Но хотел, подумал Макнил. Боже, как ему этого хотелось. Он помог девушке перебраться через поваленное дерево, поддерживая ее, чтобы не споткнулась, при этом продолжая вспоминать, как она выглядела, сидя на краю кровати лишь в одних трусиках, с закрытыми глазами, а светло-каштановые волосы разметались по тонким атласным плечам. Ее груди были высокими, упругими, небольшого размера, но восхитительно округлыми, увенчанными маленькими темно-розовыми сосками. Его правая рука вцепилась в поводья; ладонь так и ныла от желания прикоснуться к ней, накрыть эту прохладную, роскошную, упругую плоть и с любовью согреть.
– Ладно, черт возьми, – спокойно сказала она, и в свете фонаря он увидел приглашение в ее глазах цвета ночи.
Макнил глубоко вдохнул, борясь за самоконтроль. У них нет времени на проволочку, тем более на такую, которая заняла бы целый час. Час? Макнил мысленно фыркнул. Кого он дурачит? Он до того завелся, что пять минут больше походили на правду, и то при условии, что у него больше самообладания, чем он чувствовал прямо сейчас.
– Позже, – пообещал он голосом, искаженным желанием до грубого рыка.
Позже, когда он сможет не торопиться и провести с ней столько времени, сколько захочет, за закрытой дверью и с отключенным телефоном. Позже, когда она почувствует себя лучше, черт побери, и не будет страдать от сотрясения мозга. Он полагал, что потребуется, по крайней мере, пара дней, чтобы ее головная боль прошла. Два долгих, адских дня.
Остановившись, Макнил оглянулся назад. Они ушли достаточно далеко, чтобы больше не видеть свет фар между деревьями. Небольшой овраг показался прямо перед ними, и он повел Фурора прямо туда. Стены оврага препятствовали ветру, а высокие деревья, склоняющиеся над ним, служили укрытием от легкого снегопада.
– Пару часов ты побудешь здесь в полной безопасности, – сказал он жеребцу, привязывая поводья к низкой крепкой ветке.
Таким образом, у Фурора сохранялась некоторая свобода движения, и если тут окажутся какие- нибудь съедобные листья или несколько травинок, то он сможет дотянуться и попастись на этом маленьком участке.
– Веди себя хорошо, – наказывала Марис жеребцу, поглаживая его лоб. – Мы уйдем ненадолго. А потом заберем тебя назад, в твое большое, удобное стойло, и ты получишь свою любимую еду и яблоко на десерт.
Он слабо засопел и слегка качнул головой вверх и вниз, словно соглашаясь. Она не знала, сколько именно слов он понял, но определенно уловил любовь в ее голосе и сообразил, что она говорит ему что-то хорошее.
Макнил забрал у девушки фонарь и снова обвил ее рукой, когда они направились обратно к грузовику. Фурор возмущенно заржал в знак протеста, что его снова оставляют в одиночестве, но вскоре деревья заглушили эти звуки, и стало слышно лишь шорох листьев под ногами.
– Ты знаешь, что нужно делать, – сказал Макнил. – Они не будут следовать за тобой слишком близко на трассе, чтобы не вызвать у тебя подозрений. Позволь им увидеть, в каком месте ты съедешь с дороги, но сразу после этого гони так быстро, как только сможешь, чтобы выиграть максимум времени. Они смогут определить дорогу по следам от шин. Остановившись у прицепа, выбирайся из грузовика и прячься в деревьях. Не трать время зря, не огладывайся назад, чтобы посмотреть, что я делаю. Доберешься до безопасного места, оставайся там до тех пор, пока Дин или я не придем за тобой. Если появится кто-то еще, воспользуйся пистолетом.
– Тебе жилет нужнее, чем мне. – Беспокойство снедало Марис. Макнил отсылает ее с линии огня, в то время как сам будет находиться прямо в эпицентре и без всякой защиты.
– Они могут нагрянуть до того, как ты скроешься из поля зрения, и выстрелить в тебя. Единственная причина, по которой я позволяю тебе в этом участвовать, – это бронежилет на тебе.
Снова эта упрямая черта, подумала Марис. Черта? Ха! Он был пропитан этим насквозь. Она начинала подозревать, что если поцарапает его кожу, то вместо крови из него потечет упрямство. Жизнь с ним обещала быть интересной; как он уже заметил, она привыкла командовать так же, как и он. Марис с нетерпением ждала их баталий и примирений.
Когда они вернулись, Пирсол уже поджидал их.
– Все готово, – сказал он. – В камере шестичасовая пленка, батарея полностью заряжена. Теперь, если только успеем занять нужные позиции до появления плохих парней, все будет «в ажуре».
Макнил кивнул.
– Ты едешь первым. Дадим тебе скрыться из виду прежде, чем поедем за тобой. Сообщи, если заметишь что-нибудь подозрительное.
– Дайте мне минутку прочесать автомобильную стоянку мотеля и удостовериться, что не появились новые посетители. Потом я отъеду и займу позицию.
Пирсол сел в машину и сдал назад, свет его фар замелькал между деревьями.
Темнота обступила их со всех сторон, пока они прислушивались к звуку удаляющегося автомобиля. Макнил открыл дверь грузовика со стороны пассажира и обхватил руками талию Марис, поднимая ее в кабину. В темноте его лицо казалось бледным пятном.
– Что бы ни произошло, убедись, что находишься в безопасности, – проворчал он, склоняя к ней голову.
Его губы были холодными и твердыми. Марис обвила шею Макнила и открыла рот ему навстречу, когда он углубил поцелуй, наклонив для удобства голову. Его язык отнюдь не был холодным, скорее, горячим и сильным, и, почувствовав, как все ее тело напряглось от возбуждения, девушка прильнула к нему еще ближе. Этого было недостаточно; вместе с удовольствием появилось ощущение неудовлетворенности. Марис поерзала на сиденье, полностью разворачиваясь к нему, и развела ноги так, чтобы он оказался между ними, тесно прижатый к ней, и тогда поцелуй снова изменился, становясь жестокой потребностью.
Это был их первый поцелуй, но в нем отсутствовали неуверенность и взаимное узнавание. Они уже знали друг друга, уже подчинились сжигающей жажде физического желания и уступили этому голоду. Они уже были любовниками, несмотря на то, что их тела еще не соединились. Союз был заключен. Невидимые нити взаимного влечения изначально связывали их друг с другом, и теперь эта сеть была практически сплетена.
Макнил отстранился от нее. Он с трудом дышал, выпуская в холодный воздух облачка пара.
– Не будем продолжать, – напряженно выдавил он. – Не сейчас. Я уже тверд, как скала, и если мы… – он оборвал себя. – Нам надо уходить. Прямо сейчас.
– У Дина было достаточно времени?
– Черт, я не знаю! Все, что мне известно, так это то, что я нахожусь в десяти секундах от срывания с тебя джинсов, и если мы немедленно не отправимся в путь, весь наш план накроется медным тазом.
Ей не хотелось отпускать его. Ее руки не желали выпускать его плечи, бедра отказывались ослаблять хватку на его бедрах. Но она сделала это, вынудила себя разомкнуть объятия, чувствуя, что реальность в настоящий момент против них.
В повисшей тишине он отстранился, и Марис развернулась на сидении лицом вперед. Макнил закрыл дверь, затем обошел грузовик и забрался в него со стороны водителя, не сумев скрыть мелькнувшее на лице выражение острого дискомфорта.
Она плохо влияет на его здравомыслие, подумал он, заводя машину и выжимая сцепление. Заставила забыть о работе и думать только о сексе. Не сексе вообще, но сексе в частности. Сексе с ней. Снова и снова вжиматься в ее стройное тело, пока не достигнет разрядки.
Он хотел представить ощущение пресыщенности ею и не смог. Тревога охватила Макнила. Он попытался припомнить кого-нибудь из тех женщин, с которыми спал, но их имена не приходили ему на ум, а потом и лица стали казаться расплывчатыми, не было никаких конкретных воспоминаний о том, какие чувства вызывала хоть одна из них. Лишь ее рот, ее грудь, ее ноги. Ее голос, ее тело в его руках, ее волосы, разметавшиеся по подушке. Он мог представить Марис в душе вместе с ним, ее лицо по другую сторону стола каждое утро, ее одежду, висящую в шкафу рядом с его собственной.
Самым пугающим было то, что это оказалось чертовски легко представить. Единственное, что пугало
