легче, понятно?
– Ты не безобразна, – сказал Марк очень серьезно.
Я улыбнулась.
– Нет, я имею в виду, что придет день, когда умру безобразной. Все потому, что я скверная девчонка, а Бог не любит таких, как я. Правда, сама я себе нравлюсь, – я снова разрыдалась.
– Ну же, детка, не надо. Ты не знаешь, как ты мне дорога. Правда, Коко. – Его глаза смотрели с нежностью, которая в полумраке туалета казалась грустью.
В дверь снова застучали, наверное та же женщина, у которой просто лопнуло терпение. Я до смерти испугалась. Марк знаком велел мне молчать и спокойно поцеловал меня. Звук шагов начал удаляться, и я мягко отстранилась от него.
– Нам нельзя больше встречаться.
– Но мы непременно увидимся, Шанхай – не такой уж большой город.
Мы быстро вышли из туалета.
– Я пойду, – сказала я.
Он хотел отвезти меня домой, но я отказалась.
– Ну хорошо, – согласился он и поймал такси. Достал деньги из кошелька и отдал шоферу. Я не возражала. Просто села в машину
– Мне все еще не по себе. Ужасно стыдно.
Он нагнулся и поцеловал меня. Ни один из нас даже не упомянул имени Тиан-Тиана.
Радио в такси было настроено на волну радиостанции «Для полуночников». Ди-джей, ведущий передачу, терпеливо выслушивал стенания какой-то домохозяйки. У ее мужа был роман на стороне, но она не хотела разводиться с ним. Она просто надеялась, что соперница когда-нибудь исчезнет, и недоумевала, как вернуть былую привязанность мужа. И шофер, и я молчали. Мы, жители больших городов, привыкли рассеянно выслушивать самые интимные публичные откровения посторонних людей, но не способны на сочувствие и не умеем приходить на помощь.
Машина въехала на мост. Передо мной раскинулось море огней, прекрасное и величественное. В воображении словно оживали сцены, происходящие в разных уголках Шанхая, там, где горели все эти огни, где город жил напряженной жизнью – шумной, беспокойной, противоречивой. В этой жизни было столько одиночества, наслаждения, радости и любви.
Тиан-Тиан еще не спал. Он устроился на софе вместе с Пушинкой и писал в блокноте длинное письмо матери в далекую Испанию. Я присела рядом, и Пушинка убежала. Тиан-Тиан резко повернулся и пристально посмотрел на меня. У меня замерло сердце. Я, как и раньше, испугалась, что он опять учуял чужого мужчину. Должна сказать, что от тела Марка действительно исходил слабый животный запах, который мне нравился.
Взгляд у Тиан-Тиана был колючим и ледяным. Его невозможно было вынести. Я нервно встала и пошла в ванную. Он опустил голову и продолжил писать.
Из крана с шумом лилась горячая вода, зеркало в ванной заволокло туманом, и я больше не видела отражения своего лица. Я облегченно вздохнула, опустилась в горячую воду и расслабилась. При приближении беды я всегда скрываюсь в тепле ванны. Вода такая горячая. Черные пряди волос качаются на ее поверхности, как лепестки лилии. И в памяти всплывают только приятные и светлые воспоминания.
Мысленно возвращаясь в детство… Пробираюсь на чердак бабушкиного дома. Здесь пылятся старое сломанное, обитое кожей кресло на колесиках и огромный красный сундук из сандалового дерева с медными уголками. Я поднимаю крышку и достаю старые голубые керамические черепки, на которых написано «соль», обрывки материи, из которой когда-то было сделано
– Ники!
Это бабушка зовет меня, но я притворяюсь, что не слышу. И снова:
– Ники! Я знаю, где ты прячешься.
Вот уже ее грузный силуэт показался на лестнице, я лихорадочно захлопываю крышку сундука, но меня выдают предательски грязные лицо и руки.
– Перестань лазать сюда, – раздраженно говорит она. – Если тебе так нравятся эти вещи, я отдам их тебе в приданое.
Однако позже городские власти приняли решение строить автостраду в этом районе, и старый квартал, выстроенный во французском стиле, был обречен. В суматохе и суете переезда мои детские сокровища были безвозвратно утеряны.
Рассеянно глядя на торчащие из воды ноги, я думала о том, насколько далекими обычно кажутся события детства, словно они происходили с нами в прошлой жизни. Все, кроме острого и щемящего чувства теплоты и нежности, кажется ненастоящим.
Тут на пороге ванной комнаты появился Тиан-Тиан. Глаза у него покраснели. Он встал на колени рядом с ванной.
– Ты закончил письмо? – тихо спросила я.
– Да, – ответил он, пытливо глядя мне в глаза. – Я написал матери, чтобы она не строила никаких планов насчет возвращения и открытия ресторана в Шанхае. Когда я навещал бабушку, то упомянул о намерениях матери. Она сказала, что это весьма кстати, что она еще успеет поквитаться с ней до того, как умрет. Я тоже не хочу, чтобы мать приезжала. Будет лучше, если я так и останусь один до самой смерти.
В его голосе звучало отчаяние, он заплакал.
– Коко, что бы там ни было, никогда не лги мне! – Он впился в меня взглядом, словно резанул по сердцу невидимым ножом. Тяжелая, устрашающая тишина сочилась каплями крови. Чем безнадежнее любовь, тем беззащитнее мы перед лицом обмана и мучительными сомнениями.
– Я люблю тебя, – я крепко обняла его и закрыла глаза. Наши горючие слезы скатывались по щекам и падали в ванну, вода темнела и бурлила и, наконец, превратилась в кипящую плазму, поглотив наши рыдания и страхи. Той ночью я поклялась себе, что никогда не обмолвлюсь Тиан-Тиану о Марке и наших отношениях. Ни единым словом.
12 Завтрак на траве
Сальвадор Дали
Миновал полдень. Осеннее солнце освещало улицу и прохожих, отбрасывающих легкие, словно нарисованные кистью художника тени. Деревья потихоньку сдавались на милость осени, желтеющие листья свисали с веток как засохшие насекомые. Ветер овевал лицо, принося благодатную прохладу.
В обычной жизни все происходящие события следуют друг за другом быстрой чередой, заставляя забывать о смене времен года и быстротечности бытия.
Тиан-Тиан действительно пошел в Центр репродуктивного здоровья, и в первый раз я решила проводить его.
Внутри здания было неприглядно, душно и пахло чем-то терпким. Коридоры, плакаты и лица врачей
