экземпляре. Поэтому допустим, что нашу Галактику населяет множество таких зверей. Тогда естественно предположить наличие связи между ними. А это означало бы, что какие-то длины волн нужны для внешней связи, а именно, такие волны, которые могут проникать внутрь Облака и не причинять вреда его нервной системе.
— И вы думаете, для этого подходит длина волны в один сантиметр? — Ну, конечно.
— Но почему тогда не было ответа на наши передачи на этой волне? — спросил Паркинсон.
— Видимо, потому, что мы не посылали никаких сообщений. Что можно ответить на передачу, не несущую никакой информации?
— Тогда мы должны начать передавать на одном сантиметре импульсные сообщения, — воскликнул Лестер. — Но можно ли надеяться, что Облако сумеет их расшифровать?
— Для начала это не так уж важно. Будет очевидно, что наши передачи содержат информацию. Это будет ясно из частого повторения различных сочетаний сигналов. Как только Облако поймет, что наши передачи отправлены разумными существами, я думаю, можно будет ждать от него какого-либо рода ответ. Сколько вам понадобится времени, чтобы начать, Гарри? Пока вы, кажется, не готовы передавать модулированные сигналы на одном сантиметре?
— Да, но дня за два мы управимся, если будем работать по сменам круглые сутки. Я так и знал, не добраться мне сегодня до постели. Пошли, ребята, начинаем.
Лестер встал, потянулся и вышел из комнаты. Все стали расходиться. Кингсли отвел Паркинсона в сторону.
— Послушайте, Паркинсон, — сказал он, — об этом не стоит болтать, пока не узнаем больше.
— Ну, конечно, премьер-министр и так уже подозревает, что я малость тронулся.
— Но одно вы можете ему сказать. Если бы Лондон, Вашингтон и другие могли наладить десятисантиметровые передатчики, весьма возможно, что связь между странами была бы установлена.
Поздно вечером, когда Кингсли и Энн Холей остались одни, Энн спросила:
— Как тебе пришло в голову такое, Крис?
— Видишь ли, на самом деле это было довольно очевидно. Основная трудность заключалась в нашем предубеждены против таких мыслей. Представление о Земле как о единственной обители жизни укоренилось во всех нас глубоко, несмотря ни на какие научнофантастические романы и детские комиксы. Если бы мы с самого начала смотрели на эти события не предвзято, мы бы все поняли уже давным-давно. С самого начала было много непонятного, и в этом непонятном была своя система. Как только я преодолел психологический барьер, я увидел, что все трудности могут быть просто и естественно устранены, если сделать одно-единственное предположение. И все сразу становится на свои места.
— И ты серьезно думаешь, что эта затея со связью удастся?
— Вся надежда только на это. От этого зависит все.
— Почему?
— Подумай, какие бедствия уже претерпела Земля, хотя Облако ничего предумышленно против нас не делало. Небольшое отражение света от его поверхности чуть не изжарило нас живьем. Краткое затмение Солнца чуть не заморозило. Если Облако направит против нас ничтожнейшую часть находящейся в его распоряжении энергии, все люди, растения и животные, будут стерты с лица Земли.
— Но почему это обязательно должно произойти?
— Откуда я знаю! Много ты думаешь о каком-нибудь ничтожном жучке или муравье, когда наступаешь на него ногой во время прогулки? Достаточно одного газового сгустка вроде того, что попал в Луну три месяца назад, и нам конец. Рано или поздно Облако, вероятно, станет снова выбрасывать такие же сгустки. Или мы можем погибнуть от какого-нибудь чудовищного электрического разряда.
— Неужели это и в самом деле возможно?
— А почему бы и нет? И Облако располагает поистине колоссальной энергией. Если же мы сумеем что-то ему сказать, возможно, оно и позаботится о том, чтобы не растоптать нас.
— Станет ли оно о нас беспокоиться?
— Ну, если бы жучок сказал тебе: «Пожалуйста, мисс Холей, постарайтесь не ступать сюда, а то вы меня раздавите», — неужели бы ты его раздавила?
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СВЯЗЬ УСТАНОВЛЕНА
Спустя четыре дня, после тридцати трех часов передач из Нортонстоу, от Облака поступили первые сигналы. Это привело всех в неописуемое волнение. По-видимому, было получено какое-то осмысленное сообщение — среди сигналов можно было обнаружить регулярное повторение одинаковых импульсов, и были предприняты отчаянные попытки их расшифровать. Но все попытки оказались безуспешными. Впрочем, в этом не было ничего удивительного; как отметил Кингсли, достаточно трудно раскрыть шифр даже в тех случаях, когда известен язык, на котором составлено сообщение. В данном случае язык Облака был совершенно неизвестен.
— Вы правы, — заметил Лестер, — причем перед Облаком стоит, очевидно, точно такая же проблема, как перед нами, и оно не поймет наших передач, пока не научится английскому языку.
— Боюсь, для нас это гораздо сложнее, — возразил Кингсли. — У нас есть все основания полагать, что у Облака значительно более развитый интеллект, чем наш, и язык его, — каким бы он ни был, — вероятно, много сложнее нашего. Я думаю, нам нужно бросить эти бесполезные попытки расшифровать полученные сообщения. Подождем, пока Облако разберется в наших. Оно освоит наш язык и сможет ответить в нашем собственном коде.
— Чертовски удачная мысль — всегда заставлять иностранцев изучать английский, — заметил кто-то из иностранных ученых.
— Для начала, я думаю, нужно в основном придерживаться тем, связанных с математикой и вообще с наукой, так как они, вероятно, наиболее общие. Позднее можно попробовать социологический материал. Нам предстоит огромная работа — записать все, что мы хотим передать, на магнитную ленту.
— Вы хотите сказать, что нам следует передать нечто вроде краткого курса математики и других наук, а также английского языка? — спросил Вейхарт.
— Вот именно. И, по-моему, нужно приступать к делу немедленно.
Их ожидал успех, и успех большой. Уже через два дня был получен первый вразумительный ответ. Он гласил:
Следующую неделю почти все были заняты тем, что читали вслух выдержки из различных, заранее выбранных книг. Все это записывалось на магнитную ленту и затем передавалось по радио. Но в ответ приходили только краткие требования все новой и новой информации.
Марлоу сказал Кингсли:
— Так невозможно, Крис, мы должны что-то придумать. Эта скотина скоро нас совсем измотает. Я хриплю, как старая ворона, от этого непрерывного чтения.
— Гарри Лестер старается придумать что-то новое.
— Рад слышать. И что же?
— Попробуем убить сразу двух зайцев. Беда не только в том, что сейчас мы делаем все очень медленно. Есть и другая трудность: ведь практически все, что мы посылаем, должно казаться крайне невразумительным. Большая часть слов в нашем языке относится к объектам, которые мы видим, слышим или осязаем. Откуда Облаку понять наши сообщения, если оно не знает, что это за объекты? Если вы никогда не видели апельсинов и не прикасались к ним, то будь вы семи пядей во лбу, не представляю себе, как вы сможете узнать, что означает слово «апельсины».
— Ясно. Что же вы предлагаете?
— Это идея Лестера. Он считает, что можно использовать телевизионную камеру. К счастью, я
