двигаться по прямой — годилось любое направление, потому что яма не могла быть больше нескольких метров в диаметре: если бы она была шире, то преступники выбрали бы ее в качестве усыпальницы, — но идти было тоже невозможно, и он опустился на колени и медленно пополз, пока его голова не уперлась в каменную стенку, и начал выпрямляться, толкая тяжелое тело Кроуэлла вверх.
Отто уперся подбородком в край ямы, резко, со свистом выдохнул и жадно втянул воздух. Он приготовился чихнуть, но жестоко прикусил язык.
Неподалеку вопил Киндл.
— Я не вижу! Черт вас возьми! Очки… вы потеряли их!
Фиц-Джонс тонко хныкал, словно скулило маленькое животное. Внезапно красный свет лазера затопил окрестности. Киндл водил им веерообразно из стороны в сторону, используя как прожектор. Глупо. Если кто-нибудь из персонала Компании не спит, их тотчас засекут. Правда, вряд ли кто-то ринется выяснять, в чем дело.
Луч лазера наткнулся на Фиц-Джонса. Тот согнулся пополам и исчез.
Свечение погасло.
— Макгэвин!!! Надеюсь, ты видел?! Я знаю, ты где-то прячешься. Но я могу и подождать… Когда рассветет, ты конченый человек…
Макгэвин осторожно выбрался из ямы и размотал веревку, которая все еще охватывала тело слабыми кольцами. Ощупав землю вокруг ямы, он заключил, что лазер Фиц-Джонса, должно быть, все-таки свалился на дно. Но он не собирался лезть за ним.
Примерно в тридцати метрах от него было большое скальное обнажение — Отто приметил его в свете лазера. Медленно, бесшумно он пополз туда, шаря руками перед собой и похлопывая по земле ладонями. Несколько раз его рука нащупывала теплый мягкий тальк пыльных ям, — тогда он огибал их. Наконец Макгэвин добрался до скал и уселся за большим валуном.
Он придирчиво перебрал свой инвентарь. Один вибронож, две руки, две ноги и множество камней. Моток веревки. Все это очень эффективно против безоружного человека. Но против лазера…
Макгэвин устал. Никогда еще за всю свою напряженную жизнь он так не уставал.
«Осталась одна таблетка гравитола, нужно сохранить ее и принять перед самым рассветом».
Шаги… Киндл не настолько безумен, чтобы бродить в темноте… Нет, шаги слишком уверенные.
Это был бруухианин.
Он подошел прямо к Макгэвину и уселся на землю в метре от него. Отто мог расслышать дыхание туземца.
— Знаю ли я тебя, друг, который приходит ночью? — прошептал Макгэвин.
— Кроуэлл-кто-шутит, я — Порнууран. Ты не знаешь меня, хотя я знаю тебя. Ты пришел сюда с моим братом, Киндлом-кто-правит. — Бруухианин отвечал тоже шепотом.
— Разве Киндл-кто-правит в твоей семье?
— Да. Священники доверили моей семье честь-традицию принимать в члены высших из людей — Киндла-кто-правит и до него Малатесту-высочайшего.
— Порнууран, можешь ты увести меня из этого места, прежде чем пустыня станет светлой?
Бруухианин рассмеялся.
— Кроуэлл-кто-шутит, ты действительно наивеселейший из людей. Мои братья и я пришли смотреть человеческий ритуал перехода в «тихий мир». Мы не вправе вмешаться. Священники увидели красный свет в пустыне и послали нас сюда. Может быть, надо помочь отнести «тихих».
— Где твои братья?
— Кроуэлл-кто-шутит, мои наистарший и наимладший братья стоят около их брата Киндла-кто-правит. Он также попросил нас, чтобы мы отвели его в темноте к тебе, но мы не могли нарушить приказ священников.
«Ну спасибо и на этом!» — подумал Отто и вдруг осознал, что различает слабые очертания туземца на фоне более светлой скалы. Он достал коробочку и проглотил последнюю таблетку гравитола. Мгновенно усталость как водой смыло.
Макгэвин выглянул из-за края валуна. Он еще не мог различить Киндла, но это было дело всего лишь нескольких минут: заря здесь разгоралась быстро. И тогда Киндл не спеша направился к нему.
Внезапно у Отто родился план… Он был вопиюще прост, но и достаточно рискован.
Отто набрал камней и пополз по пустыне с максимальной быстротой, какую только позволяла осторожность.
К тому времени, как его рука нащупала край пыльной ямы, уже достаточно рассвело, и он увидел, как его кисть исчезает в порошке. Отто пошарил вокруг, чтобы понять, как идет край ямы, затем высыпал камни на твердь, положил рядом вибронож и опустился в теплую яму, борясь с желанием немедленно выкарабкаться наружу.
Он сложил камни на краю таким образом, чтобы они скрывали его голову, когда он погрузится по подбородок.
Отто нажал на кнопку виброножа. Клинок вышел только наполовину. Он коснулся его пальцем — лезвие не вибрировало. Должно быть, пыль набилась в механизм. Что же, у него все еще оставались лезвие и острие.
Он услышал, как передвигается Киндл — примерно метрах в двадцати от него. Все еще не видя противника, Макгэвин швырнул камень в ту сторону.
Ответом была вспышка лазера. Луч опалил валун, за которым Макгэвин прятался ранее. Он услышал, как лопается камень, и ощутил острый запах озона и двуокиси азота.
— Что, Макгэвин, жарко? Я знаю, где ты, я слышал, как мои маленькие друзья направились к тебе. Лучше выходи и избавь себя от ожидания.
Отто выглянул из-за бруствера и увидел спину Киндла всего в пяти метрах. Если бы нож работал, он метнул бы его. Но два дюйма неподвижной стали годились только для ближнего боя.
Макгэвин сжал нож, тихо выбрался из ямы и легко побежал к Киндлу. Тот орал, обращаясь к валуну, и водил лазером на уровне глаз. Все было просто — даже чересчур.
Вдруг один из бруухиан дернул головой, завидев Кроуэлла. Киндл уловил движение и обернулся. Отто сделал нырок. Луч скользнул по Макгэвину — его плечо и половина лица вспыхнули, — но тут же ушел в сторону. Отто навалился на Киндла, и оба тяжело грянули в пыль. Не видя света от боли и ненависти, в слепой ярости Макгэвин прижал здоровую руку Киндла к земле и — в то время как рыскающий луч бесцельно бил по скале — вонзил нож в спину врага. От толчков нож заработал: лезвие с гудением выскочило до отказа.
Отто встал и тут же почувствовал, как волны боли захлестывают его тело. И вспомнил свои тренировки.
Все еще склоняясь над телом Киндла, он закрыл глаза и принялся за гипнотренинг, который должен был обособить боль, отделить ее от тела и согнать в крохотную точку. Когда боль сжалась в булавочный укол, раскаленный до звездной температуры, он вырвал ее из тела и оставил вовне, в каком-то миллиметре от кожи. Осторожно, осторожно он сел на землю и медленно высвободил те участки мозга, которые не были заняты удержанием боли снаружи.
Отто коснулся лица тыльной стороной кисти, а когда отнял руку, за ней потянулись длинные нити расплавленной пластиплоти. Материал, из которого была сделана его рубашка, испарился, а пластиплоть на плече словно растаяла. Там виднелась его подлинная кожа — воспаленно-розовая по краям, потом красная, вздувшаяся волдырями, и, наконец, в центре раны — черная.
Из-за скал вышли два молодых бруухианина и остановились над Киндлом. Следом появился наистарший. Он приблизился, сильно хромая, и что-то быстро пророкотал, столь быстро, что Отто не уловил смысла.
Двое бруухиан подняли одеревенелое тело Киндла и водрузили его себе на плечи, как бревно. Внезапно Макгэвина осенило, что Киндл, в сущности, не был мертв. Наистарший и наимладший братья переправили его в «тихий мир». Он уставился на рот Киндла, перекошенный от боли, и вспомнил, что Уолдо говорил о клетках, увиденных в микроскоп.
Этот человек был еще жив, но он умирал. И он будет умирать теперь сотни лет…
