взглядом. — Что стряслось-то? Из-за чего вы поцапались?
— Говорят тебе, мы не ссорились, — огрызнулся я. — Просто он…
— Отнесите его на корму и уложите в пассажирской каюте, — вмешался второй помощник.
Его слова показались мне неожиданными, но потом я понял, что таким образом он хотел избежать ненужных расспросов. Вероятно, второй помощник решил, что мы снова увидели что-то необычное и странное — такое, о чем остальным лучше не знать.
Пламмер наклонился, чтобы поднять юнгу.
— Нет, — быстро сказал второй помощник. — Пусть это сделает Джессоп. Все ребята, инцидент исчерпан, — добавил он, обращаясь к остальным. — Ступайте!..
Матросы послушно отправились на бак, негромко переговариваясь на ходу, а я поднял бесчувственное тело юнги и понес за вторым помощником на корму.
— Не стоит класть его в каюту, — сказал второй помощник, когда мы подходили к юту. — Уложи его лучше на кормовом люке, а я пошлю кого-нибудь за бренди.
Несколько глотков бренди быстро привели Тэмми в чувство. Парнишка даже сел, и, хотя по лицу его было видно, что он пережил сильное потрясение, на вопросы он отвечал спокойно и разумно.
— Что случилось? — были его первые слова. — Я заболел, сэр?!.. — с беспокойством добавил он, увидев перед собой второго помощника.
— Что-то вроде того, — кивнул Тьюлипсон. — Ты потерял сознание. Думаю, тебе следует пойти к себе и прилечь.
— Но я чувствую себя нормально, сэр! — возразил Тэмми. — Мне кажется, я мог бы…
— Без разговоров, юнга! — перебил второй. — И не заставляй меня повторять дважды. Если ты мне понадобишься, я тебя вызову.
Тэмми поднялся и, пошатываясь, побрел в малый кубрик. Ноги его заплетались. Думаю, парень был рад возможности немного отдохнуть.
— Ну а теперь, Джессоп, — сказал второй помощник, поворачиваясь ко мне, — давай выкладывай, что там у вас стряслось на самом деле, да поподробнее.
Я начал рассказывать, но второй помощник почти сразу остановил меня, подняв вверх руку.
— Погоди-ка! Кажется, поднимается ветерок! — С этими словами он взбежал на ют по трапу левого борта и, отдав рулевому какие-то приказания, снова спустился вниз.
— Вахта — наверх! Брасопить фок по правому борту! — крикнул он и засвистел в дудку. — Потом доскажешь, — бросил он на ходу.
— Есть, сэр, — откликнулся я и отправился помочь товарищам управиться с фалами.
Когда мы развернули реи к ветру, второй помощник отправил нескольких вахтенных на парус, а потом подозвал меня.
— Ну, продолжай, Джессоп.
И я рассказал ему об огромном призрачном корабле и добавил несколько слов насчет Тэмми: я уже не был уверен, будто он сам захотел прыгнуть в море. К этому моменту я успокоился настолько, что обрел способность рассуждать и делать выводы. Тут-то и вспомнилась мне странная тень, виденная мною под бортом после того, как клотик корабля-гиганта ненадолго поднялся над поверхностью. Второй помощник не был, однако, расположен выслушивать мои догадки. Едва услышав об огромном корабле, он сорвался с места и бросился к борту, чтобы увидеть все своими глазами. Я пошел за ним и встал рядом, но, как назло, поверхность моря покрылась рябью, и мы не увидели ничего, кроме бесформенных теней.
— Бесполезно, — сказал помощник примерно минуту спустя. — И лучше нам отойти от борта, пока другие нас не заметили. Возьми-ка вон те фалы и заведи их на кормовой шпиль.
До самого конца вахты я трудился не покладая рук, ставя паруса вместе с остальной вахтой. Когда наконец пробили восемь склянок, я поспешил в кубрик, чтобы позавтракать и поскорее лечь спать.
В полдень, когда мы поднялись на палубу на вторую дневную вахту, я первым делом подошел к борту, но нигде под водой не было видно никаких признаков присутствия исполинского корабля. После этого я почти всю вахту трудился над шпигованным матом и присматривал по распоряжению второго за Тэмми, который взялся доплетать линь. Мне, впрочем, показалось, что юнга в полном порядке, да ничего другого я и не ожидал. Единственной замеченной мною странностью в его поведении была необычная молчаливость, ибо до четырех часов, когда мы отправились в кубрик пить чай, юнга не произнес и десятка слов.
Когда пробили четыре склянки и мы снова поднялись на палубу, я обнаружил, что легкий бриз, подгонявший нас на протяжении всего дня, улегся, и «Мортзестус» почти не движется. Солнце клонилось к закату, но небо было безоблачным и ясным, и лишь когда я внимательнее всмотрелся в линию горизонта, мне показалось, будто снова различаю вдалеке странное дрожание воздуха, которое в прошлый раз предшествовало появлению туманной дымки. Дважды я был почти уверен, что вижу, как слева по носу поднимаются над морем длинные и тонкие языки тумана, но они исчезли так же быстро, как появились. В остальном же море выглядело совершенно спокойным и безмятежным. Сколько ни вглядывался в воду, я не мог рассмотреть в глубине огромной, страшной тени исполинского корабля-призрака.
Вскоре после того, как пробили шесть склянок, поступил приказ обеим вахтам подняться на палубу убирать паруса на ночь. Мы подтянули к реям брамсели и бом-брамсели и убрали все три нижних прямых паруса. Потом среди матросов пронесся слух, что ночью, то есть после восьми часов вечера, на баке не будет впередсмотрящего. Это, разумеется, вызвало целый шквал недоуменных вопросов и догадок — особенно после того, как кто-то сказал, что после наступления темноты двери кубрика будут заперты и никому не разрешат выходить на палубу.
— Кто же будет стоять на руле? — услышал я ворчливый голос Пламмера.
— Думаю, за штурвал, как обычно, поставят кого-то из вахтенной смены, — ответил ему другой матрос. — Один из офицеров все равно обязан находиться на юте, так что рулевой будет не один.
Если не считать этих двух замечаний, общее мнение было таково, что Старик — если он действительно отдал такой приказ — поступил единственно разумным образом. Как заметил один из матросов: «Коли команда всю ночь храпит в кубрике, ни одна душа не свалится за борт!».
До конца нашей последней вахты оставалось всего несколько минут.
Пираты-призраки
Когда пробили восемь склянок, я сидел в кубрике и разговаривал с четырьмя матросами из старпомовой смены. Внезапно откуда-то с кормы донеслись громкие крики, потом над нашими головами раздался громкий стук, словно кто-то колотил по палубе вымбовкой. Я вскочил и бросился к левой двери; четверо моих собеседников последовали за мной. Через секунду мы были уже наверху, где сгущались сумерки.
Глазам нашим открылась странная и страшная картина. Весь левый фальшборт закрывала какая-то колышущаяся, серая пелена, постепенно затоплявшая палубу. Вглядываясь в нее до боли в глазах, я вдруг обнаружил, что обрел способность видеть происходящее четко и ясно. Странная серая пелена распалась на множество стремительно движущихся фигур, отдаленно похожих на человеческие. В сумеречном освещении они выглядели нереальными, невозможными, словно обитатели какого-то фантастического, выдуманного мира. На мгновение мне даже показалось, что я сошел с ума, но — нет. Боже мой!.. Это были тени, но они были реальны и исполнены свирепой ярости и жажды крови. Да и видел их не я один. Подтверждением этому мог служить услышанный мной крик, который, очевидно, подняли шедшие на перекличку матросы.
— Поглядите наверх! — крикнул кто-то.
Я поднял голову и увидел, что и по снастям быстро карабкаются десятки темных фигур.
— Господи Иисусе! — взвизгнул рядом еще один голос и вдруг прервался, словно кричавшему сдавили горло.
Опустив взгляд, я увидел, что двое из четверых матросов, сидевших со мною в кубрике, катаются по палубе, отчаянно отбиваясь от серых тварей. На каждого из них напало сразу несколько врагов, так что я различал в темноте лишь бесформенные клубки сплетенных в смертельной схватке тел. Матросы хрипели и
