партактива в оперном театре. Я участвовал в работе этого совещания. Мне представилась возможность лично вручить ему заявление о варварском истреблении чеченцев в Хайбахе, Малхесты и других селах.
Охрана Хрущева была из работников КГБ республики. Начальник охраны меня знал и после переговоров с ним он прочитал мое письмо-заявление и разрешил мне подойти к Хрущеву после доклада. Я представился Хрущеву, сказал, что по национальности чеченец и просил рассмотреть заявление по факту уничтожения чеченцев в с. Хайбах. Хрущев пригласил в свою комнату, внимательно прочитал заявление и спросил у меня, знаю ли я, какая ответственность ложится на меня, если не подтвердятся изложенные в заявлении факты? Я ответил, что эти факты не могут не подтвердиться и полностью отдаю отчет своим действиям. Хрущеву я сказал: — Нужно спросить председателя КГБ СССР Серова и Министра МВД СССР Круглова, где находятся 600–700 человек Нашхоевского сельсовета, где многие жители с. Малхесты, где председатель Галанчожского сельсовета и шесть ответственных работников? Потом Хрущеву я отвечаю: — 600–700 человек сожжены в Хайбахе в конюшне колхоза им. Л. П. Берия. Более 300 человек из Малхесты расстреляны в домах, на дорогах и в пещерах, где они скрывались от солдат. Делалось это по приказу Серова, Круглова и Берия.
После этой встречи с Н. С. Хрущевым была создана комиссия по расследованию Хайбахского преступления во главе с ответственным работником ЦК КПСС Тикуновым. В 1966 г. эта комиссия выехала в с. Хайбах, в бывшую Чечено-Ингушетию. При осмотре этого места участие принимал и я. При раскопках бывшей конюшни сразу же обнаружили останки людей. Нашли много пуль и гильз от оружия, которым расстреливали чеченцев. Это расследование длилось свыше 6 месяцев. После была составлена справка по результатам расследования. Эту справку я читал лично. В ней правильно отражались все факты. Была проведена огромная работа, допрошены более ста человек.
Вопрос: Скажите, Мальсагов, были ли те расстрелянные и сожженные люди в конюшне Хайбаха больны тифом или другой болезнью?
Ответ: Неправда, что уничтоженные были заражены тифом. Возможно, среди них были единицы тифозных больных. Солдаты прямо в своих же домах расстреливали тифозных. Кроме того, хворых, которые не могли передвигаться, не выселяли, а сразу же уничтожили на месте 6 своих же кроватях. Бывали случаи, когда нетранспортабельных выводили из домов и расстреливали во дворах.
Мертвых никто не хоронил. Они лежали в тех позах, в которых настигла их смерть.
Вопрос: Скажите, Мальсагов, имелись ли случаи умышленного отравления отбившихся при выселении чеченцев?
Ответ: Да, эти случаи имели место. Военные оставляли отравленные продукты — пряники, сухари, сахар и т. д. Много было случаев гибели чеченцев и от отравлений.
Вопрос: Мальсагов, вы помните, какая была погода, когда уничтожали людей в Хайбахе?
Ответ: В этот день шел мокрый снег, дул сильный ветер, был ужасный день.
Вопрос: Каково было поведение солдат при приказе расстреливать чеченцев? Была ли на их лицах тень сожаления, сочувствия, жалости?
Ответ: Не знаю, но приказ солдаты выполняли беспрекословно. Ни одного возмущавшегося, за исключением капитана Громова, я не заметил.
Вопрос: Встречались ли Вы с ответственными работниками Чечено-Ингушского обкома КПСС после выселения народа, как они относились к этому геноциду?
Ответ: Меня первый секретарь обкома КПСС Иванов не принял. Я встретился с Лысовым, бывшим секретарем обкома КПСС по кадрам. Ему я рассказал о расстрелах мирных жителей. Он посоветовал обратиться к Серову. Я ответил, что Серову об этом рассказал. На этом между нами разговор окончился.
Вопрос: осле выселения чеченцев, кто распоряжался их имуществом? Особенно скотом?
Ответ: Часть скота перегнали в Грузию, вторую — в Дагестан, другую — в Осетию и давке увезли в Тульскую область. То же можно сказать и про другое имущество. Кстати, тогда скота в Чечне было намного больше, чем сейчас.
Вопрос: Скажите, Мальсагов, у Вас сохранились какие-либо документы, переписка по Хайбаху?
Ответ: К сожалению, нет.
Вопрос: Скажите, как относились русские, дагестанцы, осетины, армяне, евреи после выселения к невыехавшим чеченцам и в общем к трагедии чеченского народа?
Ответ: Я среди этих людей в основном не вращался. Когда я бывал в людном месте, то на меня указывали пальцем и говорили: «Чечен, чечен!» Были, к сожалению, и люди, которые не понимали эту трагедию, но им всем было объявлено, что чеченцы — враги.
Вопрос: Скажите, как относился лично Тикунов к этим событиям?
Ответ: Очень объективно.
Хочу сказать вот о чем. Мне еще в то время стало известно, что приказ отсечь нетранспортабельных подписал Круглов. В ходе расследования этих событий в 1956 г., когда доказали, что именно Круглов отдал приказ расстреливать нетранспортабельных чеченцев, он (Круглов) застрелился. Серов же умер в июле 1990 г.
Вопрос: Знал ли Н. С. Хрущев о том, что Вы проситесь к нему на прием по факту уничтожения людей в Хайбахе?
Ответ: Нет, он не знал, все было неожиданно для него.
Вопрос: Как Вас принял Хрущев?
Ответ: Н. С. Хрущев очень хорошо, культурно, со вниманием выслушал меня, поговорил более часа. Он придавал большое значение моему письму, перечитывал отдельные места, много задавал мне вопросов.
Интересовался, как живут чеченцы в высылке.
Родился в 1892 году в селе Нашха Галанчожского района, чеченец, неграмотный, семейный. Судим в 1946 г. по ст. 59–3 УК. Приговорен к 8 годам лишения свободы. В данное время живет в селе Рошни-Чу.
Жил я на хуторе Тийста, недалеко от с. Хайбах. Села были рядом, если крикнуть, можно было услышать друг-друга. В феврале 1944 г. всех жителей села Тийста повели в Хайбах. Это была среда. В ауле остались больные, старики и ухаживающие за ними молодые люди. Я со своей семьей из восьми человек остался: все болели тифом.
В воскресенье мой младший восьмилетний сын вылез из дома через окно, чтобы принести воду. Обычно более здоровые члены семьи ухаживали за тяжелобольными. Сын принес воду и сказал, что в селе Хайбах раздаются выстрелы, лают собаки и над селом клубится огромный дым.
Вскоре в окно нашего дома произвели выстрел из какого-то тяжелого орудия. Часть стены обвалилась и на меня падали куски сухой глины, отвалившейся стены. Я сказал детям, что нас стерегут, выходить на улицу нельзя.
Вечером я заметил, что к дому идут несколько человек военных. Зашли пять военных, остальные остались во дворе. В одной руке у них были пистолеты, a в другой — кнуты. Среди них был русский, низкий, черный, который знал чеченский язык. Его звали Григорий. До этого я его несколько раз видел в селах Галанчожского района. Он тоже меня знал. Я ему по-чеченски сказал, что мы знакомы. Ты должен выслушать меня. Мы не можем никуда идти, потому что больны, мы бы пошли за своими родственниками, но после выздоровления. Если вы пытаетесь нас напугать и заставить идти, то это невозможно, не мучайте нас. Попросил его не применять насилия по отношению к нам и перевести на русский язык то, что я ему сказал. Григорий улыбнулся и сказал: — Ничего не знаю.
После этого двое схватили меня за плечи, вывели во двор. Следом остальных. Я услышал приказ: «расстрелять». Рядом со мной был мой брат Умар. Ему я по-чеченски сказал: — Не смей их злить, они могут сделать зло.
