откроются только в десять, а чемодан с одеждой, который ему вручили в аэропорту, был набит футболками и голубыми джинсами с дырками на коленях. Стиль явно не его. Да и дело не только в одежде. Из-за долгого напряжения глаза у Данфи стали красные, как у рака, подбородок покрывала заметная и не очень эстетичная щетина, а задняя часть головы почему-то вдруг сделалась неестественно тяжелой. Да, наверное, все-таки оценка — 5,9 балла…
Обворожительная блондинка долго вела Данфи по лабиринту бледно-голубых коридоров крыла «В», пока они наконец не подошли к маленькому столу, за которым сидел молодой охранник в черной форме с яркой тесьмой на эполетах. Он вскочил и указал на журнал регистрации в кожаном переплете.
— Пожалуйста, запишитесь… Ваши друзья уже пришли и ждут вас.
Данфи наклонился над журналом и сделал то, что его просили. Там уже стояли имена Сэма Эстергази и Майка Райнгольда, время прибытия 7.50…
Охранник повернулся к ним спиной и набрал шифр на кодовом замке. Послышался тихий щелчок, и дверь бесшумно распахнулась.
Как только она снова закрылась за ним, Данфи почувствовал себя еще хуже. Он был в безэховом помещении или, проще говоря, в сурдокамере — комнате кубической формы, без окон, залитой флуоресцентным светом и покоящейся на громадных невидимых пружинах. То, что в ней происходит, невозможно подслушать. Сурдокамера представляла собой склеп из конических пенопластовых перегородок, обитый толстенными коврами. Перегородки были расположены таким образом, чтобы поглощать и нейтрализовать любые самые незначительные атмосферные возмущения. Ни один сигнал, резонанс или эхо, от кого бы они ни исходили, от человека, механических или электронных приборов, не могли выйти за пределы этого помещения.
Так как в комнате практически отсутствовал какой-либо акустический резонанс, все, что бы в ней ни произносилось, производило впечатление глухого, пустого и фальшивого. Мертвенного… Здесь даже речь матери Терезы показалась бы лживой. Раньше Данфи никогда не приходилось бывать в подобных помещениях, хотя он и слышал о них. В большинстве посольств есть по крайней мере одна такая. А в Москве их целых три. Ему рассказывали, к примеру, что в такой комнате невозможно играть на музыкальных инструментах. Струнный квартет из Джиллиард-скул[7] попытался провести подобный эксперимент в Бюро стандартов. Уже через несколько секунд музыканты со смехом поняли, что вся их игра состоит из сплошных диссонансов.
Но Данфи было совсем не до смеха. Более того, ему сделалось почти дурно, когда, остановившись посреди «глухой» комнаты, он взглянул на парочку, которой предстояло его допрашивать.
Они сидели за длинным столом для переговоров и были удивительно… подозрительно похожи друг на друга. Невероятно высокие и столь же невероятно худые, они отличались одинаково нездоровым, сероватым цветом лица, словно долгое время провели под землей. У обоих одинаковая прическа — волосы зачесаны назад и очень коротко острижены по бокам. На обоих абсолютно черные костюмы, белые рубашки из полиэстера, черные туфли с дырочками и галстуки ленточкой с бирюзовыми боло.[8] Перед каждым стоял каталожный ящик, забитый однотипными папками. Они напомнили Данфи какую-то злокачественно разросшуюся версию «Братьев Блюз».[9] У Данфи все внутри сжалось, и он почувствовал, что едва держится на ногах.
— Мистер Данфи, — произнес один из них.
— Мистер Торнли, — сказал второй.
«Черт с ними со всеми, — подумал Данфи. — С меня хватило и того, и другого».
Эстергази и Райнгольд извлекли из своих дипломатов несколько предметов, аккуратно расположив их на столе: два блокнота с линованной бумагой, две шариковые ручки, пачку сигарет «Вирджиния слимз» и зажигалку. Каждый!..
На мгновение забыв о своем самочувствии, Данфи невольно улыбнулся при виде такой невероятной координации движений.
— У вас, ребята, чрезвычайно много общего, знаете?
Они уставились на него пустыми, ничего не выражающими глазами.
— Извините? — произнес тот, что постарше.
— Что вы имеете в виду? — спросил тот, что помоложе.
Казалось, они несколько озадачены, словно подобная мысль никогда не приходила им в голову.
Данфи начал было объяснять, но суровое и лишенное малейшего намека на чувство юмора выражение лиц этих господ заставило его замолчать.
— Да, в общем, не имеет значения, — сказал он.
Его раздражало также и то, что они не удосужились представиться, хотя по монограмме на запонках того, кто был помоложе, Данфи понял, что его зовут Райнгольд.
Он предположил, что им известно все… все о нем: кто он такой, под каким именем работал, да и все остальное. Информация о нем, должно быть, содержалась в тех папках, что сейчас лежали перед ними. Они должны были знать… А он не должен… Таковы правила.
Эстергази снял часы и положил перед собой на стол так, чтобы в ходе беседы постоянно следить за временем. Закончив с этим, он и его партнер закурили сигареты, задумчиво выдохнули по облачку табачного дыма и перевели взгляд на Данфи, как бы ожидая от него чего-то.
Данфи тяжело вздохнул. «Я, размышлял он, нахожусь в обществе…
Двух!
Немыслимых!
Козлов!»
— Давайте начнем с вашей вымышленной личности, мистер Данфи.
— С которой из них?
— С того ирландца. Вы можете нам в точности сказать, насколько провален мистер Торнли?
Данфи начал отвечать, и, говоря, он внимательно прислушивался к своему голосу, к звуку произносимых слов в этой странной комнате. Создавалось впечатление, что голос исходит из какой-то точки, которая находится за пределами его тела, а слова озвучиваются на расстоянии примерно двух дюймов от губ. С противоположного конца стола до него долетали вопросы, странным образом лишенные всякой интонации, любого личного отношения.
Ему казалось, что они плывут в каком-то невероятном информационном вальсе, от которого Данфи очень быстро устал.
— Итак, — продолжал «Твидлдум», — ваша главная обязанность заключалась в осуществлении прикрытия коммерческих проектов…
— И банковских операций…
— …за рубежом.
— Совершенно верно.
— И как вы это делали? — спросил «Твидлди».
— Ну, — задумчиво ответил Данфи, — ситуации бывали разные, но в основном я выбирал некое место в зависимости от потребностей клиента и затем…
— Что вы имеете в виду, говоря «выбирал место»?
— Место, где должна была состояться регистрация. Существует масса возможностей, и они все различны. Некоторые места более респектабельны, но и более дороги, чем другие.
— Например?
— Люксембург, Лихтенштейн, Швейцария.
— Они более респектабельны?
— Да, по сравнению с Панамой, Белизом и Вануату они значительно более респектабельны. Само название «Панама» отдает чем-то нехорошим. Стоит вам увидеть слово «Панама» на бланке, и в голову сразу приходит «картель» и все такое прочее…
— И что вы делали потом?..
— Я просто заполнял документы для создания новой компании, или, если клиент очень торопился или его не слишком заботило название, я просто пользовался тем, что уже имелось в моем распоряжении. — И прежде чем они успели задать ему очередной вопрос, он начал сам все объяснять: — Половину своего времени я тратил на составление документов по открытию корпораций, поэтому у меня всегда была про
