с костюмами и галстуками даже в постели. Судя по электронному табло, где попеременно загорались показания времени и температуры, воздух прогрелся до тридцати двух градусов.
Денек был славный, один из тех, когда особенно приятно пройтись пешком.
Дойдя до угла, Суини остановилась у прилавка, где продавались хот-доги. Этого старика торговца она предпочитала всем другим за добродушие и приветливость. Улыбка почти не сходила с его загорелого лица, на котором выделялись ровные белоснежные зубы. Вероятно, протезы, ибо в таком возрасте люди редко умудряются сохранить то, что дано им от природы. Как-то раз, торговец признался Суини, что ему стукнуло шестьдесят восемь, самое время отправляться на пенсию. Такие развалины, как он, должны уступать дорогу тем, кто помоложе, и не мешать им зарабатывать себе на хлеб. С этими словами старик рассмеялся, и Суини поняла, что он и не думает уходить от дел. Напротив, будет и впредь торговать своими сосисками, ласково улыбаясь покупателям. Суини приметила этого старика в первую же неделю своего пребывания в Нью-Йорке и взяла за правило почаще останавливаться у его лотка и внимательно рассматривать лицо торговца.
Это лицо действительно завораживало Суини; она несколько раз делала наброски, беглые, торопливые, опасаясь, что он поймает ее за работой и смутится. Однако до сих пор ей не удавалось ухватить и передать его взгляд, выражение лица человека, который живет в полной гармонии с окружающим и искренне наслаждается жизнью. Подобную умиротворенность увидишь разве что в глазах ребенка, и именно это возбуждало в Суини неодолимое желание запечатлеть старика на бумаге и холсте.
— Держите, да не уроните! — Он взял из пальцев девушки монетку и вложил ей в руку горячую булочку с сосиской. Она опустила папку на асфальт, осторожно поставив ее между ногами, а старик тем временем щедро полил хот-дог горчицей. — Вы сегодня такая нарядная! Наверное, на свиданку намылились?
Ну-ну! В последний раз Суини назначали свидание так давно, что она уже не могла точно припомнить, когда это было. Наверное, года два назад. А то и больше. И она совсем не жалела об этом.
— Нет, по делам. — Суини вонзила зубы в булочку.
— Вы сегодня такая горяченькая, прямо спасу нет! — Торговец улыбнулся, и Суини улыбнулась в ответ, хотя замечание старика смутило ее. Горяченькая? Это она-то? Уж кого-кого, а себя Суини никак не могла назвать горячим человеком, в любом смысле этого слова. Она предпочитала трудиться день напролет, с головой уходя в цвет и форму, освещение и текстуру, чем попусту тратить время и волноваться из-за того, что какой-нибудь мужчина подумает о ее волосах, либо тревожиться, не встречается ли он с кем-нибудь еще.
В колледже у Суини бывали свидания, поскольку окружающие, казалось, ждали этого от нее, однако после двух-трех недолгих школьных увлечений она потеряла интерес к парням, даже не чувствовала плотских желаний с… с нынешнего утра, если уж на то пошло. Суини немало удивило, что рекламный ролик кока-колы оказал на нее такое воздействие. Вспышка вожделения испугала ее. Суини была уверена, что ей не грозит гормональное безумие, которое стоило многим женщинам творческой карьеры или по меньшей мере погубило их талант.
— Когда вы появитесь в этом, прикиде, все лягут! — добавил старик и вновь улыбнулся.
Суини и в голову не приходило, что простая юбка и свитер так привлекательны. Все дело в цвете, решила она. Жители Нью-Йорка носили все черное. Порой Суини казалось, что во всем городе не сыскать ни одной яркой тряпки. В своем алом свитере она, должно быть, выглядела, словно птица-кардинал среди ворон. Несомненно, ей пошло на пользу и то, что она причесала волосы, да еще и сережки нацепила, черт побери!
Суини подняла папку, которую сжимала коленями, и зашагала по улице с хот-догом в руке. Салон находился в четырех кварталах отсюда, так что она успеет доесть сосиску и вытереть с губ горчицу. Вряд ли удастся произвести на Мак-Милланов благоприятное впечатление, если они увидят ее перемазанной.
Как хорошо, что Кандра устроила эту встречу! Владельцы других художественных салонов едва ли стали бы уделять, ей слишком много внимания. Сейчас в моде были примитив и модерн, но уж никак не традиционный стиль, которого она придерживалась. Однако Кандра всегда блюла интерес Суини и помогала ей в делах. Точно так же Кандра относилась ко всем художникам, выставлявшимся в ее салоне, — от самых безвестных до знаменитостей. Она общалась с ними с искренней доброжелательностью, и это привлекало к ней клиентов и год за годом приносило салону значительный доход. Впрочем, Кандре незачем беспокоиться из-за денег: Ричард так богат, что прибыли и убытки салона не имеют ровным счетом никакого значения.
При воспоминании о Ричарде перед мысленным взором Суини возникло его лицо, неизменно повергавшее ее в смятение. Она с удовольствием нарисовала бы Ричарда, но не решалась предложить ему позировать. Лицо Ричарда состояло из жестких углов и пронзительных глаз. Суини не стала бы рисовать этого человека в привычном для него двубортном итальянском костюме из шелка; нет, она изобразила бы его где-нибудь в портовых доках или за рулем громадного грузовика. Ричард Уорт представлялся ей крутым парнем в пропотевшей футболке, но уж никак не воротилой с Уолл-стрит.
Ричард и Кандра являли собой полную противоположность. Ухоженные темные волосы и шоколадные глаза Кандры придавали ее облику утонченную изысканность, но это была не броская красота, присущая столь многим женщинам, а располагающая к себе, но незаметная. Истинное очарование Кандры заключалось в доброжелательности, которая, как и дружелюбие старика торговца, безошибочно угадывалась в выражении лица. Зато Ричард был словно высечен из камня, а его сильное угловатое лицо выдавало в нем настоящего мужчину. Ричард и Кандра, казалось, совершенно не подходят друг другу как супружеская пара, хотя их семейная жизнь длилась уже десять лет. Всякий раз, встречая их вдвоем, Суини думала, что эти двое рядом по чистой случайности. Ричард, слишком хладнокровный, типичный трудоголик, вряд ли мог привлечь, взволновать такую мягкую, сердечную женщину, как Кандра. Впрочем, кто знает, как они ведут себя, оставаясь наедине. Возможно, только в такие мгновения Ричарду и удается по-настоящему расслабиться.
Стоило Суини приблизиться к перекрестку, светофор переключился, и зажглась надпись «идите». Она уже успела привыкнуть к тому, что ей не приходится торчать на углах, дожидаясь смены сигнала. Несколько водителей, конечно, взбесились из-за столь быстрого отключения зеленого света, но это их трудности. Переходя улицу, Суини едва удержалась от того, чтобы насмешливо не улыбнуться им. Она ненавидела попусту терять время, а ожидание на тротуаре, несомненно, пустая трата времени. Суини до такой степени дорожила каждой секундой, которую можно было посвятить работе, что считала потерянным даже время, отведенное на еду.
Но только не время для сна. Суини обожала поспать. Больше всего она любила засидеться за работой до глубокой ночи, пока ее не охватывало изнеможение и восхитительное чувство усталости. И вот тогда она забывалась, словно провалившись в черную дыру. Единственное, что могло сделать этот процесс еще более приятным, — это дождь. Отход ко сну под шум дождя приносил ей почти плотское наслаждение.
Вдобавок в такие дни сон становился настоящим приключением, поскольку вместе с ним являлись сновидения. Сны Суини всегда были цветными, но в последнее время радуга ее грез превращалась в буйный каскад ослепительных, едва ли не болезненно-живых красок в стиле текниколор. Оттенки ее снов, такие насыщенные и волнующие, очаровывали Суини. Проснувшись, она пыталась передать их на холсте, но всякий раз убеждалась, что они не подходят к ее творениям, да и в любом случае их невозможно воспроизвести. Они шли вразрез с утонченной, изысканной манерой, всегда отличавшей ее работы. И все же Суини восхищали эти цвета, и по утрам она бывала разочарована тем, что ее память не в силах ухватить и удержать краски ночных видений.
Суини доела хот-дог, бросила бумажку в урну и провела пальцем по губам, стирая остатки соуса. Она не слишком жаловала сосиски, поэтому, чтобы не замечать их вкус, обильно сдабривала горчицей. Конечно, Суини могла бы есть и что-нибудь повкуснее, однако старик торговец всегда был под рукой, а ей так нравилось его лицо, что она не желала проходить мимо и отказываться от сэкономленных секунд, которые сулило ей «быстрое питание». И не только на улице — даже вернувшись домой, она уже не тратила время на еду.
По тротуару шагали люди, почти не разговаривая друг с другом — разве что по мобильным телефонам — и лишь изредка встречаясь глазами. Суини беззастенчиво изучала их лица, зная, что они вряд ли обратят на нее внимание и заметят ее интерес. Она равнодушно отворачивалась от полупрозрачных лиц. Это было нетрудно. Даже призраки, как местные жители, избегали прямого взгляда в глаза.
Великое множество лиц, которые Суини встречала в Нью-Йорке, служили ей неиссякаемым источником
