спине, но и сам при этом потерял равновесие и полетел на песок. Трибуны взорвались хохотом.
Распорядитель пинками вытолкал горе-бойцов с арены и вызвал следующую пару. Эти назывались лусории и должны были драться деревянным оружием. Тут уже было больше искусства и меньше клоунады, но ведь крови тоже не было, а потому публика не воспринимала такие поединки всерьез. Они служили чем- то вроде пикантной закуски перед главным блюдом.
Лусории во всю старались завести зрителей, но те скучали все больше и начали уже с шумом двигать ногами, что служило выражением недовольства в римских амфитеатрах и цирках.
— Пора уже пробовать оружие! — послышались голоса.
— Друз, мы засыпаем!
Друз услышал эти крики и встал в ложе. Он чувствовал себя героем; на него были сейчас устремлены десятки тысяч глаз, его слов ждал своевольный римский народ, затаив дыхание.
— Пусть принесут оружие! — громко возвестил он, вскидывая вверх правую руку.
Распорядитель прогнал с арены запыхавшихся лусориев и скрылся в подземном помещении. Он появился снова через несколько минут уже с мечом в руках. Меч был в ножнах, к которым крепились ремни. Это производило впечатление, что оружие только что сняли с пояса кого-то из гладиаторов. Так того требовала традиция.
Все с нетерпением ждали совершения ритуала, который был прелюдией к настоящим, кровавым схваткам. Церемония называлась probacio armorum — проба оружия — и заключалась в том, что устроитель игр должен был собственной рукой проверить остроту лезвия меча, которым будут драться гладиаторы и объявить публике о результате своего исследования. Действие это было, конечно, скорее символическим — таким образом устроитель как бы гарантировал людям, что поединки будут вестись серьезно, без обмана.
Распорядитель тем временем поднимался по ступенькам к цезарской ложе, прижимая меч к груди. Это был пожилой мужчина, и на его лбу выступили капли пота, а дыхание несколько сбилось.
Друз поднялся ему навстречу, нетерпеливо притопывая ногой. Он и сам уже устал ждать.
Наконец распорядитель приблизился и обеими руками протянул меч устроителю игр. Друз с важным видом принял его, медленно, не спеша вытащил из ножен, осмотрел. Он явно наслаждался моментом.
Тиберий нахмурился и отвернулся. Ливия с неодобрением наблюдала за внуком, который раздулся от гордости, словно индюк.
— Не строй из себя клоуна, — зло прошипела она. — Что скажут люди? Ты же позоришь нас...
Друз не обратил на нее внимания. Сейчас он был главным и хотел как можно дольше продлить удовольствие. Зрители молча смотрели, ожидая его реакции.
Друз медленно провел подушечкой большого пальца по блестящему лезвию меча, улыбнулся. Потом провел еще раз, нажимая сильнее. Капелька крови рванулась из-под разрезанной кожи и скользнула по ладони. Друз с довольным видом оглядел ранку, горячим языком слизнул кровь и поднял вверх обе руки, сжимая в одной из них меч.
— Arma decretoria! — громко крикнул он в тишине амфитеатра. — Оружие острое!
Трибуны взорвались торжествующим ревом. Все формальности закончены. Сейчас начнется самое интересное.
Глава IV
Представление
Снова пронзительно взвыли трубы, и на арену выбежали десять гладиаторов в доспехах и с короткими мечами в руках. Это были так называемые андабаты. Спецификой боя с их участием являлось то, что шлемы этих людей не имели прорезей для глаз и драться приходилось в прямом смысле слова вслепую. Эта деталь имела свою прелесть, и публика охотно наблюдала за поединками андабатов, но более взыскательные зрители — а таких было немало на трибунах — не без оснований считали такие бои чем-то второразрядным, имеющим не много общего с подлинным искусством.
Одетые в длинные кольчуги на манер воинов Востока, андабаты остановились и принялись вертеть головами — слух теперь должен был заменить им зрение. Но жестокая публика часто специально поднимала невообразимый шум, чтобы сбить бойцов с толку, а то и вообще давала ложные подсказки.
Распорядитель громким голосом приказал начинать, трубы еще раз рявкнули и смолкли. Андабаты принялись бегать по арене, с силой размахивая своими короткими клинками. Зрители веселились от души.
Вот первые двое неожиданно столкнулись спинами и тут же отпрянули, словно вспугнутые коты.
— Эй, длинный, налево бей! — надрывались на трибунах.
Послушав совета, высокий гладиатор сделал выпад, но лезвие лишь рассекло воздух. А на его противника вдруг напоролся еще один боец. Тот был начеку и моментально нанес удар. Острие меча пронзило руку коренастого кривоного мужчины. Тот вскрикнул от боли и неожиданности. Первые на сегодня капли крови упали в песок.
— Попал! — взорвалась толпа. — Так его! Бей! Руби!
Но затем долгое время столкновений больше не происходило. Андабаты осторожно перемещались по арене, стараясь не рисковать понапрасну. Это разозлило публику.
— Трусы!
— А ну деритесь, лентяи!
— Эй, дайте-ка им огонька!
По краям арены стояли несколько работников амфитеатра, так называемые лорарии. Они держали в руках кожаные бичи и раскаленные металлические прутья. В их обязанности входило подгонять и подстегивать не особенно ретивых бойцов.
Распорядитель колебался, следует ли ему прибегнуть к их услугам, а тем временем с трибун неслось:
— Бабы трусливые!
— За что вам деньги платят?
— Беритесь за дело!
Наконец одному из андабатов надоели эти оскорбления — у гладиаторов ведь тоже была своя гордость. Он остановился и поднял вверх руки, прося тишины. Постепенно крики утихли.
— Я готов драться насмерть! — возвестил мужчина. — Кто хочет схватиться со мной?
После короткого раздумья еще один боец поднял вверх руку.
— Я!
Зрители оживились, это было уже интересно. Распорядитель был согласен с ними, а потому приказал убрать с арены восьмерых, не оправдавших доверия андабатов и оставить лишь двоих храбрецов. А трусам и лентяям всыпят хороших плетей после окончания представления.
Между тем двое, вызвавшихся биться насмерть, приблизились друг к другу, руководствуясь теперь уже правдивыми указаниями зрителей. Сойдясь вплотную, они протянули левые руки, крепко переплелись ладонями, чтобы не потерять противника во время боя, и замерли, ожидая сигнала. Распорядитель, довольный тем, что ситуация спасена и публика не будет крыть его с трибун за недосмотр, дал знак. Пропели трубы.
Андабаты, не расцепляя рук, принялись наносить друг другу быстрые, но по большей части неточные и беспорядочные удары. Мечи лязгали о кольчуги и шлемы, но на телах бойцов появилось лишь несколько неопасных царапин. Зрители громко подбадривали сражавшихся, но те и так себя не щадили. Лорарии с раскаленными прутами скучали у бортика.
Поединок продолжался уже несколько минут, но ни один из гладиаторов не нанес пока точного удара.
— Это уже становится однообразным, — недовольно сказал Друз, откинувшись на спинку кресла в цезарской ложе.
И андабаты словно услышали его. В следующую секунду они практически одновременно взмахнули своими острыми клинками и тут же лезвия нашли наконец своих жертв: один получил удар точно в горло, а у второго меч проскользнул каким-то чудом между плотными пластинками шлема и вонзился глубоко в глазницу.
Оба гладиатора рухнули на песок, забрызгивая арену кровью, но по-прежнему не разжимая рук.
