это.
— Мое имя не Джеймс. Я Джеймсиль.
Бренвир издала невнятный звук и ринулась прочь из комнаты, захлопнув за собой дверь и задвинув засов. Из зала слышались ее шаги и треск мебели.
— Думаю, ты смутила ее, — сказал Серод.
— Видит бог, это она сразила меня. Тайны! Сколько их потребуется, чтобы убить всех нас?
Секреты.
Она ничего не собиралась выпытывать у матроны танцем рук, а тем более нечто столь грязное. Бедная женщина. Сенета, пожинающий души, которому она научилась за Темным Порогом и опробовала в Тай-Тестигоне для смирения трактирных буянов, никогда не должен был использоваться так, только вот сочетание в Бренвир того, кто проклинает, и берсерка просто ужасало девушку.
Тайны.
Может ли ее догадка оказаться правдой? Столько смертей и разрушений произрастают из какой-то пустячной склоки в уединенных зальцах Женского Мира? Наверняка нет. Но кто сказал убийцам, где отыскать ее пять дней назад? Кто стоял в тенях половины Рандира, наблюдая, как наемники на Переднем Дворе чуть не привели в исполнение свой контракт? Чью душу использовала Ранет, чтобы сотворить демона, посланного за Джейм и Киндри? Кто желал, чтобы последняя леди Норф умерла?
— Я вроде узнал последний хруст, — сказал Серод. — Если эта твоя матрона свалила шкаф у дверей, то мы в ловушке, пока кто-нибудь не придет нам на выручку. Плоховато для лекаря.
Он, кажется, доволен. Одним соперником меньше. Джейм обвила рукой худенькие плечи юнца:
— Дорогой Серод! Пару слов на будущее. Первое: быть обслуживаемой тобой — честь, но не единственная моя обязанность. Второе: как ты сказал, меня может остановить очень немногое, и меньше всего — здравый смысл. Третье: насчет того, чтобы попадать где-либо в ловушку…
Она ткнула большим пальцем себе через плечо.
Серод, проследив глазами воображаемую линию, побелел:
— О нет.
— О да. Там, где есть окно, всегда есть и выход.
К рассвету Кануна Лета худшая пора урагана уже прошла. Копья сверкающих солнечных лучей пронзали небеса, серебрили мокрую листву, выбивали искры из Серебряной, грели разбитые камни Часовни и плавили тени, повисшие над древними стенами крепости.
Но опасность еще не миновала. Река туч текла на север вверх по лощине, волоча за собой лохмотья тумана предвестий. Домоправительница Рябина наблюдала за этим движением с крепостного вала Готрегора. Вот из скопления облаков вырвалась стая лебедей, спешащих к верхним озерам, своему летнему дому. Перелетные птицы любили погоду предвестий. Многих животных Заречья унесло на юг штормом, но вскоре они вернутся с обратным туманом, почему-то куда более безопасным для зверей, чем для человека.
«Хвала предкам, что это случилось по весне, — подумала Рябина. — Зимой никто бы не пришел назад. А пока будем надеяться на то, что кладовая пополнится чем-нибудь экзотическим. Когда еще начнется сезон нормальной охоты».
И возможно, есть проблемы. При первом свете дня управляющая заметила в лесах вроде бы молодого раторна, только вот был он белоснежным. Со времен бедственной охоты Ганса тридцать четыре года назад здесь не встречалось ни одного из этих диких питомцев безумия. Рябина повернулась и захромала вниз по лестнице, качая головой. Дурная примета — держать в голове мысль, что она видела сейчас одного такого, нечего давать лишний повод для беспокойства растущей неуравновешенности Верховного Лорда.
Во внутреннем дворе небольшой гарнизон Норфа прочесывал траву перед старым замком в поисках цветных осколков стекла. В прошлые дни достатка оно завозилось сюда из Восточных Земель и вставлялось вон в те величественные окна третьего этажа умельцами-кендарами. Теперь окна разбиты. Эти, более ценные, чем золото, черепки, должны быть собраны и сохранены до той поры, когда казна Норфа позволит вызвать восточного мастера-стекольщика, который переплавит их, если какой-нибудь догадливый кендар не раскроет секрета этого искусства прежде. Рябина смотрела на пустые проемы, сокрушаясь разорению. Черныш будет недоволен.
— Берегись предвестий! — резко крикнул кто-то.
Полоса тумана двигалась над южной стеной и вдруг упала, как занавес, скрыв часть каменного вала. Около двадцати футов шириной, пелена пересекала внутренний двор с обманчивой скоростью лошадиной рыси. Кендары поспешно убирались с ее дороги.
Предвестья оставили за собой человека — лохматого, грязного, голого, обескураженно озирающегося вокруг. Туман уже почти добрался до северной стены. Между тем вторая, меньшая завеса следовала за ним с юга. Сделав выбор, мужчина кинулся назад, косы его развевались. Ошеломленные кендары позволили ему пройти. Он наступил на осколок, запрыгал, подвывая, на одной ноге и вниз головой рухнул и подступившую дымку. Туман проглотил и человека, и его крик, как закрывшаяся обитая бархатом дверь.
— Очевидно, — раздался за спиной Рябины знакомый голос, — я был в отсутствии слишком долго.
Еще со времен Уракарна, когда руны имени бога кариидов были выжжены на ее лбу, Рябина волей- неволей с болью научилась управлять лицом. И теперь, хотя сердце и подпрыгнуло, как вспугнутая лягушка, в ее чертах не сквозило удивления, когда она обернулась.
— Добро пожаловать домой, мой лорд.
Она отметила, что Торисен выглядит изнуренным: заляпанная дорожной грязью одежда, растрепанные черные волосы, в которых сквозит больше седины, чем помнилось домоправительнице, щетина; но эти огромные серебряно-серые глаза на худом лице были ясны и в этот момент даже веселы.
— Кто этот голыш?
Рябина пожала плечами:
— Вождь мерикитов, судя по косам, со множеством убийств и детей. А там…
Торисен шагнул вперед и увидел поврежденный замок:
— Какого Порога?..
— Нас посетил Старик Тишшу. Перед самым землетрясением, которое было до урагана предвестий, и все это случилось уже не важно после чего. Мы не подверглись нападению разве что грызущих ноги проглотов. Но идем же внутрь. Отдыхать. Обедать.
— Я не один, Рябина.
Управляющая перевела взгляд на темную арку входных ворот. Ей ответило двадцать или тридцать пар горящих глаз — одни на уровне человеческого роста, другие всего в футе или двух над землей. Лютый, ухмыляясь, выступил из тени.
— Правильно, распорядительница. Ты столкнулась с целой стаей.
— Ничего, — ответила Рябина, — мы справимся. Сделай милость, заходи, лорд вольвер.
Вскоре все переместились в главный зал гарнизона у южных ворот. Стая вольверов, непривычная к такому скоплению народа, держалась застенчиво. Взрослые в знак уважения приняли свой человеческий (только очень волосатый) облик, подростки неуклюже расхаживали — кто в шкуре, кто на четвереньках, щенки просто прыгали под ногами. Если кто из кендаров и вспомнил, что некоторые кенциры забавы ради охотились и на вольверов, и на мерикитов, то не подал виду.
— Кстати, — сказал Торисен, — твои люди не пойдут домой, пока я не соберу вооруженный эскорт для их сопровождения. Слышишь, Лютый?
— Да, Тори.
Рябина, поднося своему лорду вино, заметила, что он принял кубок левой рукой. Торисен одинаково хорошо владел обеими руками, однако, в отличие от большинства кенциров, отдавал предпочтение правой. Увидев вопрос в глазах слуги, он вызывающе протянул ей правую руку. Она уставилась на распухшие, забинтованные пальцы.
