В самом деле, она сказала:
– Я слышала песнь оленя и снежного волка. Слышала рысь, и жаворонка, и орла. Но этот плач прекраснее. Разве ты не слышишь? Такая древняя песнь. Отрывки ее слышны в голосе каждого пса, воющего на луну. Но они поют ее целиком.
– О чем они плачут?
Она нашарила мою руку и сжала ее:
– Это псы из времен первых людей. Это потерянные, не узнавшие ошейника и тепла костра. Это древние псы; они видели, как уносят и приручают их щенят. Теперь они жалеют, что пугливо жались на краю леса и не вышли к огню, чтобы разделить тепло и песни людей. Этот остров принадлежит им. Давайте высадимся и поиграем с ними. Они видели игры, но с ними никогда никто не играл. Разве вам их не жаль?
Рубобост наморщил нос, словно говоря: «Играть с этими голыми, покрытыми запекшейся кровью тварями, скулящими на берегу? Спасибо, не хочется».
Я же заметил брошенный на меня из-под опущенных век взгляд, пожатие девичьих пальцев.
– Поиграй со мной. Разве тебе меня не жаль?
Словно почувствовав мою внезапную холодность, она разжала пальцы, грустно улыбнулась, сказала:
– В их песне было что-то еще. Я не разобрала до конца. Протяжный стон, словно человек хочет направить или предупредить… что-то про «Место, чтобы звать отца». Оно покажется из-за небосклона, но опасно ступать на него более чем одному человеку.
Рубобост вслушивался в наш разговор, хотя плохо понимал язык Ниив. Когда я перевел ему ее слова, он встрепенулся.
– Новый обман, – сказал дак. – Я не о девушке, а о том, что ей послышалось. Ошейники им? Похоже, нас самих подцепили на сворку и тянут куда-то.
Я от всей души был согласен с ним и честно в том признался. Но настало время поговорить с Арго.
Ясон, невзирая на ненависть к нему Миеликки и разочарование Арго, по-хозяйски встал у меня на пути, загородив березовый лик богини. Ветер раскачивал корабль, парус щелкал, как бич, под ударами шквала.
– Что сказала тебе Миеликки? – спросил я.
– О чем?
– Об этих островах. Обо всем этом плавании.
– Ничего, молчит и злится.
– Я должен узнать, что ей известно. На следующем острове, где мы сможем причалить, сойти на берег можно лишь одному.
Ясон холодно улыбнулся, жадно вбирая любимый аромат неизвестности и опасностей. Взгляд его намекал: «Ну так что? Я капитан, мне и идти на берег».
Урта, разобравшись, о чем речь, пробормотал:
– Если на берег можно только одному, так Мерлин из нас самый умный. Пусть он и идет.
Я все чаще с радостью убеждался, что гордость не затмевала в Урте здравого смысла.
Однако он покосился на меня:
– Чего ты ждешь от разговора с кораблем?
– Утешения.
– Утешения? Ты? Ну, ты меня напугал! Эй, грек. Ну-ка не загораживай это прекрасное личико. Пусть человек утешится!
Недобрый взгляд Ясона не отрывался от моего лица, но он отлично расслышал под дружеским тоном Урты серьезное предупреждение – и отступил в сторону.
Зов Миеликки привел меня вниз, в Духу корабля, скрытому на корме под мрачным изваянием. Воздух здесь звенел морозом. Хозяйка Севера все скучала по дому. Мой вопрос к ней был прост: Ниив постигла природу последнего острова куда глубже чем, на мой взгляд, было ей по силам. Может быть, богине известно что-то еще? Не место здесь этому океану, по крайней мере в том образе, который был нам явлен. Если не сама Миеликки, то, может, Арго представляет, что ждет впереди? И почему волшебная сила оставила меня?
– Этот океан пахнет Временем, – сказал мне Арго, – однако новые руки играючи меняют образ плывущих в нем земель. Почему тебя оставили чары, я не знаю. Быть может, они предназначены лишь для мира, не знающего волшебства. Но если Пронзительный Взгляд здесь, то она так же бессильна. Вы сродни друг другу. У нее осталось лишь природное коварство.
– Мы плывем в ловушку?
– Да. Конечно. Только чья это ловушка – Огненных Глазок или вашего призрачного Отравленного, – сказать не могу. Не могу разобраться. Слишком много здесь призраков, полным-полно призраков, весь океан полон их воспоминаниями. Они следуют за нами шелестящей рыбьей стаей, хотя и лишены облика. Но ты приближаешься к острову Корзинщиков, а за ним лежит остров Каменных Великанов, дальше – остров Железного Грааля. Далее все колеблется, искажаясь в моих старых деревянных глазах.
– Что-то «искажает» тебя? – спросил я с тревогой и довольно простодушно.
– Нет, – отвечал он, – ничего подобного. Просто все повторяется. Слишком много раз чинили мои борта, слишком часто я принимал славных и отважных капитанов и уносил их в моря, столь же странные, как это.
