Ну хорошо, говорил ему Марквуд, вот ты признаешь, что убивал. А думал ли над тем, можно ли убивать вообще? Что значит можно, недоумевал Арт. Раз я убил — значит, можно. Нет, морщился Марквуд, ты меня не понимаешь. Ты убил, другой убил, ограбил, подсунул шприц — это всё происходит. Не об этом же речь. Но хорошо ли это? Для этого ли рождается человек? Для этого ли два миллиона лет он разгибался, распрямлял спину, становился человеком разумным? Для того ли перестал быть животным, чтобы начать охотиться друг за другом? Волк ведь не охотится на волка, а тигр на тигра.
Странные, незрелые какие-то вопросы задавал Марквуд ему, и всё-таки разговоры эти чем-то влекли Арта. Нелепостью своей, что ли? А может быть, не так уж они и нелепы? Может, есть что-то в метаниях Марквуда? Он хоть не притворяется, что сам знает ответы. А раз не притворяется, значит — откровенен. А раз откровенен — значит, доверяет. А раз доверяет — значит, не боится его. Значит, или хозяин, или друг. Но Марквуд не был его хозяином. Никак не был. Друг — слово-то какое странное, редкое. Он бы сам его никогда не вспомнил, если бы Марквуд сам не употребил его несколько раз…
— Уже светает, — сказал Мэрфи хриплым суконным голосом. — Проверьте оружие, скоро придётся отсюда уходить.
Филипп Кальвино посмотрел на Папочку. Тот дремал рядом, нагнув голову и распластав жирные щёки на груди. На виске, у конца брови, мерно билась синяя жилка. Бровь была кустистая, и в ней проглядывали седые волоски. Стареет Папочка, подумал Кальвино, но нервы у него, как всегда, железные. А может быть, у него вообще нет нервов. Людям без нервов хорошо. Зачем человеку нервы? Нервничать? Чем ближе они подъезжали к Риверглейду, тем больше он нервничал. Нет, не потому, что сомневался в успехе. Всё было продумано много раз, а Тэд Валенти своё дело сделал — дал знать, когда Коломбо созрел для встречи в Риверглейде в доме Доула. Таков уж мир. Было время, когда дон Коломбо только рассмеялся бы при мысли, что поедет на встречу с каким-то там выскочкой Кальвино. А теперь вынужден. Не смог удержать в руках семью, всё пошло прахом. С того самого момента, когда они заставили его поверить в то, что Руфус Гровер — их шпион, шпион, посланный доном Кальвино и Папочкой. Единственный у Коломбо действительно верный и толковый человек. Вовремя, вовремя, что и говорить, провели они эту операцию. Ещё немного — и Гровер в конце концов раскусил бы Валенти. А победил всё-таки он, Филипп Кальвино. Оказался прозорливее, хитрее, настойчивее. Он не испытывал никакой личной ненависти к Коломбо. Просто им обоим стало тесно.
Он посмотрел на часы. Скоро должен быть поворот. И Папочка словно почувствовал, что пора просыпаться. Открыл один, глаз, посмотрел на Кальвино, подмигнул и разом, по-звериному, проснулся. А вот и поворот. Машины охраны впереди свернули с шоссе на съезд, за ними машина Кальвино и хвост. У Восточных ворот Риверглейда машины охраны отъехали в сторону, а автомобиль Кальвино остановился на площадке проверки.
— Обожди, Филипп, — сказал Папочка. — Я проверю ещё раз. Хотя всё в порядке, но не помешает.
Он вылез из машины и подошёл к двум охранникам, стоявшим у опущенных шлагбаумов. Молодые ребята с напряжёнными от волнения лицами. Один даже рот раскрыл. Дитя природы.
— Не проезжали ещё? — тихо спросил Папочка.
— Нет, — ответил один из охранников.
— Всё нормально?
— Всё. Ни одного человека по полицейским пропускам не впустили. Только местных жителей, по определителю личности. Ограду всю проверили рано утром с вертолёта — всё цело, Да и по приборам никто к проволоке не подходил.
— Молодцы, — кивнул Папочка. — Сейчас мы проедем, а через четверть часа должна появиться и их машина. Вы её пропускаете, но не регистрируете. Ещё через часок обе машины уедут, и вы ничего не знаете и никого не видели. Когда наша машина будет выезжать, получите по пять тысяч, как договаривались.
— Да, — хриплым голосом сказал охранник, у которого всё время был открыт рот.
Дитя природы. Ещё бы не открывать рот, когда он уже чувствует тяжесть пачки денег в кармане, подумал Папочка.
Он вернулся в машину и кивнул главе семьи.
— Всё в ажуре.
— Поехали, — кивнул Кальвино.
Охранник нажал кнопку, и первый, а за ним и второй и третий стальные шлагбаумы поднялись, словно салютуя машине.
— По-моему, пора, — сказал Мэрфи, — что-то они задерживаются.
Он медленно шёл по улице, держа в руках прибор для определения утечки газа. В форменном комбинезоне и фуражке газовой компании Скарборо он был почти неузнаваем.
Невдалеке послышался шум автомобиля.
— Они, — сказал Мэрфи. — Ты готов?
— Да, — сказал Арт и повернулся к автомобилю спиной.
Если у Кальвино и могли бы возникнуть подозрения, при виде двух служащих газовой компании, то человек, повернувшийся спиной, не опасен и сам не думает об опасности. Никогда не стой к врагу спиной, гласит один из первых законов джунглей. Но он стоял к врагам спиной — в этом и был весь фокус. Законы хороши до известного предела.
Машина остановилась у ворот, и в то же мгновение Мэрфи бросил гранату и дёрнул Арта за рукав. Раздался взрыв, в лицо толкнул горячий воздух, пахнуло дымом. Человек, открывавший ворота, что-то кричал. Из машины выкатился Папочка, лицо его было черно и безумно. Щёки хлопали, как ласты тюленя.
Медленно, как на стрельбище, Арт поймал его на мушку и плавно спустил курок. Толстяк дёрнулся, хрюкнул и стал валиться на бок.
— Сейчас взорвётся газ в баллоне, — шепнул Мэрфи, и, словно по его команде, раздался ещё один взрыв.
Они вбежали в дом и сразу же увидели Доула.
— Что там происходит? — крикнул сенатор. — Я буду жаловаться в вашу компанию! — Он увидел пистолет в руках Арта и понял всё. — Это недоразумение, — прошептал он, — я ничего не знаю.
Надо бы напомнить ему кабинет начальника полицейского участка, подумал Арт, но разве он вспомнит девятнадцатилетнего мальчишку, который пришёл к нему искать справедливости и головой которого он открыл дверь! Да и скучно это, бесконечно скучно.
— Это ошибка, — ещё раз прошептал Доул, и шёпот его был таким же серым, как и его лицо. — Вы не можете! — вдруг крикнул он. — Вы не смеете! Я сенатор!
Было скучно, бесконечно скучно. Арт поднял пистолет и выстрелил.
— Джордан, — пробормотал Доул, вставая на колени, — может быть, ты был прав. Может быть, не надо стрелять по живым людям. — Он наклонился вперёд, словно в молитвенном экстазе, мягко повалился вперёд и на бок и затих.
2
— Значит, а награду за всё, что вы сделали для меня, доктор, вы хотите, чтобы я разрешил вам уйти из семьи? Вам и Арту Фрисби. Так я вас понял?
— Да, дон Коломбо.
— Признаться, я ожидал от вас всё, что угодно, но только не этой просьбы. Почему вы хотите уйти?
— Я думаю, вы понимаете, — сказал Марквуд.
— Да, пожалуй, я понимаю, — медленно сказал Джо Коломбо. — Что ж, дело ваше. Я обещал вам выполнить любую вашу просьбу. Но всё-таки вы идеалист. Вы ребёнок, который не хочет вырастать, потому что не хочет взглянуть в глаза реальности.
— А если мне не нравится реальность?
