И Люксембург! Вы забыли Люксембург с его мощной армией!
А что ты изучил еще?
Помилуйте, а имена! И какие имена! Знаете ли вы, как зовут представителя Голландии? Его зовут Алидиус Вармольдус Ламбертус Тиарда ван Штарненборг Стакхувер! Попробуйте повторить! И еще хорошо, если я произношу правильно!
— Вижу, что делами тебя не переобременяют. Думаю, что и продвижение твое по службе будет медленным. Это тебя не слишком огорчает?
— Огорчает, но не слишком.
— Я знаю, ты не честолюбив. Или, вернее, ты сам не знаешь, честолюбив ты или нет. Думаешь ли ты когда-либо вообще о своем будущем: не о нынешнем дне и не о завтрашнем, а о будущем?
— Думаю, — ответил Джим. Хотя сказал он это с чувством обиды за то, что дядя так мало его понимает, уверенности в его тоне не было.
А по-моему, ты никогда и вопроса себе не задаешь: «Чего я хочу? что я умею делать? что я буду делать в жизни?» Ты умен, я не сказал бы даже, что ты не
Это было бы очень грустно, если б было так. Но это не так. Я думаю очень много.
Быть может, только тогда, когда ты говоришь. Такие люди есть. Если б я спросил тебя, о
Вы преувеличиваете, — сказал Джим. «Может быть, дядя говорит и правду, но странно, что говорит это именно он. Человек, прослуживший всю жизнь в разведке, не должен был бы впадать в тон Эмерсона», — подумал он. — Вы очень преувеличиваете. Я думаю много, и не тогда, когда я
Тебя не хотели брать в другие отделы. А я думал, что тебе будет полезно увидеть Европу, усовершенствоваться во французском языке...
Я говорю по-французски гораздо лучше, чем Айк, или Уинни, или герцог Виндзорский. Их и понять нельзя, когда они по радио произносят несколько будто бы французских фраз. А я и арго знаю как парижанин.
Смотри, как бы у тебя шутливое хвастовство не перешло в настоящее, это бывает. Ты действительно получил хорошее воспитание, я для этого ничего не жалел. Ты знаешь и то, что ты мой единственный наследник. Только, пожалуйста, не желай мне скорейшей смерти, — пошутил полковник. — Тем более, что если б тебе и теперь понадобились деньги, я охотно дал бы тебе аванс под наследство. Конечно, при условии, что эти деньги будут тебе нужны для чего-либо дельного. Тогда напиши мне.
— От души благодарю, приятно слышать. Вы и всегда меня баловали, дядя, и я этого не заслуживаю. О чем же вы хотели со мной говорить?
Полковник еще немного помолчал.
Хотел ли бы ты работать в том же ведомстве, что я?
Вот оно что! Вы хотите взять меня к себе?
Не «к себе». Я просто хочу дать тебе одно поручение. Ты пока остался бы на своей должности.
Разве это можно?
Это делается. Ты будешь временно отчислен от своей работы и поставлен на другую. А там будет видно. Я сегодня испросил на это согласие генерала. Он тебя не знает.
Я представлялся ему два раза!
Ему представляется много людей, он вас всех знать не может. Он помнил только, что у меня здесь есть племянник. Собственно, в том, что я заговорил с ним о тебе, было некоторое нарушение порядка. Но мы с ним старые друзья. Я ему сказал, что мне нужно, и он дал согласие или, точнее, обещал закрыть глаза.
Разве вы хотите поручить мне что-либо незаконное?
Многие наши действия проходят несколько мимо правил. Тем не менее генерал отнесся к делу благодушно. Спросил меня, хорош ли ты собой.
Дядя, скажите же, ради Бога, в чем дело! Сюда замешаны женщины?
У тебя даже глаза заблестели. Не женщины, а женщина.
Красивая?
Очень. Не торопись радоваться: она шпионка.
Не томите меня, дядя! Что мне Гекуба, особенно Гекуба-шпионка?
Она посылается сюда, чтобы узнать наши военные секреты. Прежде, чем продолжать, я хочу, чтобы ты мне твердо обещал: все это останется совершенной тайной.
— Клянусь моей жизнью! — сказал торжественно Джим и даже приподнял было руку.
Полковник поморщился.
Ты сорвиголова и своей жизнью не очень дорожишь. Вместо клятв дай мне просто честное слово американского офицера, что всё сказанное мною останется совершенным секретом.
Разумеется, даю слово.
Для поступления в наше ведомство тебе придется пройти разные формальности, не стоит об этом пока и говорить. Сейчас вопрос только в одном пробном деле. Если ты исполнишь мое поручение хорошо, можно будет поговорить о твоем переходе к нам на службу. Это очень тяжелая служба, но она интереснее твоей нынешней.
Дядя, откуда же вы знаете, что к нам сюда посылают красавицу?
У нас не полагается спрашивать начальство о том, чего оно само не сообщает... Они тайно подсылают и в Соединенные Штаты своих агентов в большом числе...
«Тайно»! Не могут же они испрашивать у вас на это разрешения. Это было бы, как если б во время войны одно правительство просило другое выдать визы для вторгающихся солдат!
Ты сам говоришь: «во время войны». Холодная война действительно идет, и мы тоже не можем действовать исключительно законными способами... Тебе пришлось бы вступить в связь с этой дамой, — сказал, наконец, полковник.
Джим вытаращил глаза.
Вот никогда не думал, что услышу такие слова от вас, дядя!.. Вы только что меня спрашивали, не собираюсь ли я жениться!
Поэтому и спрашивал. Если б ты был влюблен, я тебе этого дела и не предложил бы.
А если ваша шпионка мне не понравится? Что тогда?
Глупый вопрос. Нет, в самом деле лучше останься в твоем ведомстве.
Где же эта Гекуба? Как я с ней познакомлюсь?
Я тебе сообщу ее приметы, сообщу, где она живет, в каком ресторане обедает. Лучше всего познакомиться с ней именно в ресторане. Остальное будет твое дело. Ты должен будешь повезти ее в Роканкур и показать ей, как журналистке, ту печь. Ее показывают журналистам. Этой печью будешь заведовать ты, по крайней мере в течение нескольких дней. Затем ты в нее «влюбишься».
В печь?
Ты ей передашь некоторые документы, которые мы тебе приготовим.
Понимаю: дезинформация!
На этом твоя роль кончится.
Роль сомнительная... Никак не ожидал от вас!
Что ж делать, приходится идти и на такие дела. Если это делается для родины, то тут ничего плохого нет.
Я до сих нор сходился с красивыми женщинами и не для родины. А для родины готов тем более.
Тшорт! — сказал полковник.