– Но есть другие. Их больше, чем нас. И все мы твердо решились остаться в этой крепости. Так что если хочешь сохранить кровь и мозг своего чудо-прыгуна, держи его отсюда подальше. Поверь, если он вернется, я сам нанесу смертельный удар. Пусть сердится, пусть краснеет. Пусть лучше кровь приливает к щекам, чем льется на траву. Я думаю, ты понимаешь. Ты видишь, что будет. Видишь кровь. Видишь пир воронов…
– Кто ты? – выкрикнул я, открывая глаза, но туман, отделявший меня от Страны Призраков, застилал зрение.
Еще не рожденный, но муж великой мощи; он сидел в седле своего горячего скакуна и в то же время скитался в лесах в поисках собственных ответов. В одном я был уверен: нам с незнакомцем суждено встретиться снова в его настоящей жизни.
– Кто ты? – снова прошептал я и по наклону его головы понял, что вопрос услышан.
– Не знаю, – последовал ответ после долгого молчания. – Мне не дано знать. Но в одном я уверен: гниль завелась в сердце страны за рекой. Там Отравленный, Несущий Смерть. Он берет пленников и внушает им, что они – повелители. А я не хочу быть среди них!
– Почему же ты среди них?
– Потому что я – пленник и верю, что я повелитель.
Он еще помедлил, испытывая тревогу на грани двух миров, двух состояний духа.
Потом проговорил шепотом, доступным только моему слуху:
– Мне снилось имя, незнакомое имя. Быть может, мое. Быть может, нет.
– Ты скажешь мне?
– Пендрагон. Звучит странно на мой слух. А на твой? И не скажешь ли ты мне теперь своего?
– Мерлин! – выкрикнул я. – Это всего лишь прозвище, но я ношу его дольше других.
– Это имя я запомню.
Он уже повернул коня и уезжал.
Я с облегчением увидел его спину – в его присутствии мне было неспокойно, – однако за доставленные им сведения я был от души благодарен. Итак, прилив, поднимающийся из Страны Призраков, не един в своих целях: разномыслие и вражда подтачивают его. Мы сами были тому свидетелями. Платой за это доказательство стала половина наших храбрых воинов, оставшихся гнить на равнине МэгКата.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРАВИТЕЛЯ
Глава 7
СЫНОВЬЯ ЛЛЕУ
Свирепая буря налетела с запада и закрыла для них пролив, отделяющий Альбу от материка. Урта, вождь корнови, стоял на высоком утесе на краю страны бельгов, глядя через кипящее серое море на далекую белую полоску – берег его родной земли. Раны, полученные в поединке, зажили, и он снова был полон сил.
Внизу на прибрежной гальке стояла женщина. Ветер развевал ее светлые волосы и хлопал бы полами плаща, если бы она не завернулась в него так плотно. За ее спиной две лодки, готовые перенести их через пролив, стояли на берегу, закрепленные колышками и укрытые от дождя. За них пришлось отдать двух из четырех оставшихся лошадей. Лодочники, молодые неразговорчивые атребаты, часто плавали в страну туманов, перевозя вино и бронзу, реже – мясо или заложников. Но выйти в такое бурное море они не осмеливались.
Женщина – Уланна, охотница из племени скифов, дочь царя Андрогона, – привыкла к теплой погоде и более приветливым водам. Она обернулась, так и не отодвинувшись от обдававших ее ледяных брызг прибоя, и сурово взглянула на человека на утесе. Чайки пронзительно кричали, кружа над ними, но голос женщины перекрыл шум волн и вопли чаек.
– Унылое море. Пустынные просторы. Здесь нет ни капли тепла.
– Оно бывает и веселым, и ласковым! – крикнул в ответ Урта. – И оно не обязано доставлять тебе удовольствие. Оно охраняет остров и его королевства. Мое в том числе!
– Ужасный ветер. Пробирает до костей!
– Чем хорош ветер, – отозвался Урта, сложив руки трубой, – это тем, что он проходит навылет и не застревает в костях!
Уланна прищурилась:
– Что-то ты весел, несмотря на бурю.
– Почему бы и нет? Я наконец стою у границы моей страны. Далековато к югу, признаться, и все же дом уже виден.
– Только когда стихает ветер, – напомнила Уланна, но ее слова почти потонули в шквале.
– Ничто не вечно, как бы сильно оно ни было!
– Ничто? Даже любовь? – в полный голос прокричала женщина. Она ожидала ответа, скрестив руки на груди и склонив набок голову.
– Не слышу! – усмехнувшись, прокричал в ответ Урта.
Он отошел от края утеса и зашагал по крутой тропе к селению, где они нашли приют и лодки. Две лодки: одна для Урты, двух его людей и двух псов; другая для коней и колесницы. Катабах и Манандун, утэны Урты, грелись у огня. Натянутые на распорки плащи защищали их от ветра. На земле поверх свежей соломы были расстелены конские попоны. Входя, Урта услышал ворчание Катабаха:
