дыхание и выкрикнул:
– Антиох, они убьют друг друга! Останови их!
«Они» могли быть только Ясон с Киносом.
– Они не узнают друг друга, – сказал я Медее в надежде словами разогнать туман, застилающий ей глаза.
– Я знаю, – только и сказала она, сложив руки на груди и чуть склонив голову, но по-прежнему глядя мне в глаза.
Так я и оставил ее, а сам бросился за Гиласом. Мне слышен был звон металла о металл, выкрики двух мужских голосов, бесконечно повторяющих все тот же напев неверия. Ярость и отчаяние так наполнили пустой дворец, что он больше не отзывался эхом.
В спешке мы сбились с дороги. Гром ненависти обрушивался из каждого коридора, заставляя нас метаться то туда, то сюда, покуда мы, обессилев и потеряв надежду, не остановились посреди сжавшегося в комок пространства.
К тому времени, как я сумел отыскать дорогу к пропасти, поединок закончился.
Кинос, по обычаю древних греков сражавшийся обнаженным, только в шлеме, нагруднике и поножах, получил от Ясона удар, отбросивший его на самый край провала.
Оба они были залиты красным.
Ясон с удивлением смотрел на собственный клинок, словно не в силах постигнуть простоты случившегося. Пук волос, редких, седых, окровавленных, срезанных с виска вместе с клоком кожи, болтался у него на плаще. Пол-лица залито кровью. Поток воздуха из бездны крыльями развевал черный плащ за плечами дрожащего человека. Он склонялся к сыну, держа меч наготове, но другую руку протягивал побледневшему противнику.
Кинос увидел меня. Прокричал сквозь боль:
– Я не понимаю! Не понимаю, Антиох. Помоги мне понять. Это мой отец? Если да, то почему же я не узнаю его? Хотя это уже не важно.
– Держись за его руку, – крикнул я в ответ. – Не падай!
– Это он? Почему я его не узнал?
– Держись, Кинос. Ты построил «Место, чтобы звать отца». Ты выстроил множество таких мест. Только об одном позабыл: твой отец стареет. Это он! Дай ему руку. Не падай!
Умирающий взглянул на отца, снял шлем, выронил его:
– Я так долго ждал. Я начал забывать твой смех. Начал отчаиваться. Но теперь я вижу – ты
– Так закрой их, – холодно произнес Ясон, все же не отнимая руки, протянутой к шатающемуся на краю бездны человеку. – Ты не сын мне. Я узнал бы Киноса, узнал бы даже стариком.
Кинос рассмеялся, глядя на меня. Уронил в провал меч.
– Ну вот. Разве ты не видишь, Антиох? Я уже упал, а ты не понял. И в конце концов, все, что мне остается, – уйти домой…
Движением губ он послал отцу слабый поцелуй и чуть откинулся назад. Он не вскрикнул, исчезая в рокочущей пустоте. Еще долго был виден блеск его нагрудника, но наконец темное море внизу приняло его.
– Кончено, – прошептал голос за моей спиной.
Я повернулся и увидел отшатнувшуюся Медею, прикрывавшую лицо краем одежд.
Боевой дух оставил Ясона, как немногим раньше – Медею. Они смотрели друг на друга через мост, но ни гнева, ни ненависти, ни враждебности не было в их глазах – только усталость и, может быть, сожаление.
– Антиох, – тихо окликнул меня Ясон. Мечом он указывал в бездну. – Если боги не помутили мне зрения ради собственных целей, я снова скажу: это был не Кинос.
– Так кто же?
– Я не знаю.
Заговорила Медея:
– Это была малая частица Киноса, взятая мной, чтобы спасти от одиночества его брата. Малая тень, но она взрослела, подобно человеку. Я призвала ее обратно, но позволила пожить еще немного.
Ясон перешел мост: кровь на потемневшем лице, капли влаги в глазах.
– Тогда где же сам Кинос?
Медея не отступила перед ним, но выкрикнула:
– Ни шагу дальше!
Он остановился. Ниив судорожно цеплялась за мой локоть, сдерживая отчаянный позыв к болтовне.
– Если я отведу тебя к нему, оставишь ли ты этот дворец его воспоминаниям? Уйдешь ли с миром? Я готова поступить с тобой по-доброму, Ясон, но потом ты должен будешь уйти, потом должен оставить меня.
– Я согласен, – прошептал старый грек. Он вложил в ножны меч и призвал меня поступить так же.
