Светило солнце, жара не спадала, но Эви не чувствовала солнечного тепла и не видела яркого света. Для нее весь мир окрасился в ледяные серые тона.
«Я уже проходила через это, — думала она в те утренние часы, когда, казалось, не существовало никаких причин вылезать из кровати. — И смогу пережить снова». Но проблема заключалась в том, что первый раз почти убил ее, а сейчас депрессия становилась всё тяжелее с каждым днем, высасывая из нее всё силы. Эви не была уверена, что у нее хватит энергии побороть её.
Бекки просто взбесилась, когда узнала, что Роберт уехал из города.
— Он сказал, что собирается сделать тебе предложение! — бушевала она. Сестра Эви пришла в такую ярость, что ее волосы практически встали дыбом.
— Он и сделал, — вяло ответила Эви. — Я сказала «нет».
Она отказалась отвечать на дальнейшие вопросы Бекки и даже не рассказала той, почему продала дом.
Сгорая, лето подходило к концу. До начала школьных занятий оставалось совсем немного времени. Календарь говорил, что осень наступит только через месяц, но уже ощущался её запах — воздух стал свежим и бодрящим, без пьянящих летних ароматов. Она тоже сгорает, подумала Эви, но ее это не сильно тревожило.
Как только стемнело, Эви устроилась в постели, надеясь поспать несколько часов до возвращения своих шумных соседей. Обычно такие попытки терпели неудачу. Как только она переставала двигаться, воспоминания грозили поглотить ее, она больше не могла удерживать их в дальних уголках сознания. Лежа в ночи, она вспоминала тепло Роберта, и то, как продавливался матрац под его весом, и эти картины были такими яркими, что, казалось, стоило всего лишь протянуть руку и дотронуться до него. Ее пульсирующее лоно жаждало его, жаждало того утонченного экстаза, когда он двигался внутри нее. Она заново переживала все мгновения, когда они любили друг друга, и ее груди набухали от желания.
Роберт ушел, но она не освободилась от него.
Эта ночь ничем не отличалась от предыдущих. Пожалуй, была даже хуже. Эви беспокойно металась, пытаясь не обращать внимания на жар в теле и отчаяние в сердце. Надетая футболка задевала ноющие соски, соблазняя снять ее, но Эви знала, что это не поможет. Когда она пыталась спать обнаженной, ее кожа становилась еще более чувствительной.
Раздался сумасшедший стук, напугав Эви так, что она рывком села на кровати. Затем посмотрела на часы. Больше десяти вечера.
Эви встала и надела халат. Снова постучали, да так оглушительно, словно кто-то пытался выбить ее дверь. Задержавшись, она зажгла лампу в гостиной.
— Кто там?
— Роберт. Открой, Эви.
Положив ладонь на дверную ручку, она застыла. Кровь отхлынула от лица. На мгновение ей показалось, что она сейчас упадет в обморок
— Что тебе нужно? — удалось выговорить ей, но слова прозвучали так тихо, что Эви не была уверена, услышал ли он. Он услышал.
— Хочу поговорить с тобой. Открой дверь.
Его глубокий грудной голос не изменился и звучал так же сдержанно, как и прежде. Эви прижалась лбом к косяку, гадая, хватит ли у нее сил отослать его прочь еще раз. Что еще должно быть сказано? Собирается ли он уговорить ее принять дом? Она не могла там жить, слишком много воспоминаний о нем.
— Эванджелина, лучше открой.
Неуклюже повозившись с замком, она распахнула дверь. Роберт, высокий, подавляющий, тотчас же вошел внутрь. Эви не могла не откликнуться на его появление, эмоции захлестнули ее, и она сделала шаг назад. Его запах окутал ее. А сдержанная мощь его стройного, худощавого тела ощущалась словно удар. Защелкнув щеколду, Роберт развернулся, и она увидела, что его темные волосы взъерошены, а щеки покрыты черной щетиной. Сверкающие, будто зеленое пламя, глаза впились в нее. Он не окинул ее квартиру даже мимолетным взглядом.
— Я спрошу тебя еще раз, — резко начал он, — ты выйдешь за меня замуж?
Эви дрожала от напряжения, но все равно медленно покачала головой. Она вышла бы за него раньше, когда думала, что немного ему дорога, но поняв, что он просто использовал ее… Нет, она не примет его предложение.
Роберт стиснул зубы. В нем ощущалась натянутость, как если бы некое могучее животное свернулось клубком и изготовилось к прыжку. Эви сделала еще один шаг назад. Однако, когда он заговорил, его слова были почти нежными.
— Почему?
Контраст его голоса и той энергии, которая, как Эви чувствовала, бурлила в нем, сводил ее с ума. Отчаяние прошедших недель сгустилось внутри нее, и ей показалось, что она разлетается на куски.
— Почему? — недоверчиво выкрикнула она. — Боже мой, посмотри на себя! Тебя ничего не трогает, да? Ты взял бы всё, что я бы дала тебе, но никогда бы не допустил меня в свою жизнь, не позволил узнать тебя настоящего. Ты возвел вокруг себя холодную стену, а я устала биться об нее!
У него затрепетали ноздри.
— Ты любишь меня?
— Ты за этим приехал? — слезы наполнили ее глаза и медленно покатились по щекам. — Бальзам для твоего эго? Да, я люблю тебя. А теперь — убирайся!
Эви увидела, как его мощные мускулы напряглись, а взгляд полыхнул каким-то диким огнем. Ее сердце неистово забилось, но она слишком поздно заметила опасность. Она повернулась, чтобы сбежать, но Роберт, схватив ее, рывком развернул лицом к себе. Растерявшись, она сначала подумала, что это один из его тщательно рассчитанных жестов, предназначенный показать ей, насколько серьезно он настроен. Но затем она заглянула в его глаза. Зрачки превратились в крошечные черные точки, радужка стала огромной и сверкала, как бледное пламя. На вытянувшемся побелевшем лице, высоко на скулах горели два ярких пятна. Даже Роберт, ошеломленно подумала Эви, не может управлять физическими реакциями своего тела.
Его руки сжались на ее талии, пальцы больно впились в нежную плоть, оставляя, как она знала, синяки.
— Ты права, — почти беззвучно выдохнул Роберт. — Я не хотел, чтобы кто-нибудь становился мне близок. Не хотел тревожиться о ком-либо так сильно. Не хотел позволять тебе или кому-то еще обрести надо мной подобную власть. — Его губы раздвинулись в горькой усмешке, он тяжело дышал. — Не допускать тебя? Боже мой, я пытался, но не смог! Ты желаешь настоящего меня, любимая? Отлично, я твой. Я люблю тебя так сильно, что это выворачивает меня наизнанку. Но есть и обратная сторона, — требовательно добавил Роберт, — я дам тебе больше, чем давал кому-либо, но, клянусь Богом, я и возьму больше. Ты не сможешь выбирать, какие качества тебе нравятся, а какие — нет. Придется принять всё. Ты получишь и хорошее, и плохое вместе, и, предупреждаю тебя, я не джентльмен.
— Знаю, — прошептала Эви. Обвиснув в его объятиях, она не отрываясь всматривалась в него, видела на лбу блестящие капельки пота, свирепое выражение на лице. От только что услышанного кровь в ее венах ускорила свой бег, а голова закружилась от радости. Он любит ее? Она практически не могла принять это, не могла поверить, что он произнес эти слова. Эви смотрела на него, слишком изумленная, чтобы говорить.
— Я ревнив, — все тем же голосом, полным сдерживаемой свирепости, тихо продолжил Роберт. — Я не желаю, чтобы ты даже просто смотрела на другого мужчину, а если какой-нибудь глупец осмелится подкатить к тебе, ему повезет, если он отделается всего лишь сломанной рукой. — Роберт встряхнул ее с такой силой, что у нее клацнули зубы. — Я хочу тебя все время, и теперь, черт подери, буду брать тебя. Я буду на тебе так часто, четыре или пять раз в день, что ты забудешь, каково это — когда я не в тебе. Больше никакого джентльменства и ограничений себя, больше никаких двух раз в день.
Золотистые глаза Эви расширились.
— Понимаю, — едва слышно прошептала она, — я бы не хотела, чтобы ты себя ограничивал.
В нем больше не осталось сдержанности; она чувствовала, как в Роберте бурлит страсть, дикая и
