соболь попался как раз в капкан! Не зря, выходит, Пиапон взял его с собой.
Весть о том, что Пиапон поймал первого соболя своей диковинной железной ловушкой, в два дня облетела все ближайшие становища охотников, и многие забредали в аонгу [51] Баосы, чтобы посмотреть на пойманного соболя. Американ ночевал в аонге Холгитона, битком набитой соседними охотниками, пришедшими послушать сказки Холгитона, от них и услышал он о соболе Пиапона.
На следующий день он пришел в аонгу Баосы. У Баосы все было добротно и крепко построено. Американ знал его фанзу, видел его амбары, сушильни юкол, а теперь перед ним стояла аонга — бревенчатое теплое зимовье.
— Здравствуй, дака, — поздоровался Американ, увидев сидящего перед очагом Баосу. — Ох, аонга у вас добротная, долго будет стоять.
— Будет стоять, если кто не развалит, — ответил Баоса.
— Кому и зачем разваливать? — засмеялся Американ. Про себя же подумал: «Ссорятся, потому беспокоится».
Возле очага сидел Ойта, помешивая длинной палкой варево в котле. Ароматный запах кабаньего мяса, отдающий всеми запахами лесных трав, желудей, кедровых шишек, приятно защекотал нос Американа.
Солнце укрывалось за высокими гольцами на западе, и на тайгу опустились сумерки.
— Поздно возвращаются молодые, — сказал Американ, подсаживаясь к очагу и закуривая поданную Ойтой трубку.
— Ноги молодые, далеко бегают. А ты как к нам попал?
— Мимо проходил, добираюсь к своим местам.
— Место, место… — проворчал Баоса. — Скоро никто никакого места не будет соблюдать, — куда пойдешь?
— Соболи везде есть…
— Много понимаешь ты! Где соболи? В мою молодость их десятками штук ловили, великие охотники из соболиных пяток халаты шили, этим халатам цены не было. А теперь попробуй! «Везде есть»! Нет, не везде! Мало стало соболей, скоро их совсем не будет.
«Великие охотники! — с иронией подумал Американ. — Ловили соболей, за долги отдавали шкуры, а пятки себе оставляли и опять влезали в долги», — Американ чуть не засмеялся. Будь его собеседником кто другой, не Баоса, он непременно засмеялся бы.
— Чего замолчал! Где видел много соболей? Может, покажешь место? — спросил знакомым резким голосом Баоса.
— Надо по тайге пройти, посмотреть…
— По чужим местам хочешь пройти?
— Порасспросить… — промямлил Американ.
— «Порасспросить…» Будто охотники соболей за хвост держат, чтобы ты их считал. Мы знаем, сколько на наших ключах соболей, да тебе не скажем.
«Чего он так кричит на меня, что я ему, сын, дочь? — думал Американ. — Зря я приехал сюда. Росомаха, а не старик ты, Баоса!»
Баоса еще долго мучил Американа расспросами. Он походил на женщину, которой наскучило в одиночестве, и вот, встретившись со знакомой, не может наговориться. Баоса был прежний Баоса — запальчивый, злой, крикливый.
С наступлением сумерек почти одновременно у аонги появились два охотника. Услышав скрип снега под лыжами, лай собак, Баоса замолчал, а когда вошли Пиапон с Калпе, он заткнул рот трубкой и больше не проронил ни слова до самого ужина.
— Э-э, Американ, да ты как попал к нам? Ты что, по всей тайге бродишь? — спросил Пиапон.
— К тебе пробираюсь.
— Ври больше! Бродишь по тайге, су богатства ищешь, знаю я.
— Правда, к тебе шел, — без особого восторга от встречи, косясь на нахохлившегося Баосу, отвечал Американ.
— Я недавно слышал, будто тот, кто найдет гнездо кукушки, станет самым удачливым охотником. Хочу я его найти. А ты не кукушкино гнездо ищешь?
— Нет.
— Ты почему такой невеселый? Не смеешься, как раньше, ничего не рассказываешь, в лицах не показываешь?
— Устал, отдохну, — может, покажу.
Прихлебывая горячий чай, Пиапон расспрашивал Американа, сам рассказывал о своем капкане, потом опять вспомнил про талисман.
— Еще, говорят, есть маленькая змейка, но она сама приходит, захочет тебя сделать удачливым охотником — к тебе придет, захочет меня — ко мне приползет. Да что я рассказываю, ты же ищешь талисман богатства!
— Ищу и скоро найду, — ответил Американ.
— Кто-то обещал, что ли? — усмехнулся Пиапон.
— Знаю, где найти.
В аонгу вернулись Дяпа, Полокто, Улуска, и сразу стало весело, зимник наполнился табачным дымом, шутками и смехом. Американ уже не косился на лежавшего возле очага Баосу, рассказывал о всяких смешных приключениях, изображая, как что произошло. Охотники держались за животы, ложились в изнеможении, обессилев от смеха. Американ был прежним молодым весельчаком.
В этот вечер охотники легли спать как никогда поздно. Американ лег рядом с Пиапоном.
— Говорят, ты колонка поймал? — спросил Американ.
— Колонок, и вправду колонок, — улыбнулся в темноте Пиапон.
— А из колонка хорошего соболя делают.
— Как делают?
— Пачилаори[52] знаешь что такое?
— Пачилаори? Что-то не слышал.
— Ты завтра рано уходишь?
— А что?
— Хочу тебе показать кое-что.
— Завтра у меня малый круг, я его за полдня прохожу. Могу остаться ненадолго.
Утром Американ проснулся, потому что правый бок его так нагрелся, что он спросонья испугался и начал охлопывать себя руками. Рядом засмеялись охотники.
— Побольше бы возле жены нежился, совсем бы отвык от очага, — смеялся Полокто.
Подкрепившись мясом, выпив два чайника чаю, охотники один за другим ушли, кто проверять самострелы, кто выслеживать соболей, кто побежал по следам кабанов, чтобы заготовить мяса. Остались только Американ с Пиапоном да Ойта, исполнявший обязанности кашевара. Узнав, что Пиапон но скоро собирается уходить из аонги, Ойта оделся, взял силки из конского волоса и, встав на лыжи, убежал в тайгу ставить их на рябчиков. Долго сидели Американ с Пиапоном, коротали время так, как коротают два неразговорчивых напарника в одном зимнике. Американ был задумчив, молчалив, будто вечером израсходовал весь запас веселости, и Пиапон, от рождения неразговорчивый, ждал, что скажет сосед. Наконец рассвело, потом выглянуло желтое зимнее солнце. Американ взял в руки соболя, усмехнулся:
— Будет настоящим.
Он попросил Пиапона найти немного бересты, а сам срезал семь прямых веточек-прутьев. Когда Пиапон поджег бересту, он закоптил все прутья до черноты. Отложив прутья, еще раз внимательно осмотрел шкурку соболя.
— Рыбьим жиром или еловой смолой? — спросил он.
Пиапон не знал, о чем тот спрашивает, и ничего не ответил.
— Можно кончики шерсти смазать рыбьим жиром, — начал объяснять Американ. — А можно еловой смолой, только запомни — еловой, если возьмешь смолу пихты или кедра, то у тебя шкурка голубой или
