Работа закипела. Одну и ту же сцену репетировали по несколько раз, прежде чем Оливия решала, что это можно снимать.
Наступило время ланча, а они отсняли лишь начальный короткий эпизод.
Майкл возник рядом в тот момент, когда она, усевшись за угловой столик в кафе, поглощала овощной салат, запивая его соком. Вокруг стоял гул из десятков голосов.
— Это весь твой ланч? — насмешливо спросил Майкл, заглядывая в ее тарелку.
— Если я съем слишком много, то буду сонной, а мне предстоит быть весь день на ногах.
Майкл сел за ее столик.
— Никогда бы не подумал, что так много времени уходит на то, чтобы снять всего лишь два коротких эпизода!
— У нас все идет по плану.
Главный оператор присоединился к ним, и вскоре двое мужчин погрузились в серьезную дискуссию о принципах работы кинокамеры. Позднее она увидела, как все тот же оператор с радостью демонстрирует Майклу ее возможности. К величайшему удивлению Оливии, ее муж все еще находился на площадке, когда съемочная группа уже сворачивала работу после тяжелого дня. Он крикнул ей:
— Я только загляну в офис по пути. Увидимся дома, дорогая. Хорошо?
— Прекрасно.
Оливия тоже покачала головой.
— Я скоро освобожусь. Ты задержишься? Я могла бы купить по пути домой что-нибудь из еды.
— Думаю, что вернусь часа через полтора. Не жди меня и поужинай, как следует.
Но она ждала его. И как только услышала звук подъезжающей машины, сразу разогрела китайские блюда, купленные в ресторанчике.
Когда они сели ужинать, Майкл первым начал разговор:
— Знаешь, я даже не представлял себе раньше, насколько сложно снимать фильмы. Теперь начинаю понимать, почему этот бизнес такой дорогостоящий. В нем занято слишком много людей и техники, затрачивается масса времени. — Он задумался. — Но разве актерам не трудно сниматься, когда сцены идут не по порядку?
— Ничего не поделаешь. Сначала мы стараемся снять все сцены в одном месте, а потом переезжаем на другое. Это экономит массу времени и сил.
— А что ты будешь делать, когда приедет Дейзи?
— Во-первых, мы снимем сцены с ее участием в доме. А потом переберемся в здание суда.
Майкл кивнул:
— Звучит разумно.
— Я рада, что ты пришел к нам, — сказала она импульсивно.
Майкл улыбнулся:
— Завтра, к сожалению, у меня важная деловая встреча, но послезавтра буду, если не помешаю.
— Чудесно, — согласилась Оливия, с удовольствием поедая кусочек свинины в ароматном соусе. — Я надеюсь… — Она не закончила фразу.
— На что?
— На то, что ты мог бы переоценить мое отношение к кинематографу, хотя и с опозданием, — печально сказала она.
— Не могу не признаться, что раньше не понимал твоего… погружения в работу.
— А разве ты не полностью погружаешься в то, что делаешь? Ведь твой бизнес процветает.
Майкл покачал головой.
— Печатные машины? Да я с таким же успехом мог бы производить туалетную бумагу. Просто печать — это та область, о которой я кое-что знаю, но я не хотел создавать конкурирующую с моей семьей фирму. Я вычислил, что у конкретного оборудования есть будущее, и нашел людей, которые способны создавать новый дизайн. Все, что мне было нужно — это быть независимым от семейных денег и иметь возможность двигаться вперед по собственной дороге.
— Ты преуспел в этом. — Оливия знала, что Майклу пришлось многого добиваться, буквально сражаясь с отцом.
— Без ложной скромности скажу, я преуспеваю во всем, за что берусь. Исключение было только с тобой. Мой бизнес оказался удачливей, чем брак. — В его словах сквозила боль неразделенной любви.
— Я тоже испытывала к тебе очень сильные чувства, — заметила Оливия. — Поверь, Майкл, я хотела, чтобы у нашего брака было будущее.
— Что ж, видимо, не достаточно, — с укором произнес он. — Но не все потеряно, дорогая. Наш брак может и должен продолжаться!
8
— Это была не только моя вина, — вспыхнула Оливия.
— Согласен. Заметь, я никогда не считал себя совершенством. Но если за что-то брался, то никогда не бросал этого, как только начинались трудности.
— Да, ты действуешь по другому: находишь козла отпущения и вешаешь на него свои неудачи, а удачи оставляешь себе, любимому.
Возникло напряженное молчание. Майкл нарушил его первым:
— Если по моей вине ты почувствовала себя так, словно я обвиняю тебя во всех грехах, то извини. Я, правда, сожалею о многом. Признаю, что наделал кучу ошибок и потерял терпение, вместо того, чтобы попытаться понять твою точку зрения. Добрую сотню вещей мне следовало бы сделать по-другому.
— Ты все еще коришь меня за потерю ребенка? ~ спросила она в лоб.
Он в отчаянии вскинул руки:
— Я знаю, что ты сделала это не намеренно.
— Но тебя это разозлило?
Нахмурившись, Майкл помешал ложкой кофе и произнес с очевидным усилием:
— Да. Я просто пришел в ярость оттого, что судьба заставила тебя принять столь жестокий удар. Что стоили все мои достижения в сравнении с тем, что в нужный момент я не сумел защитить свою жену от слепого рока, а главное — от самой себя. И постепенно все это ожесточило меня. — Он помолчал, продолжая затем более тихим голосом: — Мне стало казаться, что вслед за ребенком, я потеряю и тебя тоже.
— Но мне не угрожала никакая опасность, — стала убеждать его Оливия.
Она всегда была здоровой и сильной, поскольку выросла на ферме, привыкла рано вставать и заниматься куда более тяжелой физической работой, чем съемки фильма. Оливия посмеивалась над доводами Майкла, настаивая на том, что нет никаких причин менять стиль жизни из-за столь естественного состояния, как беременность. «Я буду одной из тех женщин, которые рожают в поле, а часом позже продолжают работать с ребенком на спине» — хвасталась она.
Но Оливия переоценила свои возможности. После четырех месяцев беременности последовал выкидыш.
Мать Майкла вздыхала:
— Тебе действительно не следовало продолжать работать, дорогая. Конечно, приятно тешить себя тем, что ты можешь заниматься карьерой и семьей одновременно, но когда женщина беременна, ей необходима забота мужа.
И Оливия, раздираемая горем и чувством вины, была уверена, что Майкл согласен с матерью. Тогда она с головой погрузилась в работу, пытаясь вырвать из памяти болезненные воспоминания. Майкл между тем становился все более молчаливым и замкнутым. И так продолжалось до тех пор, пока однажды вечером он не взорвался в неожиданном приступе ярости, продолжая обвинять Оливию:
— Ты поставила свой идиотский фильм на высшую ступеньку собственных ценностей. Он оказался дороже нашего брака и нашего ребенка. Я больше не в силах этого выносить! — закричал он.
