блаженно закрыла глаза.
В этот момент в коридоре послышались быстрые шаги, а потом — резкий стук в дверь. Амира в испуге отпрянула от пирата и недовольно скривила губы. Опять им мешают!
— Кто там? — нетерпеливо спросила она. — Обязательно нужно шляться по ночам?
— Это я, Солон, — раздался встревоженный голос. — Феликс у тебя? Мне надо предупредить его...
Пират быстро открыл дверь. На пороге действительно стоял Солон — его товарищ по банде с Аврелиевой дороги.
— Что случилось?
Грузный Солон с трудом дышал, запыхавшись после быстрого подъема на второй этаж.
— Плохо дело, — прохрипел он. — Как же ты так вляпался? Вигилы уже вовсю ищут тебя...
— Во что вляпался? — напряженно спросил Феликс. — Говори толком. Мне бояться нечего...
— Ну, мне-то можешь не заливать, — ухмыльнулся Солон, уже немного отдышавшись. — Сейчас ко мне прибежал Бурр и сказал, что вигилы прочесывают весь район — ищут тебя. Они уже были у Кротона и у Септимия, при случае скрутили Эния...
— Да причем тут я? — нетерпеливо бросил Феликс. — Я же еще ничего не сделал!
— Да-да, — покачал головой Солон. — Убийство парфянского посла — это, по-твоему, ничего?
— Убийство? — переспросил изумленный Феликс. — Да он ведь был жив, когда я уходил...
— Ну, не знаю, — протянул Солон. — Да только там есть какой-то свидетель, который видел, как ты всадил нож в посла. И тот ублюдок, Гортензий Маррон, дал показания против тебя — это Бурру сообщил один знакомый вигил. Так что думай сам. Если тебе нужна помощь...
Пират схватился руками за голову; Ему все стало ясно. Конечно, это Никомед убил посла, чтобы избежать хлопотной поездки в Иудею, но дело-то в том, что все улики против него, Феликса.
Грек, естественно, поклянется, что видел все своими глазами, да и Гортензий наверняка припомнит, как сицилиец упоминал о счетах, которые должен свести. Уж покрывать он его не станет — не захочет портить отношения с властями.
Нечасто в жизни Феликс чувствовал растерянность, но сейчас был как раз такой момент. О Боги, надо же так попасть — из огня да в полымя. А ведь как все хорошо складывалось...
А если пойти сейчас к префекту города и рассказать правду? Нет, кто ему теперь поверит? Скажут: пират, разбойник, уже побывал на арене и вот опять взялся за старое. Такого только могила исправит.
И ладно бы, пристукнул еще Никомеда или кого-нибудь подобного, так нет — всадил нож в посла иностранной державы, с которой Рим сейчас никак не хотел портить отношения.
Международный скандал!
Скорее всего, его без лишних слов выдадут парфянам, а уж те используют все свои изощренные восточные пытки, чтобы примерно наказать убийцу благородного Абнира.
Короче говоря, Феликс пропал. Теперь он отчетливо видел это. Рано или поздно его все равно арестуют — все подняты на нога, ему не уйти, не скрыться. Это конец...
Пират растерянно посмотрел на Амиру, у которой в глазах появились слезы, на Солона, который вытирал ладонью пот с лица, потом опустил голову и уставился в пол.
— Что же мне делать? — спросил он глухо; в его голосе звучало отчаяние и горечь.
Амира всхлипнула и припала к его плечу, судорожно вцепившись в руку возлюбленного.
Солон тяжело вздохнул.
— По-моему, — сказал он медленно, — у тебя остался только один шанс: попытаться стать царем Неморенского сада.
Глава XXII
Rex Nemorensis[3]
Шестнадцать миль отделяло Ариций от Рима, шестнадцать миль по просторной, чистой, ухоженной Аппиевой дороге.
Путники обычно выезжали через Капенские ворота; там всегда было людно и шумно. Здесь находились конторы по прокату дорожных повозок, мулов и верховых лошадей, здесь располагалось множество киосков и лотков, где можно было купить все, необходимое в дороге, здесь крутились нищие, бродяги, жулики и прорицатели, добывая свой кусок хлеба, была здесь и претория когорты городской стражи, солдаты которой надзирали за порядком и вылавливали всяческих подозрительньх типов, в которых никогда не ощущалось недостатка при Капенских воротах.
Отсюда лежал путь вдоль западного побережья через Террацину, Неаполь, Капую, до самых южных точек Италии — Регия и Бриндизия.
По виа Аппия — царице римских дорог — нескончаемым потоком двигались те, кто решил отдохнуть в своих загородных поместьях, виллах и домиках в Кампании, Кумах или Байях — модных морских курортах, а также те, кто выбирался в более длительную поездку — деловую или туристическую — в Иллирию, Грецию, Сирию или Египет. Но немало среди выезжавших через Капенские ворота было и таких, которые стремились именно в Ариций.
То были паломники, жаждавшие поклониться великой Богине Диане, чей храм — один из самых знаменитых и популярных в то время в мире — находился в этом скромном городке в шестнадцати милях от Рима.
Римская Диана, чьим прообразом являлась греческая Артемида, была родной сестрой Аполлона. Удивительно красивая, она, тем не менее, решила навсегда остаться девственницей и не позволяла мужчинам хотя бы взглянуть на себя.
Когда самоуверенный охотник Актеон однажды дерзнул, затаившись в кустах, полюбоваться прекрасным телом Богини, которая купалась в озере, разгневанная Артемида тут же превратила его в оленя, и беднягу разорвали собственные псы, приняв за животное.
Но и сама Богиня очень любила охоту. С луком и копьем, со сворой быстроногих собак она могла целыми днями носиться по лесам, загоняя зайцев, вступая в единоборства с дикими кабанами и свирепыми волками.
Греки почитали Артемиду как Богиню рождения и смерти одновременно. Ей посвящали реки, ручьи и болота, леса и нивы. Ведь она благословляла и растения, и животных, и детей, помогала матерям при родах.
А как повелительницу смерти ее чтили в Спарте, где ежегодно перед алтарем Артемиды розгами секли мальчиков, так, чтобы кровь их брызгала на статую Богини. В Тавриде же в древности ей вообще приносили человеческие жертвы. Это пришлось сделать и царю Агамемнону перед тем, как отправиться на Троянскую войну, — он посвятил Артемиде свою дочь.
Римская же Диана поначалу была особой серьезной, достойной. Но очень скоро и она отказалась от строгой латинской одежды и набросила на себя короткий легкомысленный хитон, в котором так удобно охотиться в лесах.
Она даже обзавелась быстрой колесницей, чтобы можно было каждую ночь с ветерком промчаться по небу.
И моментально в нее влюбились все поэты и художники, именно Диана стала источником их вдохновения.
Считалась она и покровительницей бедных, голодных, обиженных — им Богиня помогала советом и заботой. Именно поэтому римский царь Сервий Туллий выстроил ей храм на Авентине, который в те незапамятные времена был еще районом бедноты.
Но самое главное святилище великой Богини находилось в Ариций.
Это было довольно уединенное место, со всех сторон окруженное горами, среди которых блестело и переливалось своей кристально чистой водой озеро, называемое «зеркалом Дианы».
Все здесь дышало покоем, ощущалось единение с природой, тихо шумели на ветру зеленые деревья и щебетали в листве птицы, голубело небо и ярко светило солнце.
Но жители Ариция — видимо, из желания быть оригинальными — серьезно утверждали, что их Богиня, — это та самая жестокая Артемида Тавридская, которая так любила человеческую кровь.
Они с пеной у рта доказывали, что когда Орест бежал с берегов Понта Эвксинского, похитив сестру, которая была жрицей, и священную статую Артемиды, то поселился он именно в Ариций и ввел тут древний культ кровавой Богини-охотницы.
