Амулет Судьбы

многие очень разозлились. Были просто в гневе. Ничего подобного я не видела, Филипп. От них исходила… такая злоба! Ненависть.

— И что они сделали?

— Ничего. Не на глазах у Люцифера — они слишком боятся его. Но как долго страх будет сдерживать их, неизвестно. Они перешептывались в толпе, и то, что они говорили, шипели друг другу на ухо… Мол, Люцифер их предал, и за этот смертный грех его следовало бы линчевать. В основном молодежь, но многие взрослые соглашались с ними. Никогда прежде не слышала я таких ужасных слов о Люцифере. Слушать их было страшно.

— Наверно, им просто нужно время, чтобы привыкнуть к мысли о смерти, — успокаивал Филипп. — Конечно, это потрясение. Мы оба это знаем, и они когда-нибудь тоже все поймут.

— Надеюсь, что ты прав, но… мне страшно, Филипп. Я боюсь их! Их гнева и ненависти. Дьяволы плохо умеют прощать, кто знает, что взбредет им в голову? Но это не единственный мой страх, — она опустила глаза в пол, под которым простирался подвал Мортимера, где сейчас смерть вновь обретала жизнь. — Странно вдруг начать бояться того, о чем раньше не задумывался. Странно знать, что одной прекрасной ночью умрешь. Теперь нужно беречь себя и быть осторожной, ведь никогда не знаешь…

Филипп перебил ее на полуслове, замотав головой.

— Совсем наоборот, Сатина! Как раз потому, что тебе не дано знать, когда это случится, не нужно быть осторожной и все время себя беречь. Ведь это невозможно. Ты просто забываешь, и так правильно.

— Совершенно верно! И это надо ценить, — донесся безжизненный голос из открытой двери. В гостиную, словно бледная тень, вошел Мортимер. — Как я уже говорил вам однажды.

Филипп заметил, как Сатина вросла в диван. Он внимательно изучил лицо старика, пытаясь отыскать торжествующую улыбку, но оно оставалось таким же невыразительным, как всегда.

— Давно тебе обо всем известно? — спросил Филипп.

— Люцифер позвонил мне сразу, как принял решение. Конечно, усталому, дряхлому старику прибавится забот, но, признаюсь, я разделяю его взгляды. Не могу взять в толк, почему этого не случилось раньше? На Небесах бессмертие отменили несколько тысяч лет назад.

— Значит, ангелы не бессмертны? — удивилась Сатина. — А я была в этом уверена.

— Ни ангелы, ни блаженные души, приходящие на Небеса через белые ворота. Обитателей Эдема не должно тяготить вечное существование. Это плохо сказалось бы на репутации Рая.

— А после смерти? Что происходит с ними после смерти? Куда они попадают?

— Не знаю, — ответил Мортимер. — Я просто делаю свою работу.

Сатина открыла рот, чтобы еще о чем-то спросить, но ее прервал стук в дверь.

— Вот это да, как она рано! — воскликнул Смерть и посмотрел на Филиппа сквозь половинки очков в свинцовой оправе. — Надеюсь, ты готов?

Филипп нерешительно кивнул, на сердце стало тяжело.

Мортимер вышел из гостиной, а Филипп повернулся к Сатине.

— Кажется, пришла пора прощаться, — сказал он.

— Да, — кивнула Сатина и шепотом продолжила: — Филипп, перед тем как мы расстанемся, я хочу кое-что тебе…

— На улице все еще темно, — перебил ее Филипп, бросив взгляд в окно. В коридоре Смерть гремел связкой ключей.

Сатина сдвинула брови.

— О чем ты?

— Мортимер говорил, что там, куда приходит Вита, всегда утро. Но за окном все еще темно. Это не она.

В то же мгновение дверь со скрипом отворилась, и послышался полный недоумения голос Мортимера:

— Кто вы такой?

Другой мужской голос ответил ему:

— Мое имя Виктор Ангел. Я хочу поговорить с Филиппом. Мне сообщили, что он у вас. Он мой сын.

От этих слов Филиппа словно током ударило, и голова пошла кругом.

«Не спеши радоваться, — предупреждал внутренний голос, казалось, в голове не было ни одной мысли. — Возможно, это снова он. Вторая попытка».

— Так вы его отец. Вот оно что. Проходите, пожалуйста. Он в гостиной. — В коридоре послышались шаги, Филипп поднялся с дивана, он едва держался на ногах, когда в комнату вошел мужчина, назвавшийся Виктором Ангелом.

Казалось, сердце в груди Филиппа остановилось. Перед ним стоял вовсе не притворявшийся отцом грешник или кто-либо другой, кто сошел бы за его отца лишь потому, что Филиппу так хотелось, чтобы это было правдой. Это был его настоящий отец, мужчина с фотографии из маминой спальни. На этот раз он узнал его, действительно узнал — гладко выбритое лицо, рыжие волосы, глаза, пристально смотревшие на него, которые сейчас наполнились слезами, — никакого сомнения. Никакого сомнения.

И все же Филипп в нерешительности стоял на месте. Выжидал, как поведет себя незнакомец. Если это его отец, настоящий отец, то он…

— Филипп! — воскликнул он и с дрожащей улыбкой на губах бросился к сыну. Шаги были уверенными, он обхватил сына, Филипп оторвался от земли в крепких объятиях своего погибшего отца, шептавшего в самое ухо, как ему не хватало его, боже, как он скучал!

— Это ты, — сказал Филипп, прижимаясь к груди отца. — Это ты.

— Да, это я, Филипп. На этот раз я, — отец немного отстранился, ласково погладил Филиппа по голове, осмотрел с ног до головы. — Какой ты взрослый. Даже не верится.

Он прав. Даже не верится. Все так невероятно.

— Как ты узнал, что я здесь?

— Мне рассказал привратник. Я так боялся опоздать. Я слышал о твоих добрых делах. Нет слов. У меня нет слов, как я горжусь тобой!

— Я был не один, — сказал он, смущенно кивая в сторону сидевшей на диване Сатины. — Со мной была Сатина.

Отец посмотрел на Сатину, и что-то странное промелькнуло в его глазах. Словно мгновенная вспышка. Все произошло так быстро, что Филипп не успел этого осознать. Вспышка погасла, а улыбка сделалась еще шире.

— Так это Сатина, — произнес отец, подходя к ней ближе. Он отклонился от огня, горевшего в камине, и протянул Сатине руку: — Я много о тебе слышал.

— Надеюсь, ничего хорошего, — ответила Сатина, пожимая его руку.

Виктор рассмеялся. Радостный, добрый смех заразил их всех. Разумеется, за исключением Мортимера. Филипп, в первый раз в жизни услышавший смех отца, подумал, что таким он и был в его мечтах.

— Ясненько. Не волнуйся, я никому об этом не скажу.

Виктор снова повернулся к Филиппу. Открыл рот, чтобы что-то сказать. Снова закрыл его.

— Мне так много нужно тебе рассказать, — начал он немного погодя. — И так много нужно услышать. Мы можем побыть наедине?

Филипп взглянул на Мортимера, тот кивнул и предложил спуститься в подвал. Главное, ничего там не трогать.

Отец и сын покинули гостиную, и с горящей свечой в руке Филипп направился вниз по лестнице, болтая с отцом обо всем, что он пережил и что совершил. Слова лились так свободно, вспомнились все подробности, как будто мысли и чувства обрели голос, и на душе стало легче, словно с плеч упало огромное бремя. Никто не умел слушать лучше, чем отец.

Они оказались в подземном зале с множеством мерцающих стеклянных сосудов, и отцу пришлось замедлить шаг, чтобы оправиться от этого впечатляющего зрелища. Затем он снова обратился к