец, открыл дверь.

Джей вошла в палату, и на долю секунды сердце и легкие как будто перестали работать. Потом сердце снова забилось в обычном ритме, и она глубоко и болезненно вздохнула. Слезы навернулись на глаза, когда она уставилась на неподвижную массу на белой больничной койке, и его имя беззвучно задрожало на губах. Казалось невозможным, что это... это могло быть Стивом.

Мужчина на кровати был в буквальном смысле почти мумией. Обе ноги сломаны, заключены в гипс и поддерживаются сетью шкивов и петель. Руки почти до локтей обернуты бинтами. Голова и лицо обмотаны марлей, с дополнительными толстыми подушечками на глазах; видны только губы, подбородок и скулы, но они раздуты и изменили цвет. Дыхание вырывалось со свистом слабо, но регулярно через трубку в горле, и еще несколько трубок были присоединены к телу. Мониторы наверху отражали состояние организма. И он все еще жив. До сих пор жив.

Ее горло настолько пересохло, что было больно разговаривать.

– Как я могу опознать его? – надрывно спросила она. – Вы же понимаете, что не могу. Вы знали, как он выглядит!

Пэйн с сочувствием наблюдал за ней.

– Сожалею, я понимаю, что это удар. Но мы вынуждены привлечь вас. Вы были замужем за Стивом Кроссфилдом. Вы знаете его лучше, чем любой другой человек на земле. Возможно, есть какая-то небольшая деталь, которую вы помните: шрам или родимое пятно. Что-нибудь. Не торопитесь, осмотрите его. Я побуду снаружи.

Он вышел и закрыл за собой дверь, оставив ее в комнате один на один с этой неподвижной фигурой, тихими звуковыми сигналами мониторов и слабым свистом его дыхания. Руки сжались в кулаки, и слезы снова навернулись на глаза. Был этот мужчина Стивом или нет, жалость – настолько острая, что причиняла боль, – нахлынула на нее.

Каким-то образом ноги принесли ее поближе к кровати. Она аккуратно обошла трубки и провода, не отводя взгляда от лица или большей части лица, которую могла видеть. Стив? Это действительно Стив?

Она знала, чего хочет Пэйн. На самом деле он ничего толком не объяснил, да это и не нужно. Он хочет, чтобы она подняла простыню и изучила этого мужчину, пока он лежит тут без сознания, беспомощный и голый, если не считать повязок на ранах. Он думает, что она, как жена, очень хорошо знает тело мужа, но пять лет – долгий срок. Она помнила усмешку Стива и дьявольский свет в шоколадных глазах, но другие детали давно исчезли из памяти.

Этому мужчине было все равно, если она откинет простыню и посмотрит на него. Он без сознания, вполне может умереть даже теперь, со всеми этими чудесными аппаратами, присоединенными к телу. Он никогда не узнает. И поскольку Пэйн сказал, что она окажет помощь своей стране, если сможет каким-то образом опознать этого мужчину как Стива Кроссфилда или как определенно не его, то…

Она не могла оторвать от него глаз. Он так ужасно изранен. Как кто-то мог получить такие повреждения и все еще жить? Если бы он пришел в сознание прямо сейчас, хотя бы на мгновение, то все равно захотел бы жить? Сможет ли он когда-нибудь ходить? Пользоваться руками? Видеть? Мыслить? Или, осмотрев свои травмы, сказал бы докторам:

– Спасибо, парни, но думаю, что рискну использовать свой шанс попасть в Жемчужные Врата[2].

Но, возможно, у него огромное желание жить. Возможно, именно это удерживает его от небытия настолько долго, не сознание, а всепоглощающее желание жить. Страстное желание может сдвинуть горы.

Джей нерешительно протянула руку и коснулась его правой руки чуть выше повязок, которые закрывали ожоги. Кожа мужчины оказалась горячей, и она от неожиданности отдернула пальцы. Почему-то она думала, что он будет холодным. Эта очень высокая температура была еще одним признаком того, что жизнь все еще ярко горела в нем, несмотря на неподвижность. Она медленно провела пальцами по его руке, слегка касаясь гладкой кожи чуть ниже внутренней части локтя, осторожно, чтобы не сдвинуть иглы капельниц, по которым в вену поступала прозрачная жидкость.

Он теплый. Он живой.

Сердце тяжело билось в груди, какое-то сильное душевное волнение поднималось внутри, пока она не подумала, что лопнет от усилий, пытаясь справиться с собой. Ее зашатало при мысли о том, через что он прошел и все же еще боролся, бросая вызов судьбе, его дух слишком энергичный и гордый, чтобы сдаться. Если бы она могла, она бы взяла его боль себе.

И в его тело вторглись достаточно. Иглы проникли в вены; провода и электроды передавали каждое биение сердца. Как будто ему мало других ран, доктора сделали еще больше, чтобы вставить дренажные трубки в грудь и бока, и еще несколько трубок. Каждый день множество незнакомцев смотрели на него, трогали его, как будто он просто кусок мяса, делая все, чтобы спасти его жизнь.

Но она не станет вторгаться в его личное пространство, не таким способом. Скромность ничего не значит для него сейчас, но все-таки у него должен быть какой-то выбор.

Все внимание сосредоточилось на нем; в этот момент в мире не существовало ничего, кроме мужчины, неподвижно лежащего на больничной койке. Это Стив? Должна ли она ощутить какое-то чувство близости, несмотря на обезображивающие отеки и повязки, обмотавшие тело? Она попыталась вспомнить.

Стив настолько мускулистый? Руки настолько крепкие, а грудь настолько широкая? Он мог измениться, прибавить в весе, если занимался тяжелой физической работой, которая сильно разработала плечи и руки, так что она не может судить об этом. Мужчины с возрастом становятся шире в груди.

Грудь обрили. Она посмотрела на темную щетину волос на теле. У Стива на груди были волосы, хотя не так много.

Борода? Она взглянула на подбородок и скулы, на то, что могла увидеть, но лицо так распухло, что она не находила ничего знакомого. Даже губы распухли.