— А откуда вы знаете Мать-утешительницу?
— Ее знают все. Джин — это дьявол Сент-Джайлса. Он оглянулся.
— В самом деле?
— Его пьют и молодые, и старые. Для некоторых это единственная пища. — Темперанс заколебалась. — Но я ее знаю не только поэтому.
— Расскажите.
Она подняла руку и поглубже надвинула на лицо капюшон.
— Девять лет назад, когда я впервые пришла в детский приют, Мать-утешительница обратилась к нам. У нее была маленькая девочка лет трех. Не знаю, откуда появилась эта девочка, но совершенно точно, это был не ее ребенок.
— И?
— Она предложила продать нам малышку. — Темперанс замолчала, ее голос начал дрожать, но не от страха или горя, а от гнева. Она помнила свой гнев, свое презрение к Матери-утешительнице за ее расчетливый цинизм.
— Что произошло? — очень тихо спросил лорд Кэр, но Темперанс ясно расслышала его голос, проникавший в самую душу.
— Уинтер и отец не хотели покупать ребенка. Они сказали, что это послужит поощрением, и Мать- утешительница будет и дальше продавать осиротевших детей.
— А вы?
Темперанс перевела дыхание.
— Мне было противно платить ей, но она ясно дала понять, что, если мы не заплатим требуемую сумму, она найдет другого покупателя, который не станет заботиться о благополучии ребенка.
— Содержателя публичного дома.
Она бросила на него быстрый взгляд, но выражение его лица было холодно и отчужденно. Они свернули на улочку пошире, и Темперанс смогла идти рядом с ним. Они шли не той дорогой, которой она привела лорда Кэра в подвал Матери-утешительницы. И Темперанс подумала, не заблудился ли он.
Она снова посмотрела вперед.
— Да. Сутенера, хотя Мать-утешительница избегала этого слова. Она просто намекала, пугая нас. — Темперанс опустила голову, вспоминая эти отвратительные переговоры. В то время она была еще наивна. Она не имела представления, какой черной может быть душа женщины.
Темперанс почти не замечала, куда ступают ее ноги. Она обо что-то споткнулась и взмахнула руками, стараясь сохранить равновесие. И тогда он подхватил ее, его руки до боли сжали ее локти. Она подняла глаза, он стоял со сверкающими, как у демона, синими глазами. Он прижал ее к себе, почти обнимая. Как друг. Как возлюбленный.
Все самые грешные желания рвались на свободу.
Его дыхание касалось ее губ, и он шептал:
— Так вы купили этого ребенка?
— Да! — рассердилась она на этого бесчувственного аристократа. Почему он захотел услышать эту историю? Почему так настойчиво тревожил старые раны? Зачем он ищет убийцу погибшей женщины? — Да, я заплатила требуемую цену. Я продала единственную свою драгоценность — золотой крест, который когда-то подарил мне муж, и купила ребенка. Я назвала ее Мэри Уитсон, в честь Духова дня, когда я впервые взяла ее на руки.
Он склонил набок голову, в его синих глазах был вопрос.
Она разрыдалась, ярость и горечь закипали в том месте, где Темперанс старательно прятала все свои чувства, которые не могла себе позволить. Она дрожала, пытаясь подавить их. Поймать и спрятать.
Он тряхнул ее, как будто хотел вытряхнуть ответ, которого ожидал.
— Уинтер оказался прав, — сказала она. — Девочка была спасена, но спустя пару месяцев Мать- утешительница снова пришла к нам с другим ребенком, на этот раз мальчиком. И цена была вдвое выше, чем за ту девочку.
— Что же вы сделали?
— Ничего. — Она печально закрыла глаза. — Мы… я… ничего не могла сделать. Я просила, падала на колени и умоляла эту ведьму, а она продала его.
Она сжала в кулаках край его плаща и трясла их, как бы внушая Кэру весь ужас этих воспоминаний.
— Она продала такого милого мальчика, а я ничего не смогла сделать, чтобы спасти его.
Она плакала, вымещая на нем свой гнев, и неожиданно он наклонился и прижался к ее губам, крепко, безжалостно. Она чуть не задохнулась от неожиданности, а он целовал ее мягкие губы. Она чувствовала его зубы, ощущала вкус его языка и ту часть себя самой, ту проклятую, грешную, неправедную часть, вырвавшуюся на свободу и сбежавшую от ее власти. Испытывая наслаждение от его первобытной грубости. Восторженно купаясь в его откровенной сексуальности. Совершенно потеряв над собой контроль. Пока он не поднял голову и не посмотрел на нее.
Темперанс попыталась вырваться из его рук, но он крепко держал ее.
— Какое же вы страстное создание, — заметил он, глядя на нее из-под полуопущенных век. — Такое эмоциональное.
— Нет, — прошептала она, в ужасе от одной только мысли.
— Вы лжете. Интересно, почему? — Он с веселой усмешкой поднял бровь и так неожиданно отпустил Темперанс, что она снова споткнулась. — Она была моей любовницей.
— Кто?
— Та убитая женщина, та, которую выпотрошили, как поросенка у мясника. Она три года была моей любовницей.
Темперанс, потрясенная, молча смотрела на него. Он кивнул:
— До завтрашнего вечера, миссис Дьюз. И ушел, исчезнув в ночной тьме.
Темперанс в растерянности огляделась и шагах в двадцати от себя увидела дверь детского приюта.
Лорд Кэр все-таки благополучно доставил ее домой.
Глава 3
Король Ледяное Сердце жил в великолепном замке, стоявшем на вершине холма. А еще в замке жили сотни стражников, целый сонм придворных и множество слуг и куртизанок. Они окружали короля днем и ночью, и ни один из них не был близок его сердцу. И только одно живое существо было дорого королю. Это была маленькая синяя птичка. Птичка жила в золотой, украшенной драгоценными камнями клетке, иногда она пела или чирикала. По вечерам король протягивал через решетку клетки орешки…
«Король Ледяное Сердце»
«Кажется, в Сент-Джайлс никогда не заглядывает солнце», — подумала следующим утром Сайленс Холлингбрук. Она подняла глаза и увидела среди вторых этажей, вывесок и крыш только кусочек голубого неба величиной с ладонь. Сент-Джайлс был перенаселен, дома здесь строились один над другим, комнаты делились и делились, пока людей набивалось в них как сельдей в бочке. Сайленс порадовалась, что ее собственные чистенькие комнаты находятся в Уэп-пинге. Сент-Джайлс был ужасным местом, и страшно было бы прожить в нем всю жизнь. Ей хотелось, чтобы ее старшие сестра и брат нашли другое место для приюта. Но приют основал их отец, и в Сент-Джайлсе жили самые бедные из бедных жителей Лондона.
Сайленс остановилась на потертых ступенях и громко постучала в тяжелую деревянную дверь. В приюте раньше был колокольчик, но в прошлое Рождество его украли. Уинтер все еще не удосужился повесить новый, и иногда Сайленс долго стучалась, дожидаясь, пока ее не услышат.
Но сегодня дверь открыли почти сразу.
