женщина с белокурыми косами, в дорогом алом платье.
Кармия! При мысли о том, что Ларк узнает правду не от него, а от этой женщины, у лорда Уильяма потемнело в глазах.
Пронзительный голос леди Элизабет мигом вернул его к реальности, и он обернулся к жене. То, что Элизабет и Кармия проживали на территории одного государства, уже само по себе было источником потенциальной опасности, но пребывание этих двух женщин в замкнутом пространстве тесного внутреннего двора Виндзора угрожало настоящим бедствием.
Элизабет оживленно беседовала с леди Люсиндой и сэром Джозефом.
«Если беседа продлится еще хоть пару минут, — подумал Уильям, — то светопреставления, возможно, удастся избежать».
Прибавив шагу, он направился к дочери и зятю, поглядывая то на жену, то на Кармию. Первой его заметила Кармия. Она замерла, а на лице у нее отразился испуг. Видимо, встреча с Уильямом не входила в ее планы — тем более что рядом с ней была Ларк.
— Уильям, — вымолвила Кармия, прижав руки к груди. Уильям помнил этот голос еще с тех времен, когда он был нежным и звонким и его мелодичное звучание сводило мужчин с ума. Правда, выглядела Кармия до сих пор чертовски привлекательно.
— Приветствую тебя, Кармия, — сказал он не слишком любезно.
— Как, ты знаешь эту женщину, отец? — Ларк вскинула на Уильяма золотистые глаза и шагнула к нему.
— Знаю, детка, — ответил Уильям и, вспомнив об Элизабет, бросил на нее взгляд.
В то же мгновение его заметила леди Люсинда. Не переставая болтать, она дернула Элизабет за рукав и указала на Уильяма.
А потом свершилось то, чего Уильям боялся больше всего на свете: Элизабет увидела Кармию!
Глава 24
Уильям видел, как улыбка на лице Элизабет сменилась звериным оскалом. Сжав кулаки, она направилась к мужу.
— Мать приближается, и, судя по всему, настроение у нее далеко не блестящее. Уж лучше нам уйти отсюда, — сказала Ларк, взглянув на Стоука.
— Стой где стоишь, Голубка. Она вовсе не на тебя злится.
— А на кого же?
— На меня.
Элизабет налетела на мужа как ураган. Устремив на него сверкающий от ярости взгляд, она закричала:
— Как ты посмел привести эту женщину сюда?
Пронзительный вопль Элизабет достиг самых отдаленных уголков замка, отразился от стен и эхом прокатился над замкнутым пространством внутреннего дворика. Люди, находившиеся во дворе, разом смолкли, и вокруг воцарилась мертвая тишина.
— Прошу тебя, Элизабет, — пробормотал Уильям, озираясь. — Люди же смотрят.
— Не смей называть меня Элизабет! Не марай моего имени своим лживым языком!
— Сейчас я все тебе объясню.
— А что тут объяснять? Я так и знала, что ты продолжаешь встречаться с этой… этим… — Элизабет ткнула пальцем в Кармию и выпалила: — С этим чудовищем! То-то у меня душа все время была не на месте! — Она ударила себя в грудь, и из глаз ее брызнули слезы.
— Ты ошибаешься, миледи, — проговорила Кармия.
Элизабет повернулась и взглянула на нее.
— Неужели ты думаешь, что я поверю тебе? Такие, как ты, не заслуживают доверия!
— Если ты думаешь, что мы с Уильямом встречались, то сильно ошибаешься. За последние несколько лет мы с ним и словом не перемолвились!
— Это ложь! А ты — лгунья! Слышишь? Лгунья! — Элизабет бросилась на Кармию.
Уильям попытался было ухватить жену за шлейф, но шелк выскользнул у него из пальцев. В следующее мгновение Элизабет налетела на Кармию, и обе женщины рухнули на каменные плиты дворика.
Элизабет билась насмерть: царапалась, кусалась и норовила ухватить соперницу за горло. За все годы, что Уильям прожил с женой, он не видел у нее таких вспышек ярости. Уильям направился к дерущимся женщинам, надеясь разнять их, но тут Кармия перевернула Элизабет на спину и, навалившись на нее всем телом, прижала к земле.
Элизабет тяжело дышала и смотрела на Кармию, проливая злые слезы.
— Ты победила, — сказала она наконец. — Слезай с меня.
— Это ты победила, миледи. Все у меня выиграла. Я завидовала тебе каждый день, каждый час своего существования на протяжении многих лет. Ты получила все, что было мне в этой жизни дорого. Я так хотела оказаться на твоем месте, хоть на часок…
— Зря, выходит, завидовала. Она-то меня никогда не любила. Как я ни старалась заслужить ее благосклонность, ничего у меня не вышло. Не ценила моих стараний! Все делала мне наперекор. Ты ее мать, тебе и следовало ее воспитывать… — Элизабет едва не задохнулась от рыданий.
Уильям посмотрел на дочь. Ларк, вцепившись дрожащими пальцами в руку Стоука, слушала исповедь Элизабет.
Наконец-то она обо всем узнала. Уильям перевел дух. Тяжкое бремя лжи, свинцовым грузом лежавшее у него на сердце в течение многих лет, уже не так давило ему грудь. Впрочем, стоило Уильяму взглянуть на дочь, как у него заныло под ложечкой. Ларк, белая как полотно, стояла неподвижно, как статуя. На ее лице жили одни только золотистые глаза, и теперь они с осуждением смотрели на него. Восторг, вспыхивавший прежде у нее во взоре всякий раз, когда она видела отца. Сменился холодом и отчужденностью.
— Прости меня, Голубка, — пробормотал Уильям. — Я много раз собирался тебе обо всем рассказать, но мне не хватало духа.
— Теперь я и так все знаю. — Ларк повернулась и быстрым шагом пошла через двор.
Люди молча расступались перед ней.
Уильям хотел броситься за дочерью, но Стоук остановил его.
— Я сам ее догоню.
Уильям видел, как могучее плечо Блэкстоуна раздвигало толпу. Хотя Ларк была по-прежнему в кольчуге, двигалась она на удивление быстро и намного обогнала Стоука. Когда он пересекал двор, она уже скрылась за бревенчатой конюшней.
«И почему я не открыл Ларк тайну ее рождения раньше? — подумал Уильям. — При других, более благоприятных обстоятельствах?»
Помоги ему, Боже! Всю свою жизнь Уильям, в сущности, только этого и боялся — лишиться обожающих, восторженных взглядов дочери. И вот что из всего этого вышло: он не сомневался, что с этого дня Ларк возненавидит его.
Размышления Уильяма были прерваны громкими стенаниями Элизабет. Она все еще лежала на сером булыжнике дворика и рыдала, закрыв лицо руками. Наклонившись, чтобы помочь жене подняться, Уильям почувствовал, что глаза у него тоже на мокром месте. Он очень надеялся, что после того, как решающее объяснение состоится, на его душу и на души его близких снизойдет благодатный покой. Однако Уильям опасался, что испытания только начинаются и худшее — впереди.
Ларк пряталась за стеной стойла. Она сидела на земле, прислонившись спиной к бревенчатому срубу, и, обнимая руками колени, смотрела прямо перед собой невидящим взором. Девушка была бледна и так несчастна, что у Стоука перехватило горло.
— Не подходи ко мне, — сказала она, даже не взглянув на него.
— Я пришел узнать, не могу ли чем-нибудь тебе помочь.
— Чем, интересно, ты мне поможешь? — отчужденно спросила она и посмотрела на мужа пустым, равнодушным взглядом. — Мне не нужны твои утешения. Прошу тебя, оставь меня в покое. Ты и так уже причинил мне достаточно зла, принудив меня к браку и лишив тем самым единственной возможности обрести счастье — выйти замуж за Эвенела.
Молча выслушав ее обвинения, Стоук пошел прочь. Повернув за угол, он неожиданно наткнулся на
