В.В. Розанов. Семейный вопрос в России. Том II

мой сын его вторая семья. Отец моего сына был известный юрист, и его весь Петербург знал. Затрагивать его память для меня было бы тяжело. Все, что я писала вам, истинная правда, все было так; более или менее это все и известно многим. Многие из друзей моего мужа воображали, что мой дом будет местом сборищ холостой компании, но когда увидели, что я смотрю серьезно на мою семью и что не желаю их видеть иначе как добрых знакомых в семейном доме, то все удалились и после смерти мужа не вспомнили, что остался единственный сын их товарища, и упрекали меня в 'гордости' и проч.

Жена, будто бы оскорбленная отцом моего ребенка, старается всеми силами делать мне все неприятное, и я стараюсь ничем не заявлять о себе, лишь бы иметь покой душевный, столь необходимый в моей жизни. Если же появится моя фамилия в письме, она сделает мне неприятность. Это очень злая, мстительная женщина, обладающая большими матерьяльными средствами, которые заработал отец моего сына, исключительно своим трудом, имея в виду вполне обеспечить своего единственного родного сына; но эта женщина сделала так, что все получила она, как законная жена, хотя и фиктивная много лет, и все передала своему воспитаннику, вовсе чужому по крови и духу ее мужу. Вот какое зло делается в жизни благодаря трудности развода, а главное - что без согласия 'правой' стороны развод быть не может. В этом и заключается все зло.

Были средства, были связи, были юристы, но не было согласия жены, и ничто в мире не могло разрушить ненавистный брак. Вот что ужасно! И никакими силами, даже на время, не было возможности избавиться от 'законной' жены. Когда он был болен при смерти и я пришла навестить его, что пришлось сделать чуть ли не силой, надо было видеть его, измученного, больного, который говорит мне: 'Я все ждал тебя, зачем ты раньше не пришла? Она все торчит перед глазами, не могу ни на минуту избавиться от нее; отыскиваю дела, прошу ее передать их лично: нет, находит кого-то знакомых и через них передает, а сама сидит безвыходно; нет, одно для меня - только смерть даст мне покой. И зачем мне жить, когда для вас с сыном я не могу сделать то, что есть мой долг, чего желаю, и нет воли исполнить это. Нет смысла в жизни, жить невыносимо тяжело и нет у меня сил больше терпеть эту пытку'.

И вот уже два года и два месяца, что кончились его страдания, нравственные и физические. Нашел ли он покой там, успокоилась ли его больная душа, прострадавшаяся 32 года в цепях Гименея? Моему сыну 13 лет, он еще совсем не знает жизни, хотя и очень развитой мальчик, но чистый, невинный мальчик. И могу ли я рассказать сыну нашу печальную судьбу; он не поймет даже, и только смутится его душа, а душевный мир для ребенка необходим еще более, чем для взрослого. Он знает, что есть церковный и гражданский брак. Я жила с ним полгода в Италии, а там все гражданский брак, и потому его вовсе не смущает то, если говорят у нас о гражданской связи, он смотрит на это как на обыкновенное. Только смущает его то, что у меня с ним разные фамилии. Но в этом мне помогает то, что я была в консерватории; ведь все артистки могут иметь две фамилии и обыкновенно оставляют ту, с которой начали свою музыкальную карьеру. Я хорошо играла на ф-пиано. 15 лет тому назад играла и в концертах, и уроков имела много. И этим объясняю то, что у меня не одна фамилия с моим сыном. Открыть правду очень мудрено, пока еще он мал. В маленьком кругу моих знакомых он видит хорошие отношения ко мне, а новые знакомства я не делаю. Вот одно страшит меня, что мои письма к его отцу остались в руках моих врагов, а они стращают, что отдадут их моему сыну, чего я вовсе не желала бы. Письма были не для сына, а для отца.

Соблаговолите сообщить, в какой именно форме напечатаете мое письмо. Буду очень рада, если мое слово хотя каплю прибавит пользы для дела, о котором вы так горячо пишете. Да поможет вам Господь защитить детей и их матерей от горя и зла.

Будьте здоровы и счастливы вы всегда.

Преданная Вам К.Д.

* * *

Благодарю вас, многоуважаемый Василий Васильевич, за память о нас с Лелей, за ваше доброе письмо, которое очень утешило меня. Леля мой благодарит вас за привет, он помнит вас, конечно. Знаю я, что вы утомлены письменной работой, и не ждала вашего ответа. Написала потому, что слишком тяжелый вопрос был затронут, хотелось высказать свое мнение, по поводу вашей статьи и др. Без вины виноватые долго еще будут страдать, пока не отживут свой век людские предрассудки, пока не поймут все, что каждое рождение есть законное по воле Творца и по закону природы. Только бы это сделалось общим законом, и все изменилось бы радикально. Тогда и матери не страдали бы. Здоровье мое очень пошатнулось в эту зиму. Лет 5 уже, что я чувствую болезнь сердца, а теперь определилось расширение аорты, что часто причиняет мне страдание, боль в груди и в области сердца. Все это глубоко огорчает меня, т.к. я одна у моего мальчика. Без ужаса подумать не могу, что с ним будет, если я не доживу до его совершеннолетия. У него буквально никого нет в мире родных. Нет у меня и такой знакомой, которой бы я могла поручить докончить воспитание. Оно начато не по шаблону, а все ведется согласно индивидуальности мальчика, согласно с его здоровьем и развитием. Каждая ломка может привести к дурному. Как поручить той, которая не отвечает моим принципам? Это ужасная забота, мучительная для сердца матери. У меня знакомые светские дамы, они и о своих-то детях заботятся по рутине, по шаблону воспитывают и считают это лучшим, где же понять им душу чужого мальчика и прийти ему на помощь во всякую минуту жизни в такие годы, когда именно необходима дружеская опора, авторитет, чтобы понять жизнь так, как следует, без всяких превратных идей и понятий. У меня нет истинных друзей, и в настоящее время это очень чувствительно и горько. Молю Бога, чтобы Он дал мне жизнь для пользы моего мальчика, пока он еще так юн и беспомощен. Желая сохранить покой души моего Лели, я стараюсь скрывать от него мое нездоровье, иначе он лишится покоя, столь ему необходимого, при его слабом здоровье. На днях будет консилиум, в квартире нашего доктора, вероятно, чтобы решить вопрос о лечении на лето, куда поехать. Вот результаты всей горькой, безотрадной моей жизни, в лучшие годы, когда здоровье было разрушено горем и нравственными страданиями день и ночь; 17 л. ни минуты покоя душевного!!! Очень может быть, что много и неправильно в воспитании моего сына, т. к. система воспитания выработана мною одной, при помощи книг, но без живого слова участия. Все сделано, что говорило мне мое сердце и мой ум: это были мои единственные помощники и остаются до настоящей минуты. Страшно боюсь, чтобы у Лели не был тот же безвольный характер, что был у отца его, который подчинялся каждому дурному влиянию, а не хорошему. У моего Лели очень мягкий характер и до того послушный, что меня даже пугает это. Несмотря на то, что я никогда ничего от него не требую и даю полную свободу во всем его желаниям, - каждое мое слово он принимает как должное. Если, редко, когда придется отказать ему в чем-либо, всегда есть на это причина, которую и говорю, и прошу его самого понять это и не считать мой отказ за нежелание исполнить его просьбу. Мы с ним друзья, в полном согласии живем. Мое желание было видеть его любящим науки, но у него явился талант к музыке, и я стараюсь все сделать, чтобы развить этот талант, и мне очень трудно вести учебное дело нелюбимых им наук. Держать экзамен при школе Тенишева ежегодно слишком дорого, 150 р. за экзамены, я не могу этого тратить, придется до старших классов заниматься без экз. При домашних занятиях, кто же чужой будет так заботиться об уроках, как я? Все вечера я отдаю Леле, читая ему или повторяя в разговорах все уроки того дня или для другого дня.

Средства к жизни у Лели есть, но кто ими распоряжаться будет без меня? Средства небольшие, надо очень бережливо распоряжаться ими, чтобы сохранить их дольше. Я так страдаю душой, такая у меня забота на душе, что не вижу и выхода из этого положения. Ах, какое лишение в жизни - не иметь ни родных, ни друзей верных. Какое ужасное зло делают мужчины, завлекая девушку на такую дорогу, в которой сами же не могут указать путь спокойный, верный. Всевозможными обещаниями, уверениями заставят поверить всему, а потом и оставят одну отыскивать путь в жизни, когда уже ушло время, те годы, когда человек приобретает друзей навсегда. Наше положение с Лелей очень тяжелое, я предвидела это, и, когда просила его отца, возмущаясь его легкомыслием, о разводе или усыновлении, не нашлось человека,