лир.
Вы, конечно, знаете, где Квадри?
Я старый венецианец, — ответил, смеясь, полковник. «Другой назначил бы мне свидание где-нибудь на верхушке Кампаниллы, они все обожают конспирацию, — подумал он, выходя из телефонной будки. — Значит, за ним слежки нет. Я за собой тоже не замечал. Кажется, обрадовался встрече со мной. У него, быть может, и предложений труда теперь гораздо меньше, чем бывало, и он чувствует себя, как на благотворительных базарах стареющая дама, к которой больше не подходят покупатели».
В это утро Эдда была показана Рамону. Она очень хорошо, в самом неправдоподобном наряде, прошла мимо Флориана и бросила на них высокомерный взгляд. «Лучше и желать нельзя!» — подумал Шелль. Он толкнул богача.
Не узнаете? — спросил он, когда Эдда отошла. — Это знаменитая артистка, вы верно ее видели на экране.
Никогда не видел. Кто такая? — спросил Рамон, очень заинтересованный пышной женщиной. Шелль назвал настоящую фамилию Эдды или ту, которую она объявляла настоящей. Риска не было: Рамон никого и ничего не знал.
Вы ее пригласили ко мне на праздник?
Нет, еще не приглашал, но могу пригласить. Вы подаете хорошую мысль, — сказал Шелль. «Кажется, клюнуло», — с удовлетворением подумал он.
— Сегодня же ее разыщите, — сказал Рамон и поправился, зная, что Шелль не любит повелительных наклонений: — Пожалуйста, попросите секретаршу найти ее. Она не в нашей гостинице, я ее у нас не видел, уж я обратил бы на нее внимание.
Днем Шелль доложил ему, что Эдду разыскать не удалось, но ее берлинский адрес установлен и ей посылается приглашение.
Как же не удалось?! — возмущенно спросил Рамон. — Я желаю ее видеть!
Мало чего вы желаете! — ответил Шелль с обиженным видом человека, подающего апелляционную жалобу на несправедливое решение суда. — Она верно была здесь лишь несколько часов проездом. Но если вы так хотите с ней познакомиться, то ей можно предложить роль в спектакле. Я вас понимаю, она очень красива, именно в вашем рубенсовском вкусе... Послушайте! — сказал он, хлопнув себя по лбу (вышло недурно). — Что, если именно ей предложить роль догарессы? В ее внешности есть что-то венецианское.
Я именно это имел в виду.
Это будет стоить довольно дорого. Думаю, что меньше, чем за три тысячи долларов, она не приедет.
Предложите ей пять тысяч, но чтобы она была здесь!
На этот раз Шелль не счел нужным обидеться. Независимость уже проявил, а слишком часто раздражать Рамона было бы рискованно. И главное, цифра была приятной неожиданностью. Он и не думал брать себе комиссию с этих денег. Однако при такой оплате было легко навсегда освободиться от Эдды.
— Будет сделано, — примирительно сказал он.
— ...Так Майков не кончил самоубийством? — спросил Шелль.
Полковник развел руками.
Не знаю. Мне только известно, что он умер. Почему вы думаете?
Просто предположение.
Оно очень возможно.
А может быть, рак простаты?
Почему рак простаты?
Или просто он задохнулся в советской атмосфере. — Шелль хотел было сказать о рыбах, задыхающихся в Мертвом море, но вспомнил, что уже это говорил.
Как вы можете тут делать какие бы то ни было предположения?
Ололеукви помогло.
Полковник смотрел на него удивленно.
Не понимаю. Это, кажется, то ваше снадобье? Снотворное?
О, нет, не снотворное. Между бредом и сном очень мало общего. Да и бред от этого снадобья особенный. Он вначале почти разумен и логичен, всё часто освещается по-новому, всё ясно, проникаешь даже и в чужую душу. Потом начинаются заскоки, тоже промежуточные, прогрессирующие, с прорывами в бессмыслицу. Кончается обычно полной ерундой, особенно когда
Не было, — сухо ответил полковник. — Я никаких снадобий не принимаю... Я хотел поговорить с вами о вашей дальнейшей работе. Прежде всего искренне благодарю вас за ту даму.
Она оказалась полезной?
Более или менее.
Ее карьера устроилась, — сообщил весело Шелль и рассказал о Празднике Красоты. — Если б вы здесь пробыли некоторое время, я послал бы вам приглашенье. У вас наверное есть с собой фрак или смокинг? Теперь и к английской королеве можно, кажется, приходить во фланелевом пиджачке, но к нам нельзя. Я буду в маскарадном костюме. Я изображаю одного из телохранителей дожа.
Одного из телохранителей дожа, — повторил полковник, слушавший внимательно, как всегда, но с всё росшим удивлением. — Извините меня, вы уверены, что вы здоровы?
— Совершенно уверен. Маскарад очень приятное развлеченье. Там вы увидели бы и Эдду.
Мне она больше не нужна. А вот для вас я скоро буду иметь дело.
Спасибо, но едва ли я могу быть вам полезен, — сказал Шелль и вынул чековую книжку, предвкушая эффект. — как наше дело не состоялось, то позвольте вернуть вам ваши две тысячи долларов. Я их получил в швейцарских франках и в швейцарских же франках вам возвращаю: восемь тысяч пятьсот сорок франков, так? — небрежно спросил он.
Позвольте... Это не к спеху. В том, что дело отпало за смертью Майкова, никакой вашей вины нет.
И вашей тоже нет.
Но я не отказываюсь от работы с вами в дальнейшем. Разве
Нисколько. Просто я не привык получать деньги даром. Если вы помните, я вам говорил, что, быть может, брошу разведочную работу. Тогда я всего вам не сказал. Видите ли, я женился, — сказал Шелль, хотя решил было этого не говорить.
Женились?
Да. Женился.
Полковник вдруг расхохотался. Это случалось с ним не часто.
Поздравляю вас!.. Искренне поздравляю... Желаю счастья.
Спасибо. А почему вы развеселились, если смею спросить?
Пожалуйста, извините меня... Видите ли, я всё не мог понять, что вы за человек... Вы ведь и на виолончели играете!.. Теперь это понятнее. Быть может, вы пошли в разведку, чтобы устроить себе необыкновенную жизнь, а вдруг ваша жизнь станет обыкновенной? Если вы «раскаялись», то в вас раскалюсь, так сказать, виолончельное начало.
Очень может быть, — холодно ответил Шелль.
— Позвольте выпить за ваше счастье этого зеленовато- желтого вина, почему-то называемого белым.
Они выпили еще по бокалу. Шелль взглянул на часы.
Вы спешите?
У меня есть немного времени... Вы, очевидно, прежде считали меня авантюристом по природе?
Не в худом смысле. Но ведь у вас в самом деле было немало авантюр. Если позволите сказать
