Клементина подошли к нему.
— Вы видите перед собой генеалогическое древо Меровингов, — сказал он, — подготовленное специалистами, работавшими на Наполеона, в первые три года XIX столетия.
— Длинноволосые короли, — пробормотал Данфи.
Губы Уоткина искривились в гримасе истинного сноба.
— Их также называли королями Грааля.
— Они похожи на старинные рукописи, украшенные орнаментами, — заметила Клементина, указав на изысканный узор на полях свитков. Там были изображения львов, херувимов, цветов и волхвов. А посередине вилась причудливая вязь родственных отношений, от наполеоновской эры к эпохе крестовых походов, а от них к началу Средневековья и, наконец, к самому Меровею.
— Очень красиво, — заметил Данфи.
— Даже и представить себе не можете насколько! — откликнулся Уоткин.
Данфи внимательно рассмотрел имена на генеалогическом древе и разочарованно отметил, что почти все они ему малознакомы. Дагобер II, Сигизберт IV. Эти он по крайней мере встречал в файлах «Андромеды», хотя и не имел ни малейшего представления о том, кто они такие.
— Кто такой Дагбер? — спросил он.
Уоткин презрительно поморщился.
— Да-го-бер. Его отец был королем Австразии…
— А что такое Австразия?
— Северная Франция и несколько частей Германии. Очень интересная история, — признался Уоткин. — Похожа на сказку. Когда отца Дагобера убили, самого его похитил мажордом дворца и спрятал в монастыре в Ирландии. У них явно не хватило духа убить ребенка. Спустя несколько лет сын мажордома сделался королем, а Дагобер вырос, стал взрослым мужчиной.
— И когда все это произошло? — спросила Клементина.
— В 651 году. Ему удалось возвратить себе трон в возрасте двадцати трех лет.
— А что было потом? — спросил Джек, вспомнив, что у них, вероятно, остается не более пяти минут.
Уоткин пожал плечами:
— Он погиб.
— Каким образом? — поинтересовалась Клементина.
— Его убили во сне, вонзив копье в глаз.
— А кто был убийцей? — спросил Данфи.
— По свидетельству хроник, оруженосцы Пипина Толстого.
— А на самом деле?
Уоткин презрительно фыркнул.
— Конечно же, люди, подосланные Ватиканом.
— А вот этот? — спросила Клементина. — Кто он такой?
— Сигизберт, — ответил Уоткин. — Он стал продолжателем рода.
— И сколько времени он еще продолжался? — спросил Данфи, подводя разговор к цели своего визита.
На лице Уоткина появилось растерянное выражение.
— Что вы имеете в виду?
— Где сейчас потомки Меровингов? Дожил ли кто-нибудь из них до нашего времени?
Уоткин пожал плечами.
— Только не пытайтесь убедить меня, — проворчал Данфи, — что со времен Наполеона никто не интересовался подобным вопросом!
Уоткин уныло усмехнулся.
— Ну в общем, — сказал он, — это не имеет принципиального значения. Как бы то ни было, последний из них жил здесь, в Париже.
— Не шутите? — выразил свое изумление Джек. — Кто он?
— Банкир, — ответил Уоткин. — Кажется, его звали Бернарден. Фамилии не помню.
Джек почувствовал, что может идти напролом, терять ему было все равно нечего.
— Гомелес? — спросил он.
Уоткин с изумлением уставился на него.
— Ведь я прав, не так ли? — воскликнул Данфи. Он повернулся к Клементине. — Вот видишь, я оказался прав.
— Откуда вам известно его имя? — выпалил Уоткин.
Данфи пожал плечами.
— Из Интернета. Я много работаю с Интернетом.
— И что с ним случилось? — спросила Клементина.
— С кем?
— С мистером Гомелесом, — сказала Клементина, и как только она произнесла это имя, с улицы донесся звук подъезжающей машины.
Уоткин подскочил, словно от звука выстрела. Отвернувшись от своих гостей, он начал поспешно сворачивать свитки.
— Кажется, его ранили на войне, — ответил он.
— На какой войне? — спросил Джек.
— В Испании. Он был добровольцем.
Клементина подошла к окну, отдернула занавеску и выглянула на улицу.
— Наверное, сейчас он очень стар, — сказала она.
Уоткин покачал головой и солгал:
— Полагаю, он уже умер. Он был очень болен. И не только из-за ранения. У него была… Как она называется? Pernicieuse anemie.[94]
— Пернициозная анемия? — подсказала Клементина.
— Абсолютно верно! А во время большой войны, когда пришли немцы, они сделали из его дома на рю де Могадор госпиталь. С тех пор его никто не видел.
— Даже после войны? — спросил Данфи.
— Да, он исчез.
— А дом?..
Уоткин отмахнулся от вопроса.
— Он переходил из рук в руки. Сейчас, я думаю, там музей. Археологии.
Данфи внимательно наблюдал за Уоткином. Тот был необычайно напряжен и напоминал сторожевого пса, навострившего уши при приближении прохожих. И в это мгновение Клементина отскочила от окна с восклицанием:
— Ого!
Данфи подошел к ней, выглянул на улицу и увидел пятерых мужчин в черных костюмах и галстуках ленточкой, вылезающих из серого фургона, заехавшего передними колесами на тротуар. Один из них поспешно шел к дому Уоткина, на ходу нажимая кнопки на сотовом телефоне.
Телефон на столе зазвонил. Уоткин сделал движение по направлению к нему.
— Стоять! — крикнул Данфи, словно француз был большой и очень нервной собакой. Затем открыл портфель и вытащил оттуда «глок». — А теперь слушайте меня, — приказал он. — Скажите им, что мы только что ушли и находимся по пути в Национальную библиотеку, и что мы едем на стареньком автомобиле марки «де шво». В общем, говорите им все, что вам взбредет в голову, Жорж, но постарайтесь быть убедительным, в противном случае на вас сегодня завершится род Уоткинов. Надеюсь, вы меня поняли?
С искаженным от ужаса лицом Уоткин кивнул и медленно поднял трубку. Он говорил слишком быстро, и Данфи не понял в точности, что он сказал, однако услышал слова «библиотека» и «де шво», из чего сделал вывод, что Уоткин буквально исполнил его требования.
Подойдя к окну, Данфи выглянул на улицу и увидел, как трое мужчин запрыгнули обратно в фургон,
