Кари злилась всю дорогу до ее квартиры, где Жеро поселился после разрыва с семьей.
— Что ты с ней делал? — спрашивала она. — Ты говорил, что мы должны пойти на вечеринку, чтобы предупредить их, а потом я вдруг вижу, что вы целуетесь!
Она сжала губы и уставилась в окно.
Жеро хотел извиниться, попросить прощения, но вины за собой он не ощущал.
«Холли».
Имя играло на его губах, в его жилах, он думал о том, как касался ее, как она двигалась под тяжестью его тела, как она желала его…
«Дело не только в нас. Это как-то связано с тем, что делают мой отец и брат. Девушки — ведьмы. Я это чувствовал. И еще видения… наши семьи связаны. Я видел, я знаю достаточно. У нас есть общее наследие, мы должны были основать новую династию, но родители нас предали, а потом Изабо предала Жана и теперь блуждает по миру, пока не убьет мужа. Но почему? За что?»
Кьялиш и Эдди тихонько сидели на заднем сиденье, делая вид, что не замечают разворачивающейся сцены. Машина Кьялиша осталась у дома Кари.
Добравшись до места, они тихо попрощались и уехали. Кари продолжала выяснять отношения. Жеро не возражал — лишь бы не пришлось с ней разговаривать. Все его мысли были посвящены Холли Катерс.
Мысли, дух и тело…
Холли лежала в постели, одурманенная обезболивающим, вспоминая каждое прикосновение, каждый поцелуй Жеро.
Мысли, дух и тело…
«Что случилось? Почему он подошел ко мне, почему он это сделал?»
Баст коснулась лба хозяйки, затем устроилась у щеки Холли и посмотрела на девушку долгим серьезным взглядом. Холли смотрела на нее, а потом полетела…
…на руках Жана де Деверо, который нес ее в супружескую постель, шепча:
— Je t'aime, je t'adore, Isabeau[11]. Ты — ведьма, ты меня околдовала.
Он осторожно уложил ее и прошептал:
— Роди мне наследника, дай нам объединить наши семьи.
Она раскрыла объятия своему страстному, проклятому, опасному мужу, наследнику Деверо.
«Я пропала, — томительно и отчаянно думала она, — я принадлежу ему…»
Холли резко проснулась. Баст неторопливо лизнула лапу, затем перевернулась на бок и уставилась на хозяйку.
— Я принадлежу ему, — сказала Холли вслух, чувствуя, что она будто парит в воздухе над кроватью, летит вниз по течению. — Я принадлежу ему.
Она посмотрела на повязку, прикрывающую ожог, попыталась вспомнить, что произошло, и не смогла.
«Это было нечто сверхъестественное?»
Баст, не мигая, смотрела на нее.
«Может, это была… магия?»
Кошка замурлыкала.
В День всех святых моросил дождь. Безумная хеллоуинская ночь закончилась, отсыревшие украшения обвисли, напитанные влагой тыквы осели. В Сан-Франциско многие праздновали День мертвых, но в Сиэтле, похоже, такой традиции не существовало.
От Жеро после случившегося накануне не было ни слуху ни духу, и Холли чувствовала себя опустошенной.
После школы они с Мари Клер собирались адвокату, чтобы подписать бумаги об опеке. Тетя по такому случаю нарядилась в темный костюм и туфли на каблуках, не забыв о толстом слое макияжа и драгоценностях. Она выглядела жена телевизионного проповедника.
Холли ехать не хотела. Ей не нужна была опека. Она отчаянно мечтала, чтобы чудом вернули родители…
Мари Клер разговаривала по телефону, и Холли пошла, искать Аманду. Та читала в своей комнате и выглядела бледной и усталой. Завидев Холли, девушка отложила книгу и внимательно посмотрела на двоюродную сестру.
— Итак, — нервно сказала Аманда, — ты едешь к адвокатам, чтобы стать частью семьи Андерсон.
— Но фамилия у меня все равно Катерс.
— Знаешь, мне кажется, что у меня тоже… — тихо сказала Аманда.
Не говоря ни слова, Холли размотала повязку на руке и протянула ладонь к кузине.
Аманда прижала свою отметину к руке Холли и девушки посмотрели друг на друга.
— Я должна кое-что тебе рассказать, — выпалила Холли. — Мне снились кошмары… И еще произошло что-то… странное. По-моему, у папы была причина уехать из Сиэтла.
— У всех есть свои причины, — медленно выговорила Аманда.
Холли торопливо рассказала Аманде о своих приступах лунатизма, о видениях, о Жеро и о Мари Клер с Николь.
— Когда об этом говоришь, звучит совершенно безумно, — заключила она со вздохом.
— Безумно… — согласилась Аманда.
— Холли! — позвала Мари Клер.
— Ладно, давай, — сказала Аманда.
Холли кивнула и направилась вниз.
С приходом ноября в Сиэтле стало не просто прохладно, как в Сан-Франциско, а очень холодно. Холли пришлось надеть черные брюки и черный шерстяной свитер, позаимствованный у Аманды. Она прошла через холл, похожий на кафе-мороженое, и взялась за дверную ручку.
По спине пробежали мурашки, и какой-то внутренний голос посоветовал: «Откажись. Не ходи!»
Мари Клер с улыбкой ждала, пока Холли откроет дверь.
«Не открывай!»
Холли нехотя повернула ручку и вышла на веранду. Мари Клер последовала за племянницей.
Холли задумалась о тех, кто, послушавшись предчувствий, избежал авиакатастроф, пожаров или землетрясений… Девушка раздраженно одернула себя: что она скажет тете? Что ей не хочется принимать опеку?
— Николь, наверное, на репетиции… — восторженно говорила тетя. — Из нее выйдет отличная трагическая героиня. В ее возрасте я уже много ролей сыграла.
— Здорово… — промямлила Холли.
— Это точно. Ни за что не позволю Николь повторить мою ошибку! Я не верила в свой талант, и поэтому все казалось бессмысленным…
«Мерседес» стоял на подъездной дорожке. Тетя щелкнула кнопкой сигнализации, открыла Холли дверь и села за руль, не переставая болтать о театре.
— Сейчас так много возможностей — и кабельное телевидение, и региональные театры… — гоорила Мари Клер, заводя машину.
Каждый нерв в теле Холли кричал: «Спасайся!»
Дверь с ее стороны открылась, чья-то невидимая рука выдернула ее наружу и потащила по дорожке.
— Тетя! — закричала Холли, чувствуя жжение в расцарапанных ладонях и коленках.
— Холли? — удивленно окликнула тетя, перегнувшись через сиденье с пассажирской стороны.
Машина вспыхнула.
