отказывается от работы в кино. Кто-нибудь звонил и спрашивал: «Нам нужно на пробу несколько крепких ребят». Кое-кто из нас соглашался, и помощник режиссера или постановщик трюков объяснял им задачу: «Нам нужно, чтобы вы забрались вот на эту крышу, пробежали по ней, поработали кулаками, а затем спрыгнули на батут…» Но я говорил себе: «Нет, таким способом не сделаешь карьеру ведущего актера». Я неизменно отказывался.
– Но ты нам нравишься. Режиссеру ты нравишься. Ты здесь самый большой, у тебя подходящее лицо, у тебя подходящий возраст. Мы будем платить по тысяче семьсот долларов за съемочный день.
– Тысяча семьсот долларов в день – это очень даже неплохо, но мне на самом деле деньги не нужны, – отвечал я. – Лучше отдайте их кому-нибудь из моих друзей, им они нужны гораздо больше.
Ларри согласился с тем, что я должен был проявлять разборчивость, однако его партнер Крэг Румар приходил в бешенство при виде того, как мы отказываемся от одного предложения за другим. Я всегда очень боялся тех моментов, когда Ларри уезжал в отпуск. Тогда Крэг звонил мне и говорил:
– Даже не знаю, смогу ли я что-нибудь тебе подобрать. Сейчас никто больше не снимает кино. Осталась одна заграница. Дела идут очень туго. Почему бы тебе не сняться в рекламе?
В тот год величайшим достижением Ларри стало то, что он после бесчисленных попыток наконец смог устроить мне встречу с Дино Де Лаурентисом. Дино считался живой легендой кинематографа. Именно он был продюсером таких фильмов, ставших классикой, как «Дорога» Федерико Феллини (1954 год), и вычурных хитов вроде «Барбареллы» (1968 год), а также множества работ, окончившихся полным провалом. Дино разбогател, а затем разорился, снимая кино в Италии, после чего начал все сначала в Голливуде. В последнее время он был на подъеме с такими фильмами как «Серпико», «Жажда смерти», «Мандинго» и «Три дня Кондора». Ему нравилось переносить на экран комиксы, и он искал актера на роль Флэша Гордона.
Когда нас с Ларри провели к Дино в кабинет, нам показалось, что мы попали в декорации к фильму «Крестный отец». Дино сидел за письменным столом в одном конце комнаты, а в противоположном, у нас за спиной, разместился его соратник еще по работе в Италии, продюсер по имени Дино Конте.
Де Лаурентис восседал как император. У него был огромный антикварный письменный стол, украшенный затейливой резьбой, длинный и широкий, и, пожалуй, чуть повыше обычного стола. «Ого, только посмотрите на этот стол», – подумал я. Сам Дино оказался крошечным человечком, очень маленького роста, и у меня возникло желание сказать ему что-нибудь приятное, но в то же время смешное. Однако слетело у меня с языка следующее:
– Зачем такому коротышке, как вы, такой большой стол?
Смерив меня взглядом, Дино сказал:
– У васа ошень сильна акцент. Такоя мне не нужен. Вы не может быть Флэша Гордон. Флэша Гордон американец. Да.
Я решил, что он шутит.
– Вы хотите сказать, у
Все пошло наперекосяк.
– Встреча окончена, – объявил Де Лаурентис.
Я услышал, как у нас за спиной Дино Конти встал и сказал:
– Сюда, пожалуйста.
Ларри взорвался, как только мы вышли на стоянку.
– Одна минута сорок секунд! – крикнул он. – Это самое короткое интервью из всех, какие у меня только были с продюсерами, и все потому, что
Я согласился, что Ларри был прав. Некстати вмешался мой язык. В который уже раз.
– Ну что я могу тебе сказать? – сказал я. – Ты прав. Я поступил как самый настоящий лоб. Извини.
Слово «лоб» я позаимствовал у своего друга-культуриста Билла Дрейка, который постоянно его использовал. «Только взгляните на этого Арчи Бункера[11], – говорил он. – Какой лоб!» Что означало: «Какой узколобый идиот!»
Прошло больше года после съемок «Оставайся голодным», прежде чем я наконец получил новую главную роль, на этот раз в одной из серий популярного телесериала «Улицы Сан-Франциско» с Карлом Малденом и Майклом Дугласом в главных ролях полицейских. В серии под названием «Мертвая попутчица»[12] им предстоит поймать моего героя, культуриста, который в порыве бешенства сворачивает шею девушке, высмеявшей его тело. Расследование приводит их в вымышленный мир культуризма и тяжелой атлетики Сан-Франциско, и, следовательно, я смог устроить на эпизодические роли Франко и многих своих друзей. На съемочной площадке собралась целая толпа из клуба Голда, и это было здорово. Вот только получилось так, что до состязаний за титулы Мистер Вселенная и Мистер Олимпия 1976 года оставались считаные недели, поэтому ребята больше думали о том, как заниматься, а не как работать перед камерами. Они сводили режиссера с ума, постоянно сбегая на тренировки.
Я знал, что «Улицы Сан-Франциско» станут рекомендательным письмом, которое заставит Голливуд отнестись ко мне более серьезно. К тому же сериал должен был помочь мне завоевать симпатии телевизионной аудитории. Однако сцена, в которой я убивал девушку, получилась чересчур жуткой. Бить женщину, орать, срывать со стен картины, ломать мебель – все это было не в моем духе. Прочитав сценарий, я подумал: «Господи Иисусе, как я во все это вляпался?» Если вспомнить, сколько народу мне пришлось истребить в кино с тех пор, становится смешно. В конце концов я просто сыграл эту сцену, особенно над ней не задумываясь, и режиссер остался доволен.
Гораздо больше меня тревожило то, что за мной закрепится какой-то образ. Я считал, что хуже всего для меня будет, если на экране я буду появляться исключительно в роли злодеев с обилием мышц и пустой головой. Когда Роберт Де Ниро убивает в фильме «Водитель такси», он такой маленький, что зрители на все сто процентов на его стороне, и это хорошо для его карьеры. Но для человека моих габаритов, с моей внешностью и акцентом роли негодяев вели в тупик. Я посоветовался с Бобом Рейфелсоном, и тот согласился. Он предложил мне сделать неожиданный шаг и воплотить противоположный образ. Меня захватила мысль заново экранизировать рассказ «Убийцы» Эрнста Хемингуэя, в котором бывший боксер по кличке Швед скрывается от двух убийц-мафиози. Я отчетливо представил себя в роли Шведа. Однако этот замысел так никуда и не привел.
К счастью, оживление вокруг «Качая железо» продолжало нарастать. Джордж Батлер раздобыл недостающие деньги, и теперь параллельно с завершением съемок он непрерывно суетился, продвигая будущий фильм. Вероятно, самым его умным ходом явилось приглашение Бобби Зарема, короля нью- йоркской рекламы. Бобби, лысеющий мужчина лет сорока, родился и вырос в Джорджии и в рекламу попал прямиком из Йельского университета. Ему нравилось изображать из себя безумного ученого: сбившийся набок галстук, незаправленная рубашка, всклокоченные волосы. Говорил он всегда так, словно был полностью сбит с толку, а мир близился к концу. Он стонал: «Я сам не знаю, что делаю. Ничего такого плохого я еще не видел. Мне нужно обратиться к психиатру, этот тип не отвечает на мои звонки, и вся работа рушится!» Услышав, как Бобби говорит так про «Качая железо», я пришел в ужас, но вскоре до меня дошло, что это просто игра на публику. Рано или поздно кто-нибудь обязательно говорил: «Нет, нет, Бобби, все в порядке. У тебя обязательно получится!» И Бобби это очень нравилось.
Он основал свою собственную фирму всего год-два назад и, полагаю, взялся за «Качая железо» отчасти чтобы показать, на что способен. Определенно, больших денег Джордж Батлер ему не платил. Однако все одиннадцать месяцев, прошедших после выставки в музее Уитни до выхода «Качая железо» на экраны Зарем вел бурную закулисную деятельность, подогревая интерес к фильму. Он арендовал кинозал, приглашал человек двадцать серьезных воротил из мира искусства, литературы и финансов и прокручивал им отснятые эпизоды будущего фильма. При этом Бобби заботился о том, чтобы
