могущество, воля. Смысл примерно один, только с разными оттенками. Если взять это слово в первоначальном значении, то какую власть имел хранитель? Власть над сокровищем, абсолютный контроль над ним? Как гласит пословица, «деньги — это власть», но в хрониках говорилось, что сокровище тамплиеров ценнее золота. Следовательно, речь идет не просто о казне, а о чем-то более значимом для них.
Ладно, чем бы ни было их сокровище, какой властью оно могло наделить хранителя? Если Черный Ниал обладал таким могуществом, то почему же он прожил долгие годы вероотступником в удаленной местности горной страны? Каким образом тамплиер, человек, по идее, религиозный, был столь же известен своими сексуальными победами, сколь и искусством владения мечом?
Следующие два часа работы не внесли никакой ясности. Сокровище было неким «осознанием Господней воли», понятием довольно неопределенным, или «доказательством воли Господа», что также можно трактовать как угодно. Оно заставляло «склоняться перед ним королей и народы»и «побеждать зло».
Грейс читала на экране слова: «Хранитель пройдет сквозь все времена по пути Господа нашего Иисуса Христа, чтобы сразиться со змием». Звучит так, словно хранитель берет на себя миссию Христа в борьбе с сатаной, для чего должен иметь неограниченную власть, кроме того, вести жизнь благочестивую и безупречную. Задача довольно трудная сама по себе, а судя по тому, что Грейс уже знала о Черном Ниале, он даже и не пытался так жить.
Так что же это за сокровище, что за власть? Какой-нибудь религиозный миф? Перриш, кажется, верит в существование золота, и стремление заполучить его может служить довольно веским мотивом его преступных действий.
Интересно, что имеется в виду под сокровищем, которое ценнее золота и дороже любого богатства? Ни один из тамплиеров даже под пытками не раскрыл тайну. Возможно, большинству и нечего было сказать, но уж Великий магистр, конечно, все знал. Однако он предпочел взойти на костер и унести тайну с собой. Он проклял короля Франции и папу, оба умерли в тот же год, подтвердив тем самым давнее суеверие, что тамплиеры заключили союз с дьяволом.
Грейс медленно составила весьма неуклюжее предложение: «Хранитель прошел сквозь время, покорив вечность». Она попыталась еще раз: «Хранитель провел годы в борьбе с вечностью». Какие годы? После разгрома Ордена? Предполагалось ли, что хранитель будет сражаться с Филиппом и Климентом во имя Ордена? Но почему тогда Черный Ниал вел свои битвы в постели, а также в горах и болотах Шотландии. Все это не имело смысла.
Грейс страшно устала, поэтому, сохранив файл, выключила компьютер. За шесть месяцев она перевела все повествования о битвах и победах Черного Ниала, содержавшиеся в хрониках на латыни, английском и французском, но кое-какие места на гэльском оставались для нее совершенно непостижимыми. При чем здесь, например, диета? Какое отношение к истории тамплиеров имеют нормы потребления соли? Или количество выпитой ими воды, которое должно зависеть от веса тела? Однако в середине длинного пассажа об обязанностях хранителя говорилось: «Vietus Rationem Temporis», то есть «диета времени» или «для времени».
Грейс застыла с поднятыми руками, не сняв свитера. Время. С чем оно может быть связано, если упоминается и в латинском, и в гэльском текстах? Поразмыслив, она пришла к выводу, что нечто подобное встречалось ей также во французских рукописях. Тут же бросилась к шаткому сооружению, которое использовала в качестве письменного стола, порылась в бумагах и отыскала нужную страницу: «Он не будет связан цепью времени».
Пройдет сквозь время. Не связан цепью времени. Диета времени. Здесь есть нечто общее, только она не улавливала смысла. Все сосредоточено на времени, но как использовано это понятие — в метафорическом или концептуальном значении? И что могло значить время для тамплиеров?
Ладно, не стоит пока ломать голову над ребусом. Когда она полностью закончит перевод, у нее появится возможность увидеть и оценить картину в целом. Недели через три, от силы через месяц она справится с гэльским разделом, который оказался ужасно трудным, и его приходится вновь и вновь откладывать. Нет даже уверенности в точности перевода, но она сделала, что могла.
Переодевшись ко сну, Грейс сложила бумаги в компьютерный чемодан и поставила его рядом с кроватью, чтобы не терять время на сборы, если возникнет необходимость срочно уехать.
Она выключила свет и легла в неуютную холодную постель, уставившись на темное окно, за которым падал мягкий снег. Лето ушло, яркие краски превратились в монохромные тени зимы. Минуло восемь месяцев с тех пор, как закончилась ее старая жизнь. Она выжила, но не могла сказать, что живет.
Ее сердце оледенело, словно земля под снегом, а ее ненависть к Перришу только затаилась на время и нисколько не уменьшилась. Грейс знала, что она живет в ее сердце и однажды вырвется из-под контроля.
И каждый день Грейс благословляла Хармони. Это благодаря подруге у нее в кейсе лежит сейчас паспорт на имя Луизы Кроли, который она хранила на случай бегства, найдя себе другое имя и другую работу.
Марджори Флинн просуществовала два месяца, ее сменила Полетта Боттомс. Еще одна низкооплачиваемая работа, еще одна дешевая комната. Территория вокруг Миннеаполиса достаточно большая, чтобы затеряться и никогда не встретить прежних знакомых, а новых подруг она по совету Хармвни не заводила, поэтому менять имена было нетрудно. Грейс берегла каждый пенни и сумела накопить почти четыре тысячи долларов, включая деньги, оставшиеся у нее после покупки машины. Преследуя убийцу, нельзя снова оказаться беспомощной.
Но такой она уже не сможет быть даже без денег и машины. Отчасти ее прежняя растерянность объяснялась полной неспособностью к выживанию на улицах, а теперь все по-иному. Бесстрастное выражение лица, похожего на холодную маску, сразу давало понять уличным хищникам, что ее так просто не возьмешь. По ночам Грейс тщательно отрабатывала в своей маленькой комнате приемы, которым ее обучил Матео, пытаясь извлечь из них максимум для самозащиты и нападения.
Она всегда ходила вооруженной, не расставаясь с дешевым пистолетом, кроме того, под свитером был нож, в ботинке — заточенная отвертка и карандаш — в кармане. Найти место для тренировки было не так легко, поэтому Грейс уезжала за город, где если не в полной мере, то хотя бы в какой-то степени научилась пользоваться огнестрельным оружием и теперь чувствовала себя достаточно уверенно.
Вряд ли кто-нибудь из старых знакомых узнал бы ее, даже встретившись с ней лицом к лицу. Волосы она распускала только у себя в комнате, обычно забирая их под бейсболку или дешевый светло-каштановый парик. Она похудела, весила не больше ста фунтов, на впалых щеках выступили скулы. Чтобы сохранить хоть какую-то физическую форму и не потерять силы, Грейс заставляла себя есть и постоянно тренировалась. Она теперь носила облегающие джинсы, прочные черные ботинки и теплую куртку, защищающую от зимнего холода Миннесоты. Следуя наставлениям Хармони, Грейс купила дешевую косметику, научилась пользоваться тушью, румянами, губной помадой и уже не выглядела ходячей покойницей.
С ней много раз пытались знакомиться, но холодного «нет» было достаточно, чтобы мужчины тут же оставляли ее в покое. Лишь во сне Грейс мучили и заставляли просыпаться сексуальные желания, над которыми она оказалась не властна. Черный Ниал полностью завладел ее мыслями, обосновался уже в подсознании. Он был тут, в битвах и любви, мрачный и прекрасный, мужественный, грозный и такой реальный, что Грейс просыпалась, дрожа от страха, хотя он никогда не угрожал ей. Однако Черный Ниал, рожденный ее воображением, не относился к числу тех, кому можно запросто перейти дорогу. Во сне Грейс опять чувствовала себя живой, теперь пустота в сердце не могла защитить ее даже днем, она продолжала тосковать по его прикосновениям.
Впрочем, если она в самом деле собирается уснуть, то не следует предаваться таким воспоминаниям. Грейс повернулась на бок и закрыла глаза.
Картина была настолько живой, что Грейс слышала звон мечей, видела, как падают сраженные воины, слышала крики боли, с ужасом глядела на искаженные предсмертной мукой лица. Если бы она могла выбирать между битвой и сексом, то определенно выбрала бы секс, хотя знала, что потом ее будет терзать чувство вины.
Через час бесполезного лежания она вздохнула, приготовившись к бессонной ночи, поскольку мозг отказывался прекращать работу. Мысленно Грейс опять и опять возвращалась к рукописям, думала о Ниале,
