Глава 2
Бэрри лежала в полной темноте. Тяжелые шторы на единственном окне препятствовали проникновению самого слабого лучика, который мог бы хоть немного осветить комнату. Похоже, наступила ночь. Уличный шум потихоньку затихал, пока не опустилась полная тишина. Оба ее похитителя ушли, скорее всего, спать. Побег пленницы их не беспокоил. Обнаженную Бэрри крепко привязали к кровати. Запястья стянуты вместе, руки подняты над головой и привязаны к изголовью. Лодыжки тоже связаны, веревка надежно закреплена на раме кровати. Бэрри едва могла двигаться. Каждая мышца тела болела, особенно невыносимой была боль в плечах. Можно кричать, вопить, молить, чтобы пришел хоть кто-нибудь и ослабил путы, удерживающие руки над головой, но Бэрри знала, что прийти могли только те двое, которые связали и бросили ее в таком положении. Она готова делать что угодно, отдать все, что угодно, только бы не видеть их снова.
Бэрри мерзла. Похитители не побеспокоились накинуть одеяло на нагое тело девушки, и ее сотрясали конвульсивные судороги. Бэрри не могла сказать, трясет ее от холода или от шока. Какая разница! Трясет и трясет.
Она заставляла себя думать, пыталась не обращать внимания на боль, не отступать перед страхом и шоком. Она не знала, где находится, не знала, как будет выбираться, но если представится малейшая возможность, нужно быть готовой. Этой ночью вряд ли удастся убежать – слишком тугие узлы, никакой свободы движений. Но завтра… Боже, завтра!
Страх сжал горло, почти перекрыв доступ воздуха. Завтра они вернутся втроем, похитители кого-то ждали. Бэрри вздрогнула всем телом, как только вспомнила грубые руки на своем обнаженном теле: пощипывающие, похлопывающие, бесстыдно ощупывающие. Ее затошнило... еще вырвет… если есть чем. Похитители не потрудились покормить свою жертву.
Она не переживет этого еще раз.
Нужно бежать. Как угодно, куда угодно.
Бэрри изо всех сил боролась с паникой. Мысли носились в голове, как стая спятивших белок. Попробуй в таком положении придумать, как защититься и спастись. Что она может, связанная словно индюшка к Дню благодарения?
Унижение жгло сильнее боли в руках. Похитители не изнасиловали ее, но развлекались такими гадостями, которые вселяли ужас и лишали духа. Завтра появится главарь, и отсрочка приговора закончится. Угроза изнасилования, а затем само действие сломают ее и оставят безвольное тело в их руках без всякой надежды на защиту от дальнейшего осквернения. Они на это и надеются. Будь она проклята, если уступит их планам! Когда Бэрри похитили и запихнули в машину, ей казалось, что она утонула в тумане ужаса и потрясения. Теперь, брошенная в темноте, связанная, замерзшая, несчастная и беззащитная, она чувствовала, что туман рассеивается, вернее, сгорает. Знакомые никогда бы не поверили, что она может быть вспыльчивой, но то, что в ней растет сейчас, нельзя сравнить с ее легким приятным нравом. Ярость, неистовая как лава, которая прокладывает путь наверх из земных глубин, пока не вырвется наружу и не снесет все со своего пути.
Ничто в жизни не подготовило Бэрри к мукам последних нескольких часов. После гибели матери и брата, ее нежили и защищали, как очень немногих детей в этом мире. Бэрри не раз видела переживания одноклассников из-за невыполненных родителями обещаний, из-за редких визитов, как их отодвигали в дальний угол или просто игнорировали. У нее все было не так. Отец обожал ее, и она это знала. Он настойчиво заботился о ее безопасности, интересовался друзьями и школьными делами. Если отец обещал позвонить, то звонок раздавался точно в обговоренное время. Каждую неделю по почте приходили небольшие подарки – недорогие, но не случайные. Бэрри понимала, почему отец так беспокоился о ее безопасности, почему предпочитал обучение в закрытой школе для девочек в Швейцарии. Разве можно сравнить охрану привилегированной школы с обычной, где царит постоянный кавардак.
У отца кроме нее не осталось никого. И у нее остался один он. Будучи ребенком, после несчастья, уменьшившего их семью вдвое, она несколько месяцев не отпускала отца ни на шаг, следовала по пятам, когда могла, и безутешно рыдала, когда он уходил на работу. В конечном счете страх, что и он исчезнет из ее жизни, прошел, но привычка отца к излишней заботе о дочери осталась.
Сейчас ей двадцать пять, взрослая женщина, и в последние несколько лет его навязчивое внимание стало раздражать, но перспективы ее устраивали, и протестовать не очень хотелось. Работа в посольстве настолько Бэрри нравилась, что она подумывала о полноценной дипломатической карьере. Быть хозяйкой в доме отца ей тоже нравилось. С выполнением обязанностей и протоколом у нее все прекрасно получалось, кроме того, на дипломатическую сцену выходило все больше женщин-послов. Дипломатическое сообщество было закрытым клубом для обеспеченных людей, и Бэрри подходила для этой работы и по происхождению и по характеру. Спокойная, даже невозмутимая, она отличалась деликатным и тактичным отношением к людям.
Но сейчас, обнаженная и привязанная к кровати, с многочисленными синяками на бледной коже, она чувствовала, что примитивная, неудержимая ярость меняет ее глубоко внутри, меняет саму сущность ее натуры. Она не позволит этим – безымянным, злобным «этим» – строить планы на ее счет. Если убьют, так тому и быть. К смерти она готова, но не к покорности.
***
На окне шевельнулись тяжелые шторы.
Движение привлекло ее внимание, но взгляд в сторону окна был автоматическим, без капли любопытства. К этому времени Бэрри настолько замерзла, что не почувствовала холода от порыва ветра, достаточно сильного, чтобы пошевелить тяжелую ткань.
Ветер оказался черными и имел форму.
Бэрри замерла не дыша.
Она молча смотрела на большую черную фигуру, безмолвной тенью проскользнувшую в окно. Не похоже на человека. Человек не может двигаться совершенно бесшумно. Не могла же она в полной тишине не расслышать шелест штор или слабый ритмичный звук дыхания? Скрип обуви, шуршание одежды? Ну хоть что-нибудь, если это живое существо! Черная фигура скользнула между занавесками, но они не вернулись к прежнему положению, когда ни один луч света не проникал в комнату. Сейчас между ними осталась небольшая щель, и тонкая полоска лунного света или уличного освещения – сразу не поймешь, что именно – разрезала полную темноту. Бэрри сосредоточилась на темной фигуре, широко раскрытыми глазами наблюдая за ее беззвучным приближением. Девушка не издала ни звука. Кто или что бы ни подходило к кровати, лучше не будет. Разве послали бы одного человека на ее спасение?
Может она спит и видит сон? В реальной жизни так не бывает. Но за долгие ужасные часы, последовавшие за похищением, все казалось ненастоящим. Кроме того, слишком холодно, чтобы уснуть. Значит, все происходит наяву.
Беззвучная фигура словно проплыла по воздуху и напряженно замерла. Высокая и мощная, она возвышалась над кроватью и, похоже, изучала обнаженный десерт, который представляла из себя Бэрри.
Затем снова пошевелилась, подняла руку к голове и сняла с лица темную кожу, словно шкурку с банана.
Маска. Обычная маска! Бэрри была настолько измучена, что понадобилось немало времени, прежде чем она смогла найти логическое объяснение кошмарному образу. Девушка закрыла и открыла глаза. Мужчина в маске. Не животное, не призрак, а мужчина из плоти и крови. Бэрри смогла рассмотреть блестящие глаза, форму головы и относительную бледность кожи лица, хотя его способность передвигаться без улавливаемых ухом звуков, оставалась необъяснимой. Просто еще один мужчина.
Она не испугалась. Бэрри оставила позади страх и все остальные чувства, кроме ярости. Она ждала – ждала борьбы, ждала смерти. Из оружия остались только зубы, но она обязательно ими воспользуется, если
