Первая найденная нами лодка была непригодна — пережжена пополам, но кувшины для воды совсем рядом были странным образом не тронуты. Может быть, тут проходили плати-подростки и не опознали в лодке лодку — приняли ее за наполовину сгоревший ствол дерева и по незнанию использовали в качестве топлива для костра.
Другая лодка, которую мы спрятали дальше от реки, была нетронутой. Она была даже в лучшем состоянии, чем тогда, так как мы перевернули ее вверх дном на бревна. Теперь она высохла и затвердела и на ней не было заметных повреждений насекомыми.
К несчастью, трудно было представить, что мы утащим ее втроем; с ней были трудности даже тогда, когда нас было двенадцать.
Мы прошли немало километров вверх по реке, так как Мария вспомнила, что видела там скопления молодых деревьев. Если очистить стволы от веток, то получатся подходящие катки. Мы набрали их полные охапки, но когда вернулись к лодке, уже стемнело.
Возможно, было бы умнее столкнуть лодку в воду под покровом темноты и немедленно уплывать, но мы не нашли на этой стороне никаких следов присутствия плати и к тому же очень устали.
Я взял первую вахту; мне приходилось постоянно ходить вокруг лагеря, чтобы не заснуть. Много раз доносились шорохи, словно что-то двигалось в траве, но это что-то не приближалось. Мария и Бренда тоже слышали это во время своих вахт, а перед рассветом шум прекратился.
При первом свете дня мы покатили лодку к воду. Это были добрых три часа трудной работы, так как песок сильно препятствовал качению. Последние сто метров мы волочили лодку, рывок за рывком — не более, чем на ширину пальца каждый. Когда, наконец, лодка свободно поплыла, мы выбросили якорь и долго сидели, совершенно обессиленные. Мы обрадовались, заметив, насколько здесь теплее вода — всего в сотне километров севернее острова плати. Причиной была вулканическая деятельность, связанная с большой удаленностью от континентального цоколя.
Мы приплелись на прежнее место ночевки и были вынуждены убедиться, что все наши продовольственные запасы исчезли. Это, несомненно, сделали животные, так как оружие осталось нетронутым. Отправляться без какого-либо запаса пищи нам не хотелось и оставшееся до полудня время мы провели на охоте. Мы убили десяток крупных змей и семь экземпляров мелких животных, похожих на замри, но с шестью лапами, и осмелились развести костер, чтобы закоптить их, что, возможно, было с нашей стороны неосторожно. Один из нас следил за костром, а двое других наполняли водой кувшины и делали для них несущую конструкцию, укрепив на корме самую большую из наших шкур.
Наконец, мы погрузили продукты и оружие на борт и сами с бортов забрались в лодку (укосины не давали воде на корме сильно плескаться). Примерно час мы гребли как сумасшедшие; потом, когда остров стал лишь едва заметной полосой на горизонте, мы бросили якорь и стали ждать, когда на небе покажутся путеводные звезды.
Со стороны Марии было очень мило нанять крепкого молодого атлета в качестве одного из дипломированных ассистентов. Я не думаю, что мы вдвоем смогли бы на этой старой тяжелой колоде проплыть двести пятьдесят километров. Хотя за все эти месяцы, что мы разыгрывали из себя пещерных людей, мы стали мускулистыми и выносливыми, этот гигантский марш нас изнурил. Последнюю ночь я гребла все более остервенело, пока незадолго до рассвета просто не свалилась от усталости. Хорошо, что Габ сидел позади меня. Он услышал, как я упала с сиденья, и выудил весло из воды, когда оно проплывало мимо него. Когда солнце поднялось высоко и нам пришлось прекратить грести, он сделал мне расслабляющий массаж рук и плеч, а когда я уснула, сделал то же самое Марии.
Может быть, перед выходом в море нам следовало бы потратить еще немного времени и соткать какой-нибудь навес от солнца. Хотя и не очень жарко, но солнце, кажется, высушивает кожу. Кроме того, под навесом было бы лучше спать. Но Мартин был единственным, кто умел хорошо ткать, а он…
О, Боже! Боже мой, мы оставили его, считая мертвым, и я ни разу больше не вспомнила о нем с тех пор, как мы покинули устье реки. Теперь мы оставили его без лодки. А он, может быть, лишь на день или даже на час опоздал к месту встречи. Если это так, то мы его убили.
Бренда вдруг разразилась слезами и начала опять о Мартине. Я списала его еще до того, как мы покинули остров плати. Его маршрут был зеркально-симметричным моему, а он был куда более быстрым бегуном, чем я. Должно быть, они его убили.
Я заметила в ответ Бренде, что Мартин — если он добрался до берега кратерного озера — благодаря своим атавистическим способностям, вероятно, сможет прожить там неограниченно долго, поскольку одиночке нетрудно прятаться от время от времени там появляющихся плати. Конечно, у него хватит ума регулярно рисовать метки на песке, которые были бы видны со спутника. Тогда его выручит ближайшая же экспедиция.
Это ее немного успокоило, и она мгновенно уснула.
Я начала верить, что нам удастся. У нас было на двадцать дней воды и на половину этого срока продуктов, даже если нам не удастся поймать рыбы. Я допускаю, что труднее держать прямой курс, когда путеводные звезды за спиной, но это не должно удлинить наш путь вдвое по сравнению с путешествием на юг; особенно, если не будет облачных дней.
Если только мы доберемся до суши и снова завладеем современным оружием, дорога назад, к базе, будет детской игрой. И год ожидания в куполе покажется нам сибаритским люксом. Настоящая пища. Кресла. Никаких жуков и насекомых. Книги. Я спрашиваю себя, умею ли я еще читать.
Семь дней утомительных будней. На восьмой день я проснулся после полудня, взял копье и пошел на нос, чтобы поглядеть в воду. Я только-только помочился через поручни — это иногда приманивает рыбу — как вдруг увидел плати, плывущего прямо на нас. Он остановился метрах в восьми, встал на месте и уставился на меня и мое копье. Я что-то крикнул ему, но он не ответил. Он только несколько минут глядел на меня, и мне показалось, будто я видел, как он взвешивал свои шансы. Потом он повернулся и поплыл дальше; сильными гребками — он развивал такую скорость, какой мы не могли бы достичь никогда.
Смог бы он перевернуть нашу лодку? Вероятно, нет, ведь у него не было твердой опоры. Но если бы мы были в воде, мы не смогли бы противостоять даже одному-единственному плати.
После недели необычного люкса быть свободными от страхов, страх снова поднимался во мне. Плати мог приблизиться к нам под водой и перетаскать нас одного за другим через борт. Он мог, пока мы спали, ухватиться за уключину и качать лодку, пока мы не свалились бы в воду. Он мог даже — я клянусь перед Богом — прогрызть дыру в лодке.
Когда проснулись женщины, я сообщил им об этом происшествии, и мы приняли самое простое решение — выставлять вахту. Но втайне я спрашивал себя, нужно ли это. У меня настойчивое подозрение, что плати могут свободно обходиться без воздуха; если он подплывет к нам под водой, то мы не сможем его увидеть, пока он не окажется рядом с лодкой. Или он может неожиданно напасть в темноте. Но вслух я ничего этого не высказал. Они и сами не страдали отсутствием фантазии, и я не сделал бы их счастливее, умножив их ужасные видения сценами своего воображения.
Долго ли еще? У меня появилось подозрение, что с этого времени мы поплыли быстрее.
Я снова видела сон, будто мы непонятным образом повернули и как безумные гребем назад, к ожидающим нас плати. Этот кошмар мучил меня даже в часы бодрствования; особенно ближе к вечеру, когда я становилась чувствительнее и душевно пугливее.
Так получилось, что я почувствовала безымянный ужас, когда при первом утреннем свете увидела землю.
Мы плыли только одиннадцать дней. Мы должны были повернуть; не может быть, чтобы за это время мы преодолели такое расстояние. Я долго смотрела на полоску суши, пока Бренда не пробормотала что-то о том, что земле появиться еще слишком рано.
Потом Габ тоже увидел тонкую зеленую линию у горизонта, и мы долго дискутировали об этом, пока лодка плыла сама по себе. Когда стало светлее, мы единодушно согласились, что видим пурпурные конуса далеких вулканов; это заставило утихнуть мои подозрения.
Вулканы упростили навигацию; я сумела вспомнить их конфигурацию при отплытии. Выглядело так,
