Авиационные КБ Сергей тоже посетил. В том числе и свое родное ЦКБ-29. Работа у авиаконструкторов кипела. Лавочкин корпел над переделкой ЛаГГ под швецовский двигатель с воздушным охлаждением. Ильюшин над двухместным модернизированным вариантом своего штурмовика. Бюро Яковлева вылизывало аэродинамику Як-1 и пыталось его дополнительно облегчить. Одновременно проектировался легкий фронтовой истребитель. Начали проектировать и тяжелый, с мощным пушечным вооружением. У Туполева тоже были успехи, так что, вполне возможно, его Ту-2 заменит на фронтах будущей войны петляковский Пе-2. Только дорабатывать бомбардировщик, видимо, придется уже другим. Сергей знал, что Туполева решено озадачить перспективным проектом стратегического бомбера. Но там пока еще конь не валялся. Кстати, Туполева таки выпустили. Королева тоже. Сейчас оба они помимо чисто конструкторской работы по горло заняты организационными вопросами, касающимися создания и оснащения собственных КБ.
Климова тормознули с М-107 и заставили форсировать М-105 за счет потери высотности. В разговоре с конструктором выяснилось, что сам он к такому повороту отнесся без энтузиазма, мол, ресурс двигателя недопустимо снизится. Но сделал, куда ему деваться, сейчас испытывает. Швецов тоже спешно форсирует свой движок.
Конструкторское бюро Архипа Люлька перевели из Харькова в Подмосковье и реорганизовали в НИИ авиационных реактивных двигателей. Правда, в русле новых веяний называлось оно нейтрально: НИИ «Вектор». В дальнейшем НИИ предполагалось развернуть в научно-производственное объединение.
Как и советовал инженер, сразу старались все делать солидно, чтобы не кустарничать. Сложности были заранее известны, поэтому сразу подыскали толковых специалистов по турбинам и металлургии. Впрочем, у конструктора и без того оказался неплохой задел. Его двухконтурный турбореактивный двигатель РД-1 оригинальной конструкции был практически готов и даже поэлементно испытан. Правда, инженер Прутов сообщил, что пока это не лучший вариант. Мол, хоть двухконтурные двигатели и экономичнее в части расхода топлива, но начинать следует с одноконтурных. Товарищ Люлька оказался человеком азартным и любопытным. Узнав, что схемы и некоторые тонкости по турбореактивным и турбовинтовым двигателям получены через службу Сергея, сразу начал выпытывать подробности. Одновременно пеняя, что разведчики, видимо, по причине недостаточной технической грамотности, упустили ряд важных моментов. Особенно его интересовали материалы, которые империалисты из САСШ использовали в газовой турбине и компрессоре. А также методы контроля качества лопаток. Микротрещины в лопатках — бич турбинщиков.
Насчет материалов Сергею добавить было нечего. А вот по поводу обнаружения микротрещин инженер недавно кое-что припомнил, микротрещины и в холодильном оборудовании тоже немалая проблема. Информация, как обычно, ушла к Кобулову, но, видно, в связи с известными событиями не попала к исполнителям.
Так что пришлось сказать, что империалисты применяют цветную дефектоскопию. Суть ее в том, что полированная поверхность детали покрывается специальным красящимся составом, который обладает способностью легко затекать даже в очень узкие трещины. Потом этот состав тщательно удаляют с поверхности, а на деталь наносится другой состав — проявитель. Он белого цвета и обладает способностью вытягивать краску из трещин. Соответственно, форма и размер расплывшихся цветных пятен указывают на наличие скрытых дефектов металла. Химический состав реактивов инженер, к сожалению, не знал — пользовался готовыми препаратами.
Но Люлька, тем не менее, очень заинтересовался, сказал, что идея гениальная. Что это умение обязательно надо освоить. Расстались довольные друг другом.
Для того чтобы познакомиться с Курчатовым, Сергею пришлось специально слетать на самолете на Урал. Именно там, в Челябинской области, планировалось создать основные производственные мощности и научные лаборатории по атомному проекту. По решению Берии при СНК СССР был создан специальный комитет, который возглавил товарищ Вознесенский, и начато создание профильного НПО «Рубин». Курчатова же назначили членом комитета и научным руководителем проекта. Разговор с ним вышел сложный. Курчатов говорил хоть и благожелательно, но Сергей по первым же вопросам понял, что ученый ему совершенно не верит. В смысле не верит, что переданная информация получена разведкой.
Для начала Курчатов поинтересовался, кого именно из ученых американцы привлекли для осуществления своего атомного проекта. Потом начал задавать вопросы о ходе работ, трудностях и перспективах. Сергей, как мог, уклонялся от прямых ответов, ссылаясь на драконовские меры секретности у империалистов. А что он еще мог сказать? Что реально атомный проект в САСШ еще и не начат, а большинство из названных Курчатовым имен его зарубежных коллег ныне принадлежат покойникам? Минут через десять разговора ученый не выдержал. Он откинулся на спинку стула и посмотрел прямо в глаза.
— Товарищ Горелов, поймите, так нельзя. Создается впечатление, что все это грандиозная мистификация. А с учетом того, какие в эту мистификацию планируется вложить средства, то лично мне становится просто страшно.
Не можете сказать правду, так и не говорите. А вот врать не надо, тем более так неуклюже. Я встречался с товарищем Сталиным, когда мне предложили эту работу. Он тоже не сказал правды, но хоть обманывать не стал. Мол, примите как данность, что сообщенная вам информация верна процентов на семьдесят, и спокойно работайте. А что делаете вы?
Сергей покраснел, обругав про себя не сориентировавшее его вовремя начальство. Он и не знал, что Курчатов вообще со Сталиным встречался, не говоря уже о том, о чем они там конкретно говорили. В итоге получилось неудобно. Впрочем, сориентировать его было некому: Сталин ранен, а Кобулов мертв. Поэтому и влип.
— Извините, Игорь Васильевич, но товарищ Сталин, видимо, прав. Примите как данность и работайте. Можно еще добавить: не задавайте лишних вопросов, и не получите уклончивых ответов.
— Я понял, — кивнул головой Курчатов. — Но ставлю вас в известность, что это очень мешает работе. Не я один, знаете ли, многие в недоумении. Ваши объяснения шиты белыми нитками. Мы же ведь не дети, у ученых свои каналы имеются. Люди сомневаются, разговоры идут ненужные. В результате страдает дело.
«Угу, так я вам и сказал, — подумал Сергей, — чуть ли не половина евреев, а у второй половины „свои каналы“, то есть широкие контакты за границей: учителя, ученики, друзья и прочие корреспонденты. Евреев, правда, скоро переведут на тюрположение, а с остальными что делать? Доморощенные „Розенберги“, которые „из лучших побуждений“ сплавят наши атомные секреты за океан, стране совершенно не нужны».
Как говорил инженер Прутов: «Их профессура готова к бою, а наша только и может, что бабочек ловить!»
— Товарищ Курчатов, мне кажется, что вы не совсем правильно оцениваете ситуацию. Вы и ваши коллеги-физики теперь не свободные искатели научных истин и не члены всемирного братства ученых. Вы сотрудники стратегически важного государственного проекта. Не я виноват, что так случилось. Можете считать, что вам просто не повезло. Занимались бы, например, ихтиологией, и не попали бы под мобилизацию. Продолжали бы работать, как работали. А теперь о международных симпозиумах, поездках за границу и прочих нобелевских премиях придется забыть. И не только вам, а вообще всем физикам- ядерщикам в мире. Ни одна вменяемая страна в ближайшие лет сто не допустит, чтобы ее атомные секреты утекали на сторону. Со всеми вытекающими последствиями. Так что если кто ведет «ненужные разговоры», а тем более пользуется «своими каналами», то ваш долг поставить об этом в известность компетентные органы. Товарищам быстро объяснят, как они не правы.
— Вы не понимаете специфики научной работы, — насупился Курчатов.
— Нет, это вы не понимаете специфики научной работы над задачами, ценой которых может стать жизнь сотен миллионов людей и само существование нашего государства, — не остался в долгу Сергей.
— Еще ничего не доказано, вполне возможно, что атомную бомбу вообще создать не удастся. У меня, по крайней мере, остаются сомнения. Несмотря на ворох странных материалов, которые неизвестно откуда взял многоуважаемый НКВД. Извините, но вы не специалисты. Я хоть по заграницам и не разъезжал, зря меня в этом упрекаете, но с ситуацией в физике ядра хорошо знаком. Так вот: в ваших бумагах полно вещей, которые, готов поклясться, в настоящее время неизвестны научному миру.
— Это и хорошо, что за границу не ездили, — заметил Сергей, — отчасти поэтому вас на этот пост и
