молчал и она поняла что он решил на время оставить свои вопросы без ответов. Возможно, он действительно поверил, что ей просто не хочется плавать. Если бы он только знал, насколько ей хотелось поплавать, как она жаждала почувствовать прикосновение прохладной воды к перегретой коже, но не могла заставить себя надеть купальный костюм, даже в уединенной части его дома. Она знала, что маленькие белые шрамы едва видимы теперь, но все еще боялась, что кто-то может заметить их. Она все еще чувствовала их, даже при том, что зеркало говорило об обратном. Скрывать их вошло у нее в привычку, и Мишель уже не могла иначе. Она не одевалась и не раздевалась перед Джоном, и никогда не поворачивалась к нему обнаженной спиной. Даже если он и заметил ее нежелание обнажаться перед ним, скорее всего, посчитал что причиной этому стеснительность. Ночью, в кровати, это не имело значения. Если был свет, он был слабым, а Джона в этот момент занимали совсем другие вещи. Тем не менее, Мишель настаивала на том, чтобы носить длинную ночную рубашку в кровати. Она могла быть обнаженной большую часть ночи, но засыпала и просыпалась она всегда в рубашке. Все в ней сжималось от необходимости объяснять те шрамы.
Барбекю было таким, каким она запомнила его по прошлому – много еды, разговоров и много смеха. Адди когда-то была одной из самых близких подруг Мишель, и осталась той же милой болтушкой, какой запомнила ее Мишель. Адди немного поправилась после рождения двоих детей, но ее лицо по-прежнему было милым и доброжелательным. Стиву, ее мужу, иногда удавалось вставить свои два цента в беседу, но только зажав рот жены ладонью. Адди смеялась всякий раз, когда он прибегал к этой тактике.
- Это наша старая шутка, - объяснила она Mишель, когда они готовили для детей tacos. - Когда мы познакомились, Стив использовал мою разговорчивость как предлог, чтобы поцеловать меня. Святая корова, ты так хорошо выглядишь! И я догадываюсь, в чем причина. Вернее, в ком, и этот кто-то - шесть футов три дюйма чистых мускулов. Господи, помню, я готова была в обморок упасть, всякий раз, когда Рафферти заговаривал со мной! Помнишь? Ты же фыркала и уверяла, что тебе он нисколечко не нравится. «Liar, liar, pants on fire». - Адди пропела детский стишок, с таким задором и весельем, что Мишель не могла не рассмеяться в ответ.
С другой стороны бассейна голова Джона повернулась на этот звук, и он замер, ошеломленный тем, как расцвело лицо Мишель, когда она рассмеялась в ответ на слова Адди. Он постарался вернуть нить беседы, стараясь, чтобы никто не заметил причин его скованности. Почему она не смеялась так рядом с ним?
Вопреки своим опасениям, Мишель наслаждалась вечеринкой. Ей нравилось непринужденное общение, так отличающееся от утонченных званых обедов, вечеринках на яхте, обедов в пользу сбора средств и так далее, от всего, что составляло ее прошлую жизнь. Джон думал, что она наслаждалась той жизнью, но на самом деле Мишель с трудом ее выносила. Ей нравились вопли детей, то, как они плескали водой в каждого взрослого, неосторожно оказавшегося вблизи бассейна, нравилось, что никто не сердился на них, за то, что они мокрые. Наверное, им было очень приятно обливаться водой при такой жаре и помогало хоть немного освежиться. Мишель наблюдала за мужчинами, которые, собравшись в группу, обсуждали проблемы ранчо и погоду, женщины предпочитали обсуждать соседей. Но эти группы постоянно менялись, и к тому времени, когда дети ушли спать, все взрослые сидели вместе. Джон дотронулся до руки Мишель, садясь рядом с ней, и этот жест собственника вызвал возбужденное покалывание во всем ее теле. Изо всех сил Мишель старалась держать себя в руках, чтобы не уставиться на него как влюбленная дура, но чувствовала, что ей не удается обмануть окружающих. Ее щеки вспыхнули, Мишель посмотрела на Джона, и поняла, что он давно наблюдает за ней, и его взгляд был полон неприкрытого желания.
- Поехали домой, - сказал он низким голосом.
- Так быстро? – Запротестовала Адди, но в следующую минуту все услышали отдаленный грохот грома.
Все дружно посмотрели в вечернее небо, безошибочно уловив признаки ливня, который на некоторое время прогонит жару, и заполнит подсохшие отмели и реки. На западе, в районе бухты, мерцала молния, в потоке черных облаков.
Френк Кэмппбел сказал:
- Мы должны использовать хороший дождь. Возможно, следующий придет не раньше чем через месяц.
Такая же погода была в тот день, когда Джон впервые привез Мишель на ее ранчо, когда они вместе ездили в Тампу, первый раз, когда он занимался с ней любовью. Его глаза блестели, и Мишель поняла, что он думает о том же. Ветер, внезапно поднявшийся с запада, принес прохладный запах дождя и соли, волнение шторма. Все начали будить детей и собирать пищу, занося во внутренний дворик прежде, чем хлынет дождь. Гости наскоро прощались, рассаживаясь по пикапам и автомобилям.
- Рада, что пошла? – Спросил Джон, поворачивая на шоссе. Мишель задумчиво наблюдала за тем, как причудливо молния разрезает потемневшее небо.
- Да, я замечательно провела время. - Она придвинулась поближе к Джону, в поисках тепла.
Он вцепился в руль грузовика, стараясь удержать его прямо, под сильными порывами ветра, чувствуя, как ее груди мягко касаются его каждый раз, когда он двигает правой рукой. Джон резко втянул в себя воздух, почувствовав неминуемое ответное возбуждение.
- Что случилось? – Спросила Мишель сонно.
Вместо ответа Джон взял ее руку и прижал к напрягшейся ткани своих джинсов. В ответ Мишель мягко застонала, ее тонкие пальцы сжали твердый бугор, а тело автоматически прижалось к Джону. Он почувствовал, как Мишель расстегивает его джинсы. Затем ее рука скользнула внутрь и сжала возбужденную плоть. Джон громко застонал, его тело дернулось, поскольку он пытался сосредоточиться на дороге. Это была самая сладкая пытка, которую он мог вообразить, ему пришлось стиснуть зубы, поскольку рука Мишель переместилась еще ниже, сжала его, заставив почувствовать себя на краю безумия. Он хотел ее, хотел немедленно. Вывернув руль, Джон остановил грузовик на обочине, как раз когда крупные капли дождя начали падать на ветровое стекло.
- Почему мы остановились? – Пробормотала Мишель.
Вместо ответа Джон выключил фары и притянул Мишель к себе, пробормотав что-то неразборчиво.
- Джон! Мы же шоссе! Нас кто угодно может увидеть!
- Сейчас темно и идет дождь, - возразил он, спуская футболку с плеч Мишель, одновременно стягивая с нее брюки. – Никто нас не увидит.
Мишель нравилось дразнить, возбуждать, чувствовать его твердость в своей руке, но она думала, что он подождет, пока они вернутся домой. Она должна была знать его лучше. Джона не заботило, в спальне они или нет, его аппетиты были сильными и немедленными. Мишель уступила, ослабев перед лаской его рта и рук, позабыв обо всем на свете. Шел дождь, гремела гроза, вода с шумом стекала по грузовику, словно они находились под водопадом. Мишель слышала только грубые сексуальные слова, которые он шептал ей, откинувшись на заднее сиденье и посадив ее сверху. Почувствовав, как он входит в нее, Мишель вскрикнула и выгнулась в его руках, ее мир стремительно вращался в вихре невероятных ощущений.
Позже, после того, как дождь ослабел, Мишель обмякла в его руках, когда Джон нес ее в дом. Ее руки, обвитые вокруг его шеи, нехотя разомкнулись, когда он осторожно положил ее на постель в спальне. Она была пресыщена, ее тело все еще дрожало от пережитого удовольствия. Джон поцеловал ее глубоко, проводя рукой по грудям и животу.
- Хочешь, я раздену тебя? – Пробормотал он.
Мишель уткнулась носом в его шею.
- Нет, я сделаю это сама … через минуту. Мне не хочется сейчас двигаться.
Его большая рука замерла на ее животе, затем спустилась ниже.
- Мы ничего не использовали.
- Все в порядке, мягко уверила его Мишель.
Сейчас у Мишель как раз начался безопасный период. Ее цикл только что закончился, возможно, этим и объяснялась эта неконтролируемая вспышка желания. Джон потерся своими губами о губы Мишель, покрывая их короткими быстрыми поцелуями.
- Мне очень жаль, малышка. Я так хотел тебя, что повел себя как сопливый подросток.
