– Дыши воздухом, братец, а править позволь мне!
Мальчишеский смех. Снова сквозь туман сверкнула слепящая вспышка. Земля содрогнулась. Колесница неслась к обрыву. Урта, почуяв неладное, бросился туда же:
– Обрыв! Обрыв! Сворачивайте, дурачье! Назад!
Паническое ржание коней, вопли возничих, скрежет колес: колесница явно чудом избежала падения с крутого берега, свернув в последний миг. То ли парни услышали предупреждение, то ли сами заметили, что берег резко обрывается к морю, – не важно.
Катабах уже подбегал к ним. Взъерошенные юнцы тяжело дышали. Они успели поднять опрокинувшуюся повозку и теперь осматривали ее на предмет повреждений.
– Ослеп? – спрашивал один другого. – Обрыва не видишь?
– Править – моя работа, братец! Ты прикрываешь спину и, если надо, бросаешь копья. Знай свое дело. Колеса вроде целы.
Оба взглянули на решительно направлявшегося к ним Катабаха. Различить братьев было нелегко: одинаковые золотые кудри до плеч, светлые, гладко выбритые лица, бронзовые обручи на головах и цветные одеяния, достойные царских сыновей. Оба в коротких плащах, заколотых на груди фибулой, у обоих на туниках вышит суровый лик солнечного бога.
– Катабах! – обрадовался первый. – Вот это радость! Мы думали, ты давно пропал. Помоги нам куда- нибудь пристроить колесницу: ей нужна починка.
Катабах, онемев от ярости, подошел к мальчишкам – возничего звали Конан, копейщика – Гвирион – и, схватив за шкирки, приложил головами друг о друга.
Конан схватился было за меч, но, наткнувшись на взгляд Катабаха, опустил руку. Гвирион ощупывал висок, проверяя, не течет ли кровь.
– Пара бестолковых дурней! – рявкнул на них воин. – Что, колесницы растут на деревьях?
Парни изумленно уставились на него.
– По-моему, их делают из деревьев, – робко предположил Конан.
– Колесница – огромная ценность. Почему вы ее не бережете?
– Мы торопились на Альбу… – Ребята неуверенно переглянулись.
Катабах мгновенно приступил к допросу:
– Зачем? Чья это колесница?
– Мы взяли ее у Ноденса, – пояснил Гвирион. – В одном старом святилище. Она там лежала в углу. Где- то в Диводуруме.
– У Ноденса? В святилище? Взяли? Что вы тут мне плетете?
– Мы украли ее у Ноденса. Из его святилища в Диводуруме, – поправился Конан.
Урта, слушавший эту беседу, ожидал, что его друг-друид вот-вот вспыхнет, как соломенное чучело в ночь середины зимы. Но Катабах, что бы он ни думал обо всем этом, умудрился сдержать себя. Гвирион, видимо угадав мысли старика, добавил:
– Это мы лучше всего умеем.
– Что вы умеете?
– Воровать колесницы, – объяснил Гвирион.
– Это у нас врожденное, – важно согласился Конан. – Я только это и знаю. За себя скажу: когда дело доходит до битвы, мне по нраву править лучшей колесницей на земле и знать, что спину мне прикрывает лучший копьеносец. Желательно, не этот неуравновешенный болван. Но колесницам свойственно ломаться, если они не стоят без дела…
– Вот-вот, – вмешался Гвирион, – особенно если ты держишь поводья. Потому-то нам и приходится их воровать. Мы всегда крали самые лучшие, – согласился Гвирион. – Раз мы даже отцовскую угнали. Золотую колесницу Ллеу, с дышлом из полированного кедра и перламутровыми ободьями.
– Правда, мы ее разбили, – с сожалением признался Конан и тут же просветлел лицом. – Зато эта – его родича, Ноденса. Он, говорят, тоже великий муж.
Гвирион поморщился:
– Только подушки в его колеснице никудышные: мало гусиного пуха. И оси не из лучших. Но все же неплохая была повозка!
– И будет, когда мы ее починим, – заверил Конан.
Прервав их болтовню, Катабах взревел:
– А Ноденс? Добрый бог Ноденс, среброрукий защитник наших тел в сражении, добрый целитель, нагоняющий тучи?.. Он знает, куда подевалась его колесница?
Конан выдавил смешок:
– Ну да. У него только эта одна и была. Думаю, он ее уже хватился. Потому-то мы так и спешим вернуться на Альбу. Придется на время затаиться.
– Хоть вы и плоть от плоти божества, – сурово, медленно подбирая слова, произнес Катабах, – клянусь, что наложу гейс на каждого из вас, если на пути в Тауровинду вы совершите еще хоть одно безрассудство. И вы лишитесь удовольствия раскатывать на колеснице в дни игр или в сражении.
– Это может только друид, – огрызнулся на старшего Конан.
