инстинкт, узнавала его и приветствовала как старого друга. Бесчисленные жизненные правила, которые ее всегда окружали и которым она следовала без колебаний, были здесь неуместны. Никому не было дела, носит она нижнюю юбку или нет, и никто не счел бы ее невоспитанной, если она не станет вести светскую беседу. Вероятно, Рейф отнесся бы с беззастенчивым мужским одобрением к ее отказу от нижней юбки. Свобода поведения медленно проникала в ее разум, а оттуда в кровь. Она чувствовала себя так же свободной от условностей, как ребенок.
На третий день после того, как они покинули лагерь под каменным навесом, выяснилось, что Энни не беременна. Она думала, что вздохнет с облегчением, и была поражена, почувствовав сожаление. Очевидно, стремление зачать ребенка от любимого человека было еще одним первобытным инстинктом, проявляющимся вне зависимости от логики и обстоятельств.
За несколько коротких недель вся ее жизнь изменилась, и, несмотря на опасность, идущую по их следам, Энни чувствовала себя чудесно. Если бы Рейфу ничто не грозило, она была бы вполне удовлетворена такой жизнью, где только они вдвоем существовали под небом, настолько потрясающим, что ей стало понятно, почему люди когда-то поклонялись солнцу, как божеству, почему всегда кажется, что рай находится вверху, где-то в этой огромной синей чаше.
Энни все еще мучилась из-за того, что ей пришлось убить, однако рассказ Рейфа о том, что за человек был Трэйгерн, помог ей. Она отодвинула свои сожаления и сосредоточилась на дальнейшем, как обычно поступают воины.
– Мне здесь нравится, – сказала она Рейфу однажды вечером, когда пурпурные сумерки начали скользить вверх по склонам гор. Пока золотистый солнечный свет все еще заливал их, однако приближающиеся тени шептали о скором приходе ночи.
Рейф слегка улыбнулся, пристально глядя на Энни. Она больше не утруждала себя возней со шпильками – ее длинные русые волосы были заплетены в одну косу, спускающуюся по спине. Прядки, выгоревшие на весеннем солнце добела, нимбом окружали ее лицо. Рейф с трудом заставлял ее носить шляпу: Энни надевала ее в середине дня, но утром и вечером он чаще всего видел ее с непокрытой головой. Она не очень загорела и, как он подозревал, никогда и не загорит. Ее чистая кожа слегка потемнела и приобрела теплый оттенок. Нижняя юбка, по-видимому, осталась для Энни в прошлом: она отказалась от нее ради прохлады и большей свободы движений. Длинные рукава ее блузки обычно были закатаны, кроме тех случаев, когда Рейф просил ее опустить их, чтобы защитить руки от солнца, а две верхние пуговки на шее всегда оставались расстегнутыми.
Энни все еще сохраняла ту женскую аккуратность в мелочах и всегда выглядела свежей и чистенькой. Но теперь она стала гораздо менее напряженной и казалась вполне счастливой, чем удивляла Рейфа. Он думал, что потеря медицинской практики будет постоянно терзать ее. Однако все это было ей пока в новинку. Рейф знал, что рано или поздно очарование такой жизни постепенно померкнет, и вот тогда она начнет скучать по своей профессии, ради которой всю жизнь училась.
– Что тебе нравится больше всего? – лениво спросил он.
– Свобода. – Энни улыбнулась ему в ответ.
– Мы в бегах. Ты ощущаешь это как свободу?
– Я все это ощущаю как свободу. – Она обвела рукой окружающий их простор. – Все это больше, чем жизнь. И здесь нет правил – мы можем делать что хотим.
– Правила есть везде. Просто здесь они другие. Там, в Филадельфии, – тебе нельзя ходить без нижней юбки, здесь не ходят без оружия.
– В Филадельфии мне пришлось бы купаться за запертой дверью. – Энни указала туда, где маленький ручей, у которого они разбили лагерь, вливался в озерцо, как раз достаточно большое для купания. – А здесь нет дверей, которые надо запирать.
При упоминании о купании выражение его светлых глаз изменилось. Последние несколько дней, когда у Энни началась менструация, Рейф все больше приходил в отчаяние. Если она совсем разденется, как она, очевидно, и намеревалась, он дойдет до того, что станет биться головой о скалу, чтобы избавиться от своих мучительных желаний. Мужчина, путешествующий в глуши, привыкает к длительному отсутствию женщины, но чертовски легко привыкнуть к ней снова. Тиран в его брюках приобрел привычку к частым любовным играм и доставлял Рейфу немало мучений.
Энни улыбнулась ему медленно и нежно.
– Почему бы тебе не искупаться вместе со мной. – Это – был вопрос. Она начала расстегивать блузку, спускаясь к излучине ручья, туда, где он становился глубже и шире. Рейф вскочил на ноги, сердце его сильно забилось.
– Ты уже в порядке? – хрипло спросил он. – Потому что если ты снимешь одежду передо мной, детка, я потеряю рассудок.
Она улыбнулась ему через плечо. Ее темные глаза смотрели мягко и сонно. Этот соблазняющий взгляд словно ударил его под ложечку. Проклятие! Как это женщина, совсем недавно еще совершенно невинная, научилась этому так быстро? – Я в порядке, – сказала Энни.
Несомненно, Рейф немало постарался, чтобы она потеряла свою невинность. Он занимался с ней любовью так часто и столькими способами все эти недели, что иногда чувствовал себя одурманенным вожделением, как наркоман. А женщины – природные соблазнительницы, даже когда они не знают что делают. Одно то, что они принадлежат к женскому роду, делало их соблазнительными, естественным магнитом, притягивающим мужчин.
Но даже переполняющее желание не могло заставить Рейфа забыть об осторожности. Хоть и не видел никаких признаков преследования, он пригасил костер, чтобы его нельзя было заметить в густеющих сумерках, взял ружье и револьвер с собой к ручью, положив так, чтобы их легко можно было схватить. Потом начал раздеваться, не отводя взгляда от Энни.
Она уже сняла блузку, потом остановилась, чтобы расплести косу. Поднятые вверх руки приподняли и обнажили ее груди, и так едва прикрытые тонкой сорочкой. Обрисовавшиеся соски, уже вставшие торчком, натянули ткань. У Рейфа закружилась голова.
Он заставил себя отвести взгляд и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Медленно и внимательно огляделся вокруг, чтобы убедиться, что им не грозит никакая опасность, и снова принялся снимать одежду, а Энни, уже обнаженная, входила в озерцо. От вида ее округлых с ямочками ягодиц голова у него закружилась снова.
Озерцо в самом глубоком месте доходило только до колен и казалось ледяным после жаркого весеннего солнца. Энни чуть не взвизгнула от холода и нашарила ногой гладкое место, куда можно сесть. Затаив дыхание, она села.
Она не могла упустить возможности искупаться и постирать одежду. Взяла кусок мыла, намылила ткань и начала стирать.
Рейф вошел в озерцо. Казалось, он даже не замечает температуры воды. Глаза его горели от возбуждения. При виде его мощного мускулистого тела у Энни снова перехватило дыхание. Она начала сомневаться в том, что ей удастся сперва закончить работу.
– Принеси свою одежду, – сказала она. – Ее надо выстирать.
– Потом, – ответил он гортанным голосом.
– Сначала одежда.
– Почему? – Рейф сел в воду и потянулся к ней. Затем внезапно почувствовал температуру воды, и глаза его широко открылись.
– Черт! – воскликнул он.
Энни пыталась побороть дрожь тем, что терла одежду все усерднее.
– Вероятно, к воде придется долго привыкать, во-первых. Во-вторых, если я сначала не выстираю одежду, она останется нестираной. Ты что серьезно думаешь, что у меня хватит энергии на стирку потом?
– Не думаю, что смогу привыкнуть к такой воде, – пробормотал Рейф. – Дьявол, придется постирать!
Скрывая улыбку, Энни встала и стянула его в воду. Рейф хмуро взял мыло и начал тереть свое белье.
Но через несколько минут вода перестала казаться такой холодной, и тепло заходящего солнца на
