— Ты ему швейную машину кажи, — попросил Митрофан.
Приказчик принес машину и лоскут синей китайской дабы. На глазах Пиапона приказчик прострочил, да так, что все нанайки-мастерицы залюбовались бы.
— Да, хороша! — воскликнул Пиапон и стал торговаться.
Машина стоила дорого, и меха у него не хватило.
— Ну, ладно, отдам тебе в долг, — согласился Санька.
Пиапон купил нужный ему материал, взял машину и засобирался домой. Вернулся он в Нярги к вечеру. Встречать его вышли зять и обе дочери. Пиапон отдал им куски материи, подарки, а сам осторожно поднял обеими руками машину на грудь и понес.
— Отец, что это такое? — спрашивали дочери.
— Дома увидите, — смеялся в ответ Пиапон. — Мира, как твое здоровье?
У дверей их встретила Дярикта. Она пропустила мужа с его ношей вперед и с любопытством последовала за ним.
Пиапон торжественно поставил машину на нары и снял с нее футляр. Дярикта погладила машину и от удовольствия зацокала языком.
— Это вам всем женщинам, это продолжение вашей руки, — сказал Пиапон. — Дайте лоскуток материи.
Когда принесли лоскуток материи, он свернул его, зажал ткань и начал крутить ручку. Стежка за стежкой побежали по ткани. Дярикта нагнулась над лоскутом, разглядела стежки и ахнула.
— О-е-е-е, да как так можно, а? — спросила она, не обращаясь ни к кому. — Да, как так можно? Без рук, без пальцев.
— Ну-ка, посоревнуйтесь все втроем с этой машиной! — смеялся довольный Пиапон.
— И все можно шить? Халаты, рубашки, штаны? — спросила Дярикта.
— Все, все можно шить, — улыбался Пиапон.
— Отец, а кожу возьмет? — спросила Мира.
Пиапон этого не знал, ни Санька, ни Надежда не говорили об этом. Пиапон прикинул, игла тонкая, может не выдержать, да и кожу шьют только лосиной жилой, а ее не намотаешь на катушку.
— Нет, кожу не возьмет, — уверенно ответил Пиапон после этих умозаключений.
Дярикта достала из сундука недошитый халат и тут же принялась на машине дошивать его. Не успел Пиапон выкурить трубку, как набежало полный дом женщин и молодух. Каждая из них хотела потрогать, покрутить машину. Дярикта дошила халат под наблюдением десятка пар глаз и разрешила женщинам удовлетворить свое любопытство. Одна за другой садились женщины за машину, некоторые сбегали домой за материей, когда Дярикта заявила, что она не запасла для них лоскутков.
— Да, это машина! — восхищенно воскликнула одна швея.
— В Малмыже купили? У Салова? Завтра же погоню своего, если не купишь, скажу, не буду с тобой жить, — смеялась какая-то молодуха.
— Тебе купит, он удачливый охотник, а наш откуда возьмет столько дорогих шкурок? — вздыхала пожилая женщина.
— И правда, где нам столько достать, есть-пить надо, да детей много.
Тем временем машина все крутилась и крутилась, игла молнией блестела, ободок сверкал никелем. Но вдруг машина перестала класть ровные стежки и совсем отказалась шить.
— Сломали чужую дорогую вещь, — сказали горестно женщины.
А сидевшая за машиной оправдывалась:
— Я ничего не делала, я, как и все, только крутила ручку. Неужели она сломалась?
Дярикта подошла, покрутила за ручку — строчка не ложилась. Тогда позвали Пиапона, он покупал, он привез, должен понимать. Пиапон покрутил за ручку, потом открыл какую-то задвижку и вытащил челнок- оморочку. Челнок-оморочка была пуста. Надо ее заполнить ниткой, и машина снова будет шить. Но Пиапон забыл, как заряжают челнок-оморочку.
— Сломалась, да? Совсем сломалась? Не будет больше шить? — осаждали Пиапона женщины.
— Нет, не сломалась машина, вот эту оморочку надо ниткой заполнить, но как ее заполняют, я забыл, — как всегда честно признался он. — Завтра, послезавтра будет шить, я вызову Митрофана и его жену, они научат, как заполнять эту оморочку ниткой.
На следующий день он наказал ехавшим в Малмыж рыбакам, чтобы попросили Митрофана и его жену приехать в Нярги. А еще через день напротив дома Пиапона пристала лодка Митрофана.
— Что случилось? — басил Митрофан, вылезая из лодки. — Все здоровы? А мы уж с Надей перепугались.
— Все хорошо, — улыбаясь ответил Пиапон, вводя их в дом.
Надежда впервые была в новом доме Пиапона, и ее неприятно поразила обстановка: прокопченные потолок и стены, дымящийся очаг, сложенный из камней и обмазанный глиной, длинные нары, все как в фанзе. Она считала, что, переехав в новый рубленый дом, Пиапон зажил по-новому, чисто.
Надежда вытащила гостинцы: сметану, масло, большой рыбный пирог и мягкие шанежки. Дярикта принимала гостинцы и удивлялась кулинарному мастерству русских женщин. Ведь у них под рукой такая же мука, какая есть у Дярикты, дрова у них такие же и огонь такой же, но как они пекут такие вкусные вещи? А Дярикта умеет только печь пресные лепешки на огне, да поджаривать на рыбьем жиру.
— Отец Миры, помоги мне поговорить с Надей, — попросила она Пиапона. — Спроси, как она запекла целые куски рыбы в тесте, сперва их отваривают и заворачивают в тесто или кладут сырыми?
— Сырыми, сырыми, — ответила Надежда.
— Но как так печь, чтобы тесто не обгорело и рыба испеклась?
— Печь протопить, золу убрать и на противнях.
Пиапон никак не мог понять, что такое противни, пришлось вмешаться Митрофану и объяснить, что это такое.
— А у нас нет таких, — разочарованно сказала Хэсиктэкэ.
— У вас и печи нет, — сказал Митрофан, — на вашем очаге не испечешь рыбу в тесте. Нужна русская печь. Вот, когда мы сложим у вас печь, тогда Надя приедет к вам и научит печь пироги, булочки и всякие шанежки. Ну, а теперь говорите, зачем нас звали.
— Да не можем справиться с машинкой, — виновато развел руками Пиапон.
Хэсиктэкэ принесла швейную машину, и Надежда тут же на краю пар начала показывать женщинам, как заряжают челнок. Наполнив челнок, она вложила его на место, вытянула наверх конец нити, положила лоскуток, и машина опять, на радость женщинам застрочила стежку за стежкой. Надежда объясняла, как регулировать машину, предупредила, чтобы не шили кожу или слишком толстые вещи: игла сломается.
Дярикта, Хэсиктэкэ, Мира несколько раз вытаскивали челнок и сами заряжали его.
— Эх ты, отец, такое простое дело забыл, — смеялась Мира.
— Выходит, старею, — отвечал Пиапон.
Дярикта подала низкие столики, поставила еду.
«Ничего нового, только дом новый, а остальное — все по-старому», — опять подумала Надежда, отхлебывая мясной суп с домашней лапшой.
А Дярикта ревниво следила, как она ест, по лицу и по тому, как она подносит ложку ко рту, пыталась догадаться, нравится ли гостье ее суп.
— Ничего-то вкусного мы не умеем готовить, — сказала она в сердцах, подавая отварного осетра.
— Ты что, Дярикта, да это же самое вкусное! — воскликнул подвыпивший Митрофан.
— Вкусная осетринка, нежная, — сказала Надежда.
После еды, когда Пиапон с Митрофаном закурили, Надежда не выдержала и спросила Пиапона:
— Пиапон, у тебя деревянный дом, русский дом. У тебя швейная машина. Человек ты не глупый. Кое- что повидал. Почему же ты не снимешь эти нары?
— А где спать? — удивился Пиапон.
— Спать надо на кроватях. Вот Митроша поможет тебе их сделать.
— Надюша, люди живут по-своему, они всю жизнь так жили на нарах… — пытался остановить жену Митрофан.
