— Ну и что?
— А может, и ты его любишь?
— Ну и что?
— А я вот сейчас скажу Зотову про тебя!
— Ну и что?
— Сюда его!
— Есть!
Ему бы склониться к планшету, а глаза все еще сурово следили за Асей, и ей вдруг стало жалко комбата по самому простому и безошибочному поводу: он болен. Но это была бесполезная жалость, когда помочь совершенно нечем, потому что самую понятную помощь он воспримет как предательство, а она не могла никого предать. Оставалось надеяться, что комбат сам отобьется от малярии и зловредный комар как бы отлетит от него хоть на время. Другие воли вступали в дело.
— Марасулов! — крикнул комбат, но не дождался ответа. — Увидишь — сюда. Или нет. Агеева ко мне, сейчас же.
— Агеев уже здесь, — послышался из глубины коридора знакомый голос. — Что за срочность?
— Садись, скажу, — предложил Романенко, когда Ася оставила их, и новая охапка лягушачьих голосов ворвалась в палатку. — Идея наша — моя и Зотова, вернее, Зотова и моя — создать плавающую минометную батарею — поддержана. Что это значит?
— Будем делать минометную батарею на плотах.
— Не понял, Саня, — с досадой сказал комбат. — Не для того мы будем делать батарею, чтобы прятаться. Нет! Сделаем — и сразу в серьезный бой! Короче, сегодня сделали, а завтра…
— Наконец-то!
— Дошло! И чтоб никто не пронюхал про нашу батарею заранее, чтоб, как это говорится, и комар носа не подточил! Собирай солдат, Саня, и пусть распевают песни, как от нечего делать, а Колпак им стихи читает. Пусть!
— Зря смеешься. Он, по-моему, сильный поэт.
— Верю. Короче, со стихами ясно. А вот сейчас придет Зотов… Я обещал ему, что в бою у него будет лодка для подвозки мин к плотам. А лодки нет!
— Слышал в политотделе разговор: лодки привезут чуть ли не из Краснодара! Попроси!
— Не дадут нам!
— Почему?
— Потому что и плавни, Саня, разные. Есть большие «сушки», почти земля. С тропами, почти дорогами. А есть одно болото. А есть и вода, это у нас. Камыши немец выжег, потопит на воде, как мальчишек. Я просил, а мне говорят: вы уже три плоскодонки потеряли! Бесперспективные мы. Из плавней нас вытаскивать будут после всех. Сиди и жди, короче. Я еще попрошу, конечно, но…
— На бога надейся, а сам не плошай?
— Точно. Рябинин был моим богом, Саня! Имел задание — взять у немца лодку. Разыскал лодочную стоянку в большом лимане за их дамбой, там есть заводь, и там… А где Рябинин? В госпитале! Малярия!
— Лодка будет.
— Кто поведет разведчиков? Командиров в обрез, и у каждого свое дело.
— Есть один бездельник. Я.
— Саня!
— На политработу я пришел из разведки…
— Санечка! Но…
— Что тебе сейчас нужней всего? Лодка. Это и есть политработа. Короче, сколько времени даешь?
— Зотов поедет в станицу за бревнами для плотов на три дня. Значит, вот и весь запас у разведчиков. Но, Саня!
— Не спорь.
Романенко помолчал и вдруг, шмыгнув носом, поднял голову со смеющимися глазами.
— Знаешь, как закончим эту кампанию, я тебе бурку подарю. Мне Гогоберидзе обещал, но… Есть же ведь еще у нас грузины в батальоне, будет и бурка. Выйдем на эту косу у Черного моря, ее почему-то Чушкой величают… Ты видел Черное море?
— Нет.
— Красивое. И я подарю тебе бурку!
— Да зачем она мне?
— Как зачем? Сфотографируешься! И пошлешь фото в бурке и кубанке… Есть кому послать?
— Лучше выполни одну мою просьбу.
— Хоть десять! Короче.
— Оставь Асю. У нее появился парень.
Романенко задергал верхней губой, с которой час назад сбрил наметку черных усов, Агеев же не спускал с него глаз, но так и не услышал в ответ ни слова. Лейтенант Зотов, появившись в коридоре, спросил из-за его спины разрешения войти.
— Подождите на улице! Пожалуйста, — поспешно попросил Агеев. — Я позову.
Шаги Зотова, которые они прозевали за разговором, а теперь слушали, пропали в лягушачьем хоре, и комбат принялся за самокрутку, а замполит вполголоса сказал:
— Они молодые, Ася и тот парень. Не то что мы! Это настоящее… Может быть…
— Давай заниматься делом! — рассерженно перехватил комбат. — А это личное!
— Значит, не дело?
— Личное.
— И важное.
— Времени нет.
— Времени у нас хватит, ночь впереди. Вы же не думаете посылать нас без промедления. — В такие минуты он переходил на «вы», чтобы держать себя в руках.
— Зотова пошлю сейчас же, — сказал Романенко. — Ни секунды не теряя…
И так настойчиво вперился в Агеева, что тот добавил:
— Не спрашивайте меня, что за парень с Асей рядышком сидит и боится ее за руку взять. Хороший парень, а кто — не скажу. Да это и не имеет значения.
— Я и не спрашиваю, — проговорил комбат равнодушным голосом. — Это Зотов.
— Ну и знайте. — И Агеев тоже потянулся за табаком.
Комбат неподдельно расхохотался, пока Агеев, повысив голос, не остановил его:
— Совесть-то твоя где?
— Надоел ты мне, — горестно пожаловался Романенко.
— Оставь Асю. Потом будешь…
— Вспоминать тебя добром?
— Зачем меня? Себя самого. А у меня еще вопрос. Сколько разведчиков пошлешь со мной?
— Хоть весь разведвзвод!
— Дай мне двух, понадежнее.
— Не мало?
— Большой группой в таком тылу действовать тяжелее. Так кого брать?
— Пышкина. Он с Рябининым там был, дорогу помнит. И второй — Марасулов. Нечего ему здесь томиться. Кипяток из чайника глотает от тоски. Все немецкие мины знает, как наши ходики. С любым сюрпризом справится, сделает проход. Пышкин и Марасулов. Эти не оставят.
— Разрешите идти, товарищ капитан?
— Слушай, нельзя ли попроще, Саня?
— Без задней мысли спросил, как спросил бы тебя Рябинин.
Романенко тоже встал, и вдруг они обнялись, до боли притиснувшись грудью, нечаянно сцепившись ремнями от портупей, и похлопали друг друга по плечам. Завтра разведгруппа уйдет, и при других командирах и солдатах не очень-то пообнимаешься…
