порождая этим насилие в сфере труда и способствуя дрейфу рабочего класса в направлении радикализма и анархосиндикализма. Политическая система представляла собой неинституциализованное личное и олигархическое правление, которому недоставало автономии, сложности, согласованности и адаптивности. Власть была централизованной, но ее было мало, и использовалась она все чаще в личных целях. Экономическое развитие, вызванное политикой Диаса, породило общественные силы, которым не находилось места в рамках политической системы, на сохранении которой Диас настаивал. Когда диктатор был в конце концов свергнут, все было готово к началу кровавой борьбы за власть между освободившимися от контроля элитами и к быстрой мобилизации в политику рабочих и крестьянских масс. Разразившаяся в результате революция привела к серьезным изменениям в мексиканской политической культуре и обновлению всех политических институтов. За два десятилетия перед 1910 г. Мексика пережила быстрое экономическое развитие и модернизацию. За три десятилетия после 1910 г. в Мексике наблюдались такие же, если не более быстрые, политическое развитие и политическая модернизация. На смену слабой, неинституциализованной системе личного правления, существовавшей до революции, системе, в которой доминировали личные интересы и общественные силы, пришла автономная, слаженная и гибкая политическая система высокой сложности, обладавшая собственным, независимым от общественных сил, существованием и продемонстрировавшая свою способность к сочетанию достаточно высокой централизации власти с расширением участия общественных групп в политической системе. Цена этих достижений была велика: 1 млн. мексиканцев были убиты или умерли от голода; почти все первые лидеры революции были убиты на каком-то из ее этапов; хозяйство страны было полностью дезорганизовано. Но эти жертвы были, по крайней мере, не напрасны. Политическая система, возникшая в результате революции, обеспечила Мексике политическую стабильность, беспрецедентную для Латинской Америки, и политическую структуру, необходимую для нового периода быстрого экономического роста в 1940-1950-е гг.

Революция способствовала отлаженности мексиканской политической системы за счет того, что она разрушила жесткую классовую стратификацию и положила конец традиционному для мексиканского общества расколу между аристократической, креольской, военной, религиозной традицией, пришедшей из колониальных времен, и либеральным, индивидуалистическим, гражданским средним классом, который сформировался в XIX в. По существу, революция произвела что-то вроде гегелевского синтеза. Консервативно-колониальная традиция была корпоративной по форме и феодальной по содержанию; рожденное в XIX в. движение, связанное с именами Хуареса[47] и Мадеро, было индивидуалистским по форме и либеральным по содержанию. Революция хорошо перемешала то и другое в составе политической культуры, плюралистической по форме и популистской, даже социалистической по содержанию. Этим был положен конец той вражде, которая разделяла мексиканское общество, и в конечном счете даже группы, враждебные революции — помещики, церковь, армия, — смирились с необходимостью сосуществовать по ее правилам. Революция, кроме того, произвела на свет новый объединяющий общественный миф и новые основания легитимности. Она дала Мексике национальный эпос, национальных героев и национальные идеалы, в соответствии с которыми можно было формулировать цели и оценивать результаты. Идеалы революции, отчасти получившие определение в конституции 1917 г. — первой социалистической конституции мира, — легли в основание мексиканского общественного согласия, во многом в той же мере, что и Конституция и Декларация независимости в США. «Подход ко всякому общественно значимому вопросу, его рассмотрение, приятие или отвержение того или иного решения осуществляются с точки зрения ценностей революции, и всякий серьезный автор какой- либо инициативы с необходимостью обосновывает законность своей точки зрения, выдавая ее за подлинное, быть может, единственно подлинное выражение идеалов революции»49.

Революция не только породила новые политические институты и наделила их способностью обеспечивать свою автономию от общественных сил и свою власть над ними. Партия стала эффективным инструментом как для выражения, так и для объединения групповых интересов. Перед революцией мексиканские политики впали в типичный для Латинской Америки «средиземноморский» стиль корпоративной политики, при котором иерархически организованные общественные силы — в первую очередь церковь, военные и землевладельцы — соперничали друг с другом и держали под своим контролем слабые политические институты50. По мере того как мексиканское общество модернизировалось, к этим традиционным общественным силам добавлялись предприниматели, рабочие и профессиональные группировки. Задача революции состояла в том, чтобы подчинить автономные общественные силы эффективным политическим институтам. Эта цель была достигнута в 1930 -е гг. путем включения этих общественных сил в состав революционной партии и путем организации внутри этой партии четырех секторов — аграрного, промышленного, народного и военного. Каждый сектор, в свою очередь, характеризовался множеством групп и интересов, принадлежащих соответствующим общественным силам.

Конфликты между секторами приходилось теперь решать в рамках партии, под руководством президента и центральных органов партии. Партийные центры внутри районов приписывались секторам с учетом их влияния в каждом районе, и каждый сектор был обязан поддерживать кандидатов, выдвинутых другими секторами. Система институциализованных сделок и компромиссов внутри партии пришла на смену прежней преторианской политике открытого конфликта и насилия. Секторальная организация партии также способствовала усилению центрального руководства, уменьшая влияние местных начальников и региональных каудильо. Интересы секторов были подчинены интересам партии и включены в последние. Сочетание политического института, обладающего властью, с сохранением представительства организованных групповых структур «средиземноморской» политики создало, по существу, новый тип политической системы, который лучше всего описывается выражением Скотта: корпоративный централизм.

Подчинение ранее автономных общественных сил правящему политическому институту нигде так отчетливо не проявилось, как в менявшейся роли военных в мексиканской политике. Перед 1910 г. политика Мексики была политикой милитаризма и насилия. «Пожалуй, ни одна страна в Латинской Америке, — пишет Льевен, — не страдала так долго и так глубоко от проклятия хищнического милитаризма, как Мексика. Более чем тысячу вооруженных восстаний пришлось пережить этой несчастной республике в первое столетие своего национального существования»51. Революция положила этому конец. В мексиканской истории президентские выборы и военные мятежи шли рука об руку. Последний успешный военный мятеж против избранного президента был в 1920 г. Во время мятежа 1923 г. на стороне мятежников была половина офицерского корпуса, и мятеж был подавлен с помощью вооруженных отрядов рабочих и крестьян. Участие этих групп показало, что способности военных монополизировать насилие и осуществлять принуждающее политическое действие приходит конец. Мексиканская политика становилась слишком сложна, чтобы осуществлять контроль над нею с помощью одной только военной силы. Менее четверти офицеров поддержали военный мятеж 1927 г., а в 1938 г. последний военный мятеж послереволюционной эры не нашел никакой существенной поддержки и был легко подавлен.

Исключению военных из политики способствовало введение более профессиональных систем подготовки, осуществленное в 1920-е гг., и довольно решительная политика в сфере назначений и увольнений, которая должна была помешать какому-нибудь генералу построить локальную политическую машину. Однако решающим фактором, приведшим к уходу военных из политики, стала организация в 1929 г. революционной партии и настойчивое требование ее первых двух руководителей, Кальеса и Карденаса (которые оба были генералами), чтобы размещение партийных центров и определение политики производились внутри партийной структуры. Когда партия была реорганизована в 1938 г., был создан военный сектор — чтобы обеспечивать представительство военных внутри партии. Цель этой меры состояла не в том, чтобы усилить роль военных в мексиканской политике, а в том, чтобы вместо насильственных методов использовать электоральные и переговорные. Защищая военный сектор, Карденас заявлял: «Мы не втягиваем армию в политику. Она уже в ней участвовала. Более того, она занимала доминирующее положение в ситуации, и мы правильно сделали, что уменьшили ее влияние до одного голоса из четырех»52. Три года спустя президент Авила Камачо упразднил военный сектор партии, расколол военный блок в конгрессе и отправил в отставку многих

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату