Скорее даже это был ее монолог, во время которого она бурно жестикулировала и размахивала руками и даже трясла ими перед носом соседа, который молча и невозмутимо отхлебывал пиво из индивидуальной на сей раз бутылки.
Он успел уловить движения ее рук буквально краем глаза, поскольку уже в тот момент, когда он встал и повернулся, с другого края скамейки поднялся второй парень и решительно направился в его сторону, отбросив в сторону бычок сигареты.
Остальные в этот самый момент замолчали, руки девушки бессильно опали и она опустила голову вниз, ее длинные пепельные волосы упали вниз и коснулись кончиками юбки, полностью скрыв лицо.
Сидевшие на траве шумно гоготнули и с интересом наблюдали за происходящим.
Артем и Миша в унисон ревели, наблюдая за приближающимся парнем, синеглазый первоклассник, наконец-то замолчав, продолжал сидеть в грязи с ехидным выражением на лице.
Он внутренне похолодел. Какая-то волна прокатилась по его телу от макушки до самых ног, и он ощутил, как будто мелкие иголочки кольнули в кончики пальцев. Несмотря на свою близорукость, он узнал девушку и парня, с которым она бурно выясняла отношения.
Только теперь он понял, что пытался ему объяснить и рассказать Артем, когда они спешили во двор. И пришедшее понимание было неприятным.
— Это что, и есть твоя сестра? — тихо спросил он Михаила, слегка повернув в его сторону голову. Михаил не ответил, он продолжал реветь, но слегка качнувшаяся вниз голова дала положительный ответ на этот вопрос. Ответ, который он уже знал.
Ее звали Олеся. В их школе ее единственную звали этим именем, и возможно одно это могло бы привлечь к ней внимание мальчиков. Может быть так, а может быть и нет, но так или иначе, рассуждать об этом было бессмысленно. От недостатка внимания со стороны противоположного пола она не страдала никогда и чуть ли не с первого дня в первом классе считалась самой красивой девушкой в школе. Олеся училась в параллельном классе и, как он быстро прикинул, была на полгода-год старше него.
Она была действительно красива. Правильные черты лица, высокие скулы, большие и пронзительно зеленые глаза, идеальная форма губ, все это, даже абсолютно не воспринимаемое в их возрасте, неосознанно привлекало к ней взгляды всегда, когда она шла по коридорам школы. Обычная школьная форма с черным повседневным передником настолько изящно облегала ее стройную фигуру, что даже заметив ее со спины, невозможно было оторвать свой взгляд. Мальчики ухаживали за ней с первого класса, а по рассказам, и в детском саду ей не давали прохода. Она принимала эти ухаживания как должное. Нести ее портфель после школы считалось великим достижением и редких счастливчиков, которые удостаивались этой почетной миссии, провожали уважительными и завистливыми взглядами. Она ни с кем не гуляла долго, никто не видел ее рассерженной или бурно выражающей свои эмоции. Она всегда была спокойной, и ироническая улыбка на ее губах часто вгоняла в краску очередного воздыхателя. Она никогда не пользовалась помадой, хотя большинство девочек не расставались с ней класса с пятого, откладывая деньги за завтраки, чтобы купить у спекулянтов вожделенный тюбик.
Она была хороша и так, ей не требовалось украшать себя помадой. По рассказам, именно отсутствие денег у ее родителей было причиной того, что она не покупала косметику, но мало кто слушал эти высказывания, поскольку никто не оспаривал непреложного факта ее бесспорной красоты.
Сейчас Олеся сидела с опущенными плечами, волосы как и секунду назад закрывали ее лицо, они слегка покачивались в такт движениям ее головы. Прошло мгновение и она закрыла лицо ладонями.
Он никогда не обращал на нее внимания. Он твердо знал, что не представляет ни малейшего интереса для девочек. После одного — двух походов по коридорам с очередной идиотской надписью на вырванном из тетрадки листке бумаги, прикрепленном незаметно к его спине, ему едва ли можно было рассчитывать на уважение окружающих. Если он не мог добиться уважительного отношения в своем собственном классе, какой смысл ему было думать о ком-то еще? Да и уважал ли он сам себя тогда, в прошлом и позапрошлом году? Сейчас он не помнил.
Забавная ирония судьбы, подумалось ему. Я вступился за брата самой красивой девушки школы. Имя которой часто произносили, закатывая глаза вверх. За брата девушки, которая, проходя мимо, не удостаивала меня даже взгляда мельком, а если и натыкалась случайно, то смотрела невидяще и равнодушно, как на таракана или предмет мебели, волею случая оказавшийся на пути.
Подумав о взгляде Олеси, он машинально вспомнил другие зеленые глаза, смотревшие на него однажды далеким летним днем совсем иначе… Он невольно взмахнул головой, отгоняя воспоминания.
Вставший со скамейки парень приближался. Он шел неспеша, никуда не торопясь, также, как и синеглазый первоклассник, лузгая семечки, гирлянда шкурок от которых прилипла к его нижней губе. Парень не стремился их стряхнуть. Шел он враскачку, немного наклонясь вперед, будто находясь в средней стойке для бега, готовый немедленно побежать, растопырив в стороны руки, и поймать, схватить, удержать.
Парень почти приблизился. Шелуха семечек повисла на его губе и наконец-то он поддел ее пальцем и она плавно полетела на землю. Парень остановился рядом со все еще сидящим на земле хулиганом и, протянув ему руку, одним сильным движением оторвал безымянного синеглазого от земли и поставил на ноги, после чего произнес сиплым голосом, лениво растягивая гласные:
— Не-е-е-ехорошо ма-а-а-аленьких обижать, — продолжая лениво лузгать семечки.
Мысленно он окрестил его «Сиплым» и, к собственному удивлению, задумался, почему тот так разговаривает. Потому, что рот забит шелухой, или у родителей не хватило времени отвести ребенка к логопеду? Но мысли внезапно оборвались.
— Что здесь происходит? — голос прозвучал звонко, до боли знакомо и настолько пронзительно, что у него защемило сердце. «Тик-так», — внутренний маятник качнулся и застучал, каждая следующая секунда в два раза быстрей предыдущей. Он невольно сглотнул.
— Я спрашиваю, что здесь происходит, — упрямо повторил голос.
Он медленно повернул голову. Она стояла рядом с плачущими Артемом и Мишей и гневно смотрела на него.
Это была Таня.
Ее глаза были наполнены негодованием, волосы растрепались и внезапно выглянувшее в просвет туч солнце вдруг отразилось от ее яркого комсомольского значка и на мгновение ослепило его. Он невольно моргнул и крошечная слезинка на мгновение преломила ее лицо. Несмотря на близорукость, он вдруг увидел каждую черточку ее лица, легкую морщинку над бровью, растрепавшуюся прическу и солнце, вдруг невольно заигравшее в ее волосах, как тогда, в столь далеком сейчас августе.
«Почему она смотрит именно на меня?» — подумал он, отводя глаза, но додумать мысль не успел, потому что «Сиплый» таким же ленивым голосом, как и раньше, неторопливо убирая очередную шелуху с липкой выпяченной вперед нижней губы, произнес:
— А то и пра-А-А-аисходит. А-а-абижает мальчиков, ребят а-а-абидел. Брата моего ударил, толкнул и ура-А-А-анил в грязь. Гля, вона как они ревут.
И тут произошло то, чего он менее всего ожидал. Отпустив плечо все еще всхлипывающего Артема, она подошла к нему, чеканя шаг, насколько это было возможно и глядя ему прямо в глаза, четко выговаривая каждую букву произнесла:
— Ну ты и гнида. Сволочь. Ты еще хуже, чем я думала. — И, произнеся последнее слово, она широко размахнулась и ударила его ладонью по щеке. — Подонок. Ты за это ответишь. За все ответишь. Ты понял, скотина?
Он стоял, опустив руки. Ему показалось, что ее удар длился вечность. С момента замаха, когда ее ладошка заслонила на мгновение солнце и полетела по ниспадающей траектории к его щеке, он пятьдесят тысяч раз мог успеть уклониться от удара или перехватить ее запястье.
Он не шелохнулся и не произнес ни слова.
Ее ладонь звонко впечаталась в щеку, но его голова не качнулась ни на миллиметр. Он смотрел в ее горящие бешенством глаза и проговаривал про себя десятки и сотни фраз, которые мог бы и хотел бы сказать. Ее пронзительно зеленые глаза сверкали от гнева и солнце запуталось в ее волосах.
— Вали отсюда. И детей забирай. Живо. — Он удивился, когда услышал эти слова, грубо произнесенные незнакомым хриплым голосом и поразился стократ больше, когда внезапно понял, что это он, он сам их произнес.
