Зак стоял на сиденье рядом с Маттом, который взирал на затмение, вытаращив глаза и отвесив челюсть, – словно он был за рулем и внезапно увидел поток машин, несущихся на него по его же полосе. Пятьдесят с лишним тысяч болельщиков «Янкиз» – на каждом фирменные темные очки в характерную для команды полоску, – задрав головы, смотрели, как луна омрачает небо в этот идеальный для бейсбольного матча день. Смотрели все, кроме Зака Гудуэдера. Затмение – это круто, понятное дело, но теперь, когда он его уже увидел, Зак сосредоточил все внимание на трибуне запасных. Он пытался разглядеть игроков «Янкиз». Джетер,[29] точно в таких же очках, как у Зака, стоял, опершись одним коленом на верхнюю ступеньку трибуны, словно ждал, когда его пригласят отбивать мяч. Все игроки – и подающие, и принимающие – покинули свои загоны и дружески, как ни в чем не бывало толпились на травке правого поля, во все глаза следя за происходящим.
– Дамы и господа, – объявил по громкой связи диктор Боб Шеппард, – мальчики и девочки, теперь вы можете снять темные очки.
И все сняли. Все пятьдесят тысяч человек, как один. Раздался общий восхищенный вздох, затем такие же, но редкие хлопки, а потом разразилась бешеная овация, словно болельщики пытались выманить из загона для фирменного салюта излишне скромного, как всегда, Мацуи,[30] после того как он, отбив мяч, запулил его в Монумент-парк.[31]
В школе Зак узнал, что Солнце – это термоядерная топка с температурой в шесть тысяч градусов, однако солнечная корона – внешняя оболочка светила, состоящая из перегретого водорода и видимая с Земли только во время полного затмения, – необъяснимо жарче: ее температура может достигать двух миллионов градусов.
Сняв очки, Зак увидел идеальный черный диск с тонким, пылающе-алым ободком, окруженный белой дымчатой аурой. Это походило на глаз: Луна – большой черный зрачок, корона – белок глаза, а красные космы, словно бы стремящиеся оторваться от ободка, – петли перегретого газа, вырывающиеся из недр Солнца, – налитые кровью сосуды. Вроде как глаз зомби.
Клево.
«Зомбическое затмение». Нет, «Зомбическое небо». А еще лучше – «Зомбическая небыль». Или так: «Зомбическая нежить». «Зомбическая нежить с планеты Луна». Постойте, Луна – не планета. «Зомбическая Луна». Вот она, идея фильма, который он и его друзья снимут этой зимой. Лунные лучи во время полного солнечного затмения превращают игроков «Нью-Йорк Янкиз» в зомби, выхлебывающих у людей мозги. Да, точно! А его друг Рон выглядит совсем как Хорхе Посада[32] в юности. «Эй, Хорхе Посада, я могу взять у вас автограф?.. Подождите, что вы дела… Эй, это моя голо… Что это у вас с гла… с глазами?.. Буль… Буль-буль… Нет… НЕ-Е-Е-Т!!!»
Уже играл орган; несколько принявших на грудь зрителей превратились в дирижеров, они размахивали руками и требовали, чтобы вся секция трибун принялась подпевать какой-то слащавой песне «Меня преследует лунная тень».[33] Бейсбольные болельщики никогда не упускают повод пошуметь. Эти люди устроили бы овацию, даже если бы к ним устремился астероид.
Ух ты! Зак вдруг осознал, что именно эту фразу произнес бы его отец, окажись он сейчас на стадионе.
Матт восхищенно вертел в руках дармовые очки.
– Классный сувенир, да? – Матт ткнул Зака локтем. – Готов спорить, завтра к этому времени они будут хитом интернет-продаж.
Вдруг какой-то пьяный парень ткнулся в плечо Матта и плеснул пивом на его туфли. Матт на мгновение застыл, потом повернулся к Заку и закатил глаза, как бы говоря: «Ну что тут поделаешь?» Однако он ничего не произнес вслух и ничего не сделал. Матт даже не повернулся, чтобы посмотреть, кто же его облил. Зак вдруг вспомнил: он никогда не видел, чтобы Матт где-нибудь пил пиво, только белое вино, причем исключительно у них дома и с мамой. И Зак догадался, что Матт, при всем его интересе к игре, не на шутку боялся сидевших вокруг болельщиков.
Вот теперь Зак действительно захотел, чтобы отец сейчас оказался с ним. Он выудил мобильник Матта из кармана своих джинсов, чтобы проверить, не пришел ли ответ.
Однако на дисплее высветилось: «Сеть недоступна». Связи по-прежнему не было. Как и предупреждали ранее, солнечные вспышки и радиационные помехи вмешались в работу коммуникационных спутников. Зак убрал мобильник и наклонился над ограждением трибуны, вглядываясь в поле: ему снова захотелось увидеть Джетера.
Международная космическая станция
В трехстах сорока километрах над Землей американская астронавтка Талия Чарльз – она была бортинженером восемнадцатой экспедиции, кроме нее в экипаж входили командир, русский космонавт, и еще один бортинженер из Франции – проплыла в невесомости через гермоадаптер, соединяющий модуль «Юнити» с кормовым люком лабораторного модуля «Дестини». Международная космическая станция, двигаясь со скоростью примерно 28 тысяч километров в час, ежедневно шестнадцать раз облетала вокруг Земли, то есть совершала оборот каждые полтора часа. Покрытие Солнца на низкой околоземной орбите не считалось чем-то удивительным. Чтобы увидеть роскошную корону, достаточно было подплыть к иллюминатору и заслонить Солнце каким-нибудь круглым предметом. Так что Талию интересовало не выстраивание Солнца, Луны и Земли на одной линии – станция двигалась очень быстро, перспектива все время менялась, поэтому для астронавтов собственно затмения не существовало вовсе, – а скорее результат этого явления: продвижение лунной тени по медленно вращающейся Земле.
«Дестини», самый первый лабораторный модуль МКС, представлял собой цилиндр длиной восемь с половиной метров и диаметром четыре с небольшим. Внутреннее пространство – оно, кстати, не круглого, а квадратного сечения – занято научным оборудованием, прикрепленным к стенам, и поэтому объем его, конечно же, меньше: примерно пять человеческих ростов в длину и один рост в поперечнике. Все провода, трубы, узлы и соединения находятся в пределах досягаемости, то есть на виду, таким образом каждая из четырех стен «Дестини» выглядит как обратная сторона гигантской материнской платы. Порой у Талии возникало ощущение, что она – крохотный микропроцессор, послушно производящий вычисления внутри большого космического компьютера.
Перебирая руками по надиру – «полу» модуля «Дестини» (в космосе нет верха или низа), – Талия подобралась к большому, линзообразному диску в оправе, усеянной болтами. Окно во внешний мир было снабжено заслонкой, призванной защитить модуль от микрометеоритов и орбитального мусора. Талия зацепилась ногами – она была без обуви, но в носках – за стенной поручень, чтобы зафиксировать свое положение, после чего вручную открыла заслонку, обнажив большой, шестьдесят сантиметров в диаметре, иллюминатор из оптического стекла.
И увидела бело-голубой шар Земли.
Фотографирование Земли входило в круг постоянных обязанностей Талии. Снимки выполнялись укрепленной снаружи камерой «Хасселблад» с помощью пульта дистанционного управления. Но сегодня, впервые за день взглянув на планету, Талия содрогнулась. Большая черная круглая отметина – тень Луны – походила на трупное пятно на теле Земли. Темный, грозный изъян на безупречном в остальном голубом шаре – родном доме. Более всего раздражало то, что в центральной, самой темной части тени ничего не проглядывалось – огромный регион бесследно исчез в черной пустоте. Ощущение было, словно смотришь на спутниковую карту, сделанную после большой катастрофы, на космический снимок, демонстрирующий последствия страшного пожара, поглотившего Нью-Йорк. И пожар этот широкой полосой продвигался дальше по восточному побережью.
Манхэттен
Ньюйоркцы собрались в Центральном парке, заполнив Главную лужайку площадью двадцать два
