раздражения.
— Потому что я не родная ваша кузина. Не по крови. Судя по всему, он задал свой вопрос, чтобы сменить тему беседы, но ее ответ заинтересовал его:
— Объясните.
Он отложил записную книжку в сторону и уставился на девушку, что ее даже слегка смутило. Для того чтобы скрыть смущение, она встала и налила чай.
— Моя мать была родной сестрой жены дяди Реджи, тети Мэри. Мать скончалась при моих родах. Когда мне исполнилось пять лет, умер мой отец, И тогда тетя Мэри и дяди Реджи взяли меня к себе.
— Какая печальная история! — издевательски заметил Хоуп.
— Нет, — возразила Беатриса, подавая чашку чая с несколькими ложками сахара. — Совсем нет. В семье дяди ко мне относились с любовью. Своих детей у них не было, поэтому они воспитывали меня как родную дочь. Более того, они баловали меня. Дядя Реджи всегда очень тепло относился ко мне. Он очень добрый человек.
— О, какая веская причина отказаться мне от титула в пользу вашего дяди! — язвительно заметил виконт.
— Не стоит говорить об этом в таком тоне, — не без достоинства ответила она.
— Почему же не стоит? — Он воззрился на нее, будто не понял, к чему она клонит.
— В этом нет необходимости. Так вышло, что сейчас этот дом стал нашим.
— Да?! Как я полагаю, от меня ждут сочувствия, сострадания, не так ли? Сидеть, сложа руки, и оставить все как есть?
Беатриса перевела дух, чтобы не наговорить резкостей.
— Мой дядя уже весьма пожилой человек. И он не…
— У меня украли все — мой титул, землю, деньги, всю мою жизнь, мадам, — говорил он и с каждым словом все сильнее возбуждался. — Вы думаете, меня волнует судьба вашего дяди? Напрасно надеетесь.
Она удивилась. Откуда в этом человеке столько злобы и жестокости? Куда подевался тот милый юноша с портрета? Неужели он исчез навсегда?
— Какие у вас дурные мысли! Никто не намеревался отнимать у вас титул.
— Меня нисколько не волнуют чьи-либо намерения. Меня интересует результат. У меня отняли то, что по праву принадлежало мне. Меня лишили моего дома.
— Но дядя Реджи в этом нисколько не виноват! — не выдержав, закричала Беатриса. — Я пытаюсь вам объяснить, растолковать, что мы не враги. Во всем можно разобраться, как полагается благородным людям.
Он со злостью швырнул чайную чашку в стену комнаты, затем резко вскинул руку, случайно задел поднос, и он с грохотом упал на пол. Тарелка и чайник разбились, чай разлился, обрызгав подол платья Беатрисы.
— Как вы смеете?! — закричала она, сначала окинув взглядом битую посуду на полу, а затем метнула взгляд на дикого зверя на кровати, — Как вы смеете так себя вести?!
Но он так злобно сверкнул глазами, что у нее чуть душа не ушла в пятки.
— Если вы полагаете, мадам, что мы не враги, — вкрадчивым тоном начал он, — то вы гораздо наивнее, чем я предполагал.
Беатриса уперлась руками в бока и, наклонившись к нему, сказала дрожащим от гнева голосом:
— Возможно, я наивна. Да, вероятно, глупо думать, что создавшееся положение, каким бы безвыходным оно ни казалось, можно решить культурно и благородно. Но я предпочту роль наивной простушки. Мне отвратителен жестокий мерзкий тип, который настолько утратил чувство жалости, что напрочь забыл о доброте и человечности.
Беатриса повернулась, намереваясь выйти из спальни, но он не позволил ей уйти. В самый драматический момент он схватил ее за руку и дернул на себя. Она пошатнулась и упала прямо на постель. Почти задохнувшись от возмущения, она вскинула глаза и натолкнулась на его взгляд.
Он оказался так низко, что она чувствовала его дыхание на своих губах. Мышцы его бедер напряглись под ее ногами, невольно напомнив ей о ее сомнительном положении. Его пальцы крепко сжимали ее плечи, удерживая ее, словно она была его пленницей.
— И впрямь, мадам, я могу быть мерзким, нахальным типом, но, смею вас уверить, моя человечность нисколько не пострадала за это время.
У Беатрисы перехватило дыхание, она чувствовала себя замершим от страха кроликом перед раскрывшим пасть волком. От его тела горячими волнами исходило тепло, и она не могла не ощущать этого. Она буквально сидела на нем, но хуже всего было то, что он своими нахальными темными, лучистыми глазами не отрываясь, смотрел на ее губы.
Пока она растерянно заглядывала в эти бесстыжие глаза, губы его чуть дрогнули, веки опустились, и он ласково прорычал:
— На войне все средства хороши, и я готов использовать любые средства, чтобы победить врага.
Она была настолько ошарашена энергией, исходящий от его глаз, что подскочила на месте, когда скрипнула входная дверь. Лорд Хоуп облегчил ей задачу и выпустил ее запястье. Он через ее плечо внимательно смотрел на входившего. На какой-то миг радость осветила его лицо, но тут же погасла. Смена эмоций произошла настолько быстро, что Беатриса даже засомневалась в верности увиденного.
Как бы там ни было, но голос и выражение лица Хоупа казались твердыми, если не жесткими, когда он произнес:
— Реншоу.
Глава 3
— Идите сюда, сэр! — кричал король гоблинов. — Я дам вам пятьдесят золотых монет за этот меч. Вы согласны?
— Боюсь, что нет, — отозвался Лонгсуорд.
— А может, дело в цене? Я готов заплатить вам сто золотых монет. За такие деньги, уверен, вы расстанетесь с этим заржавевшим старым обломком металла, тем более что на них можно будет купить меч в сто раз лучше этого.
При этих словах Лонгсуорд рассмеялся:
— Сэр, я ни за что не продам вам этот меч. Какие бы деньги вы мне за него ни предлагали, я все равно не отдам его. И знаете почему? Отдав вам меч, я тем самым отдам свою жизнь, ибо этот меч с моей жизнью связан волшебным образом.
— А-а, раз так, — с хитрой змеиной улыбкой произнес король гоблинов, — не продадите ли вы мне тогда прядь ваших волос за одно пенни?..
Целых семь лет Рено копил то, что намеревался сказать начистоту своему другу. Ах, только бы они встретились с Джаспером Реншоу снова! О, сколько у него накопилось к нему вопросов, и на все он хотел бы получить ответы, потребовать подробных объяснений! И вот теперь, когда долгожданный момент наступил, Хоуп искал внутри себя следы былого нетерпения, былой злобы… и ничего не находил.
Лакей при входе объявил:
— Мистер Вейл.
На лице у гостя уже проступали морщины, глаза были печальными, но в целом Вейл почти не отличался от того друга, с которым Рено провел свои лучшие юношеские годы. Это был тот самый молодой человек, для которого он приобрел офицерский патент и которого считал самым лучшим и самым верным другом… И этот друг бросил его, оставил умирать на чужой земле среди кровожадных дикарей.
— Вы унаследовали титул, не так ли? — спросил Рено.
