перешло на его потомка. Но сейчас, после громких побед над варварами за Реном, тот мог с гордостью сказать, что заслужил его не только по праву наследования.
В год консульства Друза Цезаря и Норбана Флакка — семьсот шестьдесят восьмой от основания Рима, в пятый день до апрельских календ — в просторном шатре главнокомандующего Ренской армией Германика собрался военный совет.
Приглашенные расселись на низких деревянных табуретах, полукругом расставленных у стены. У всех были серьезные, сосредоточенные лица. Они знали, что дело предстоит нешуточное, так что разговор пойдет только по существу — никакого вина и закусок во время совещания. Это еще успеется. Германик сам был образцом солдата и от своих подчиненных требовал того же, всегда и везде.
Сейчас в шатре собрались все легаты ренских легионов, офицеры штаба, интендант, квартирмейстер, префект обоза, командиры союзных когорт, а также двое мужчин, но внешнему виду которых можно было без труда признать в них опытных моряков.
Были тут и храбрый Авл Плавтий, и суровый Гай Силий, и порывистый молодой Публий Аврелий, и рассудительный Вителлий, начальник штаба, и рыжебородый Гней Домиций — ответственный за вспомогательные войска, другие надежные проверенные офицеры.
Слева, с краю, сидел старший трибун Кассий Херея — доверенный человек Германика, скорее, друг командующего, нежели подчиненный. Германик недавно зачислил его в свою свиту и теперь под надзором Хереи находились и контуберналы, и личная охрана полководца.
Помимо выполнения своих гражданских обязанностей, Германику пришлось решать еще и личные проблемы. Дело в том, что его жена — смелая и преданная Агриппина, родная сестра Агриппы Постума — часто сопровождала мужа в походах, деля с ним все тяготы фронтовой жизни.
Во время солдатского бунта она проявила недюжинное мужество и однажды, в отсутствие Германика, просто спасла ситуацию, которая, казалось, бесповоротно вышла из-под контроля.
Когда разъяренная толпа смутьянов окружила палатку командующего, требуя, чтобы его жена склонила супруга на уступки, отчаянная женщина смело вышла им навстречу, раздвинув плечом побледневших от напряжения телохранителей, которые ничего уже тут не смогли бы сделать. На руках она несла своего трехлетнего сына, маленького Гая, прозванного Калигулой. Он был любимцем целой армии, солдаты считали его своим талисманом.
— Убейте его! — крикнула Агриппина, протягивая ребенка к бунтовщикам. — А потом и меня! Пусть Германик узнает, что мы погибли, но не пошли на поводу у позабывших о своем долге изменников. Вам же прекрасно известно, что он скорее бросится на меч, чем нарушит присягу, данную цезарю Тиберию. Что он предпочтет увидеть гибель своей семьи, чем бросит без защиты границу Империи. Как же вы можете требовать от него этого?
Гневная речь смелой женщины произвела сильное впечатление, но окончательную победу одержал маленький Гай, когда вдруг громко и тревожно заплакал.
Солдаты — сами большие дети — тут же стушевались.
— Тихо, тихо, — зашептали они. — Мы напугали нашего Калигулу. Смотрите, он плачет и боится нас.
— А разве должен сын Германика бояться римских солдат? — холодно спросила Агриппина.
Это окончательно отрезвило бунтовщиков, и они разбрелись по своим палаткам, словно побитые собаки. На следующий день они все как один присягнули Тиберию и стали самыми ревностными помощниками своего командира в усмирении мятежа.
Так что популярность Агриппины в армии немного уступала популярности ее великого мужа.
И вот теперь, в преддверии грандиозного похода, Германик очень тревожился за свою верную подругу. Во-первых, экспедиция потребует мобилизации всех сил, а значит в пограничных городах и укреплениях останутся лишь небольшие гарнизоны — все остальные пойдут за Рен. И вовсе не исключено, что какой-то отряд варваров прорвется на левый берег и займется своим обычным разбоем.
Конечно, особого стратегического значения такой эпизод иметь не будет, он никак не повлияет на общий ход кампании, но вот напакостить такие бандиты могут здорово. А если они узнают, что рядом находится жена самого Германика, то уж наверняка попытаются заполучить ее в свои руки. И тогда даже страшно подумать, что с ней станет.
А усугубляло дело то, что Агриппина была беременна их очередным ребенком.
Но женщина проявила все свое природное упорство, унаследованное от отца — знаменитого адмирала Випсания Агриппы, — и наотрез отказалась уезжать даже в Лугдун. Единственное, чего удалось добиться Германику после долгих уговоров, это ее согласия эвакуировать хотя бы детей. Таким образом двое их старших сыновей Нерон и Друз, а также маленький Гай были отправлены в Рим.
Германик командовал Ренской армией, а Агриппина командовала Германиком. Но в отличие от императрицы Ливии она не вмешивалась в служебные дела мужа, а сферу своих влияний ограничивала лишь домашними, бытовыми вопросами. Зато уж тут с ней приходилось считаться. Впрочем, Германик очень любил жену и, возможно, ему даже нравилось, что, целый день, отдавая приказы другим, он вечером и сам должен был выполнять распоряжения супруги. Не исключено, что такой баланс способствовал поддержанию его душевного равновесия и не давал переродиться в диктатора, привыкшего, что никто не смеет ему возражать.
И вот, пожелав мужу удачи, Агриппина направилась в Колонию, столицу провинции Нижняя Германия и наиболее надежно укрепленный порт на Рене, чтобы ждать там известий о ходе боевых действий.
А Германик, решив хоть как-то эту проблему, теперь мог сосредоточиться на своих непосредственных обязанностях.
Командующий Ренской армией, заметив, что все уже собрались, жестом приветствовал своих товарищей по оружию и кивнул ординарцам, которые быстро повесили на стену карту — большой кусок пергамента с изображенной на нем частью германской территории на правом берегу Рена.
Эту карту составил в свое время еще сам Друз Старший. Ведь он пока являлся единственным из римских полководцев, кто совершил плавание по Северному морю, а по суше дошел до самого Альбиса.
Все собравшиеся с интересом посмотрели на карту. Каждый думал о том, что вот уже скоро, если помогут Боги, и он окажется в этих таинственных неизведанных местах и тогда условные изображения на старой карте обретут для него реальный смысл. Ну, что ж, а пока придется напрячь воображение и память.
Германик сделал небольшую паузу и заговорил.
— Итак, приступим, друзья, — начал он. — Всем вам уже известен, по крайней мере, в общих чертах, тот план, которым я предлагаю руководствоваться при проведении нынешней кампании. Повторю лишь вкратце основные пункты.
Так вот, до сих пор обычно подобные экспедиции всегда двигались по суше. Что ж, римляне, конечно, больше любят твердую землю, нежели зыбкие волны, однако такой путь, как правило, сопряжен с большими опасностями и неудобствами.
Во-первых, он отнимает слишком много времени, во-вторых — в этом мы могли недавно убедиться — варвары имеют возможность атаковать нас со всех сторон при неблагоприятных для нас условиях. Ведь в лесу с ними сражаться очень тяжело. Кроме того, столь долгие переходы выматывают солдат и отбирают у них силы, нужные в битве.
Исходя из всего этого, я предлагаю переправить армию по реке вниз, до самого побережья.
Германик повернулся к карте и показал предполагаемый маршрут передвижения острым позолоченным стилосом из слоновой кости.
— Примерное расстояние составляет двести семьдесят миль, и путь этот можно проделать за довольно короткое время, если будет благоприятная погода. Таким образом, армия преодолеет дорогу, не подвергаясь никаким нападениям врага, а кроме того, солдаты сохранят силы и бодрость.
— Далее, — стилос вновь заскользил по карте, — суда продолжат плавание по каналу, который двадцать лет назад прорыл мой отец, Друз. Разведка донесла мне, что он находится в хорошем состоянии и вполне судоходен. По нему наша флотилия выйдет в узкий залив, который контролирует племя фризов, зависимое от Рима.
Ранее я послал к ним надежного человека с приказом выяснить обстановку — ведь с этими дикарями
