звук.
Его руки напряглись, он повалил ее на кровать и за двадцать беспокойных секунд, раздел ее донага. Еще десять секунд — и его одежда на полу. Положив руки ей на колени, он развел их, и не дожидаясь согласия, лег на нее. Милла обнимала его, пока он, опираясь на одну руку, другой вводил в нее пенис, и вот одним резким движением он оказался внутри.
Диас замер, открыв рот и тяжело дыша, пока они смотрели друг на друга. Она не могла двинуться; ощущение его внутри себя было слишком острым, почти болезненным в своей мощности. Их взгляды встретились в неярком свете лампы, и она была зачарована напряжением в его лице, его мышцы застыли, будто он не смел двигаться. Ее желание нарастало, но все равно она балансировала на краю лезвия, и знала, что не может его контролировать. Его грудь внезапно поднялась в судорожном вздохе, и он медленно двинулся в глубоком рывке, войдя до самого конца.
Милла сжалась: ее влагалище, все тело. Она сжалась вокруг него, ее зрение затуманилось, пока она кончала, испытывая одну за другой волны почти ослепляющего наслаждения. Никогда раньше она не достигала такого пика, теряя ощущение себя, окружения, всего, что не было этим моментом, экстаза, прошедшего по ее животу, ногам и всем нервным окончаниям. Рывками, он провел ее сквозь это, пронзая, требуя своего освобождения, и одновременно продлевая ее наслаждение. Он снова издал этот животный звук и выгнулся, содрогаясь, пока его бедра двигались, и он, погрузившись в нее, после нескольких долгих моментов, дрожа каждым мускулом, медленно опустился сверху.
А потом все было как пустошь — уныло и одиноко. Она лежала под ним, слишком усталая, чтобы двигаться, едва дыша, и пыталась удержать слезы. Прежде она никогда не плакала после секса, и не знала, почему вдруг хотела сейчас, но она ощущала навязчивую потребность в утешении. Хотелось спрятать свое лицо на его плече и рыдать, как ребенок.
Потому что это была огромная ошибка? Или потому что все закончилось?
Даже при том, что он лежал на ней, тяжело вздыхая, она все равно могла чувствовать небольшое напряжение, идущее по его мышцам, как будто он так и не расслабился, будто уже думал двигаться дальше.
Что говорят после случившегося?
«Ого», кажется, было бы слишком неадекватно и совсем не подходило.
«Сделай это еще раз» — вот что она хотела сказать. В этот момент она не хотела с ним расставаться. Разум вернется к ней, она в этом уверена. Может, через несколько минут. Может, завтра. А пока, она хотела чувствовать его в себе. Снова хотела почувствовать то, что случилось, хотя не знала, хватит ли ей сил попытаться, или выжить, если попробует.
— Сделай это еще раз. — Она все равно это сказала, потому что не могла не сказать. Скользнув ногами по его бокам, она обвила их вокруг него, и обняла руками, подняв таз, в попытке удержать его член в себе.
Диас засмеялся, низким хриплым звуком, а его дыхание отдалось теплом в ее волосы.
— Мне же не шестнадцать. Дай мне еще немного времени.
Он казался притихшим. Но не вышел из нее, наоборот, устроился поудобнее, наконец-то расслабившись и прижавшись к ней так, чтобы его член оставался в ней, пока они не двигались.
— Думаю, все продлилось примерно пятнадцать секунд.
— Мне и меньше хватило, — прошептала Милла, закрывая глаза и вдыхая теплый мужской аромат его кожи.
— Слава Богу, — он уткнулся носом в ее висок и прошептал, — поспи.
А затем закрыл глаза и сам последовал своему совету.
Совсем не похоже на тот первый раз, когда он сказал ей это. В этот раз, ощущение его сверху было настолько замечательным, что Милла все еще старалась сдержать слезы. Как можно спать, когда он весит тонну, когда она едва дышит, когда ей хочется обнять его, плакать и смеяться одновременно? Как можно спать, когда она боится расслабить мышцы, чтобы не потерять его?
Милла все же уснула, слишком уставшая, чтобы было иначе.
Она проснулась от сильных, медленных рывков внутри нее, от рук, держащих ее ягодицы, а Диас прижимал ее к постели и терся своей лобковой костью о ее клитор. У него, возможно, не было богатого опыта, но он точно знал, что делать, знал все ее чувствительные места и точки наслаждения на ее теле, и использовал это знание, чтобы довести до грани, но не доходя до конца. Этот раз был настолько долгим, насколько непродолжительным был первый. Через некоторое время Милла начала бороться с ним за превосходство, пытаясь достичь освобождения, но он был слишком силен и управлял ею, пока не был готов. А потом он начал двигаться в ней, резко и быстро, погружая их обоих в оргазм.
Милла наконец-то приняла душ, хотя с ним это оказалось больше похожим на оргию. Диас остановился на мгновение, пока они стояли под льющейся водой, и дотронулся до пластыря на ее бедре:
— Что это?
— Противозачаточный пластырь.
Диас изучал его с интересом.
— Никогда такого не видел. А что, если сойдет?
— Не сойдет, пока я сама не сниму. Они хорошо приклеиваются. Но я проверяю каждый раз, когда принимаю душ, чтобы убедиться.
Он пробежал кончиками пальцев по окружности ее груди, затем нежно обвел соски.
— Я никогда не занимался сексом без презерватива.
— Никогда?
— Никогда. — Подтвердил Диас. Он смотрел на свои пальцы, которые спускались вниз по ее телу, нежно погладив живот, перед тем как скользнуть между ее ног. Его указательный и средний пальцы вошли в нее. Милла со свистом выпустила дыхание и поднялась на цыпочках, держась за его плечи, чтобы не упасть.
— Мне понравилось, — прошептал он.
— Что? — Она полностью потеряла нить разговора.
— Кончать в тебя. Так что не потеряй этот пластырь.
Ей никогда не нравился изощренный секс: оральный — это все, на что она была согласна. Но Диас не знал границ с ее телом, а она была пьяна физическим наслаждением, позволяя ему делать все, что он хотел. Он взял ее в душе, на полу, сидя на туалетном столике. Он поставил ее к стене и взял стоя. Это был секс, которого у нее не было раньше, настоящий и мощный, удивительно утонченный в исполнении, но примитивный в цели и намерениях. И она возвращалась, чтобы получить больше, возбуждая его член своим ртом, брала в руки его тяжелые яички, чувствуя, как они сжимаются; она делала все то, что он проделывал с ней, лишь бы услышать его хриплые стоны.
К утру, она была размякшей и уставшей, чувствуя, что не может даже говорить. К утру, она едва помнила как это — не знать его тела, не чувствовать его в себе, она обнимала его и впитывала мощь его рывков, когда он кончал. К утру, она принадлежала Диасу.
Она проснулась от легкого лучика света, проходящего через края задернутых занавесок. Он лежал рядом, тяжелой рукой обвив ее талию, согревая теплом дыхания ее плечо.
Милла почувствовала себя глупо. Она была больше, чем просто шокирована, но все было так: она принадлежала ему, как никогда не принадлежала Дэвиду. Осознание этого причинило ей боль. До того дня, как Джастин был похищен, ее брак, хотя и был счастливым, но она оставалась отдельной личностью, и Дэвид — тоже. Он был поглощен своей работой, конечно, и сейчас был, а она была довольна тем небольшим, почти незаметным расстоянием между ними. Было хорошо ощущать это чувство независимости, управления собственной жизнью.
Но Дэвид был цивилизованным мужчиной, а Диас… не был. Он никогда не позволит ей сохранить даже такое мельчайшее расстояние.
Она очень хорошо знала, что легла с хищником. Он был опасен, непредсказуем, но она никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем в его объятиях. Он использовал ее для собственного удовольствия, но ведь и он доставил ей наслаждение. Прошлой ночью был не просто секс, хотя она думала, что так будет. Вместо этого все это было… страстным, чувствительным, сексуальным и неожиданным.
