может случиться, если он заметит за собой слежку.
В 5.27 я вышел из отеля, перешел через улицу и укрылся в подъезде жилого дома, с тем, чтобы держать под обзором оба конца улицы. Ведь Солли мог появиться с любой стороны.
Колеса автомобилей шуршали по мокрому асфальту. Двое мужчин сошли по ступеням лестницы “Принца Иоганна” и, идя рядышком, повернули на запад. Время – 5.34. Оставалось только ждать и ждать. Зябко. Внутри у меня все дрожало от холода… Легкомыслие, проклятая небрежность… Старею…
Машина подкатила к обочине тротуара, и я должен был переменить свою позицию, чтобы не потерять из поля зрения восточную часть улицы. Прохожие: женщина с собакой слева, направляется на восток; две девушки, слышу их голоса, одна смеется; двое мужчин (не тех ли самых?) слева, идут на восток (возвращаются?); машина отъехала, запахло гарью из выхлопной трубы. Переменил позицию. Прошли три девушки в черных пальто; пожилой мужчина побрел на запад; быстро шагает невысокий человек в темной шляпе. Гляжу налево, направо. Вот, кажется, и он.
Я вышел из подъезда и пошел сперва медленно, стараясь не потерять его из виду, и когда расстояние между нами сократилось до пятидесяти или шестидесяти метров и я увидел, что это он, то ускорил шаги и прошмыгнул между машинами на другую сторону улицы. Мы находились метрах в тридцати друг от друга, все время сближаясь; единственное, что находилось у меня в карманах, были ключи от машины, но и они могли пригодиться. Двадцать метров. Уже можно его окликнуть. Стоп. Оглянулся. Четвертый этаж, седьмое окно слева. И я побежал, крича ему, чтобы он свернул в сторону. Он увидел меня, удивленный. Я швырнул ключи ему в лицо, и они просвистели в воздухе, но не задели его. Он вдруг зашатался и рухнул вперед в тот самый момент, когда сухой треск выстрела эхом отозвался от каменных стен.
Я подхватил его, когда он падал.
– Солли, я виноват…
Он не слышал меня.
10. Укол
Десять минут спустя я позвонил в полицию “Зет”.
– Пришлите людей в дом сто девяносто три по Потсдаммерштрассе, верхний этаж, лаборатория. Вооруженных людей.
Я узнал голос капитана:
– Мы только что послали туда опергруппу. Нам сообщили о налете. Взяты кое-какие бумаги.
– Попытайтесь найти их. Запишите еще один адрес. Здание Мариенгартен, середина Шонерлиндерштрассе, Темпльхоф, помещение привратника. – Он повторил адрес. – Налет совершен на лабораторию доктора Соломона Ротштейна. Он только что застрелен на улице перед этим зданием, и я внес его сюда. Выстрел произведен из здания Шонерпаласта, четвертый этаж, седьмое окно с восточной стороны. Винтовка с телескопическим прицелом. “Скорая помощь” к доктору Ротштейну вызвана. Жду вас здесь.
Я велел привратнику оставаться возле убитого, а сам протиснулся сквозь толпу к подъезду и побежал к Шонер-паласту. Поднимаясь в лифте, я сказал лифтеру:
– Уголовная полиция будет здесь через несколько минут; никто не должен заходить в комнату до ее появления.
Он спросил меня, что случилось, и я ответил, что произошло убийство.
Седьмое окно слева было в квартире 303. Дверь легко растворилась, и я даже не проверил, стоит ли кто-нибудь за ней. Убийца, конечно, скрылся отсюда еще до того, как я перенес тело Солли в дом. Ничего особенного в комнате не было, разве только что по сравнению с коридором здесь было холоднее. Лифтер хотел закрыть окно, но я остановил его: “Пожалуйста, ничего не трогайте”. На полу возле окна валялась провощенная бумага, на которой было напечатано слово “mittagessen”… Пепельница, полная окурков…
Я выглянул вниз на улицу. К дому напротив подъезжала карета “Скорой помощи”. Двое санитаров протиснулись сквозь толпу, один из них нес сложенные носилки. Я велел лифтеру запереть дверь и ожидать прибытия полиции.
Я должен был действовать, действовать, чтобы не думать о Солли. Это придет позже… Раскаяние, хуже – чувство вины будет грызть меня, словно ржавчина, и я уже не оправлюсь от этого. Я никогда не подсчитывал, сколько человек убил за последние тридцать лет, и даже мысль об этом никогда не являлась ко мне. Шла война, они были нацисты, враги. Солли был моим другом, и я убил его своей небрежностью, своим легкомыслием…
До того, как меня начнут мучить постоянные угрызения совести, надо было перебороть мгновенную вспышку ненависти, и деятельность была единственным болеутоляющим средством.
Черный “мерседес” остановился позади машины “Скорой помощи”, когда я спустился вниз. Перейдя через улицу, я прошел во двор отеля, вывел свой “фольксваген” из гаража и четверть часа спустя уже был на Потсдаммерштрассе, воспользовавшись новой окружной дорогой.
Капитан все еще находился в лаборатории. После моего звонка он прибыл сюда следом за своими людьми. Это был тот самый капитан полиции “Зет” Штеттнер, вместе с которым мы проводили операцию “Раушниг – Шрадер – Фогль”.
– Что случилось с доктором Ротштейном? – спросил он.
– Только то, что я сообщил вам.
– Мы вызвали на место убийства уголовную полицию. Они допрашивали вас?
– Нет. Успеют сделать это позже. Я хотел осмотреть лабораторию.
Оба ассистента Солли были растеряны. Налет был совершен поспешно, несколько разбитых склянок с культурами валялось на полу. Сержант складывал в портфель журналы, в которые заносились данные исследований, чтобы забрать их с собой.
Все было ясно. Люди “Феникса” знали Соломона Ротштейна. Они подозревали его в двойной игре, но до времени ничего не предпринимали. Может быть, они узнали, что он сотрудничал со мной в последние месяцы перед капитуляцией? Конечно, они прослушивали не только мой телефон, но и его тоже. И, узнав,
