— Не имеет значения. Я просто… как бы подумал вслух.
— Нет, ты задал мне вопрос. Что он означает? Не могу же я на него ответить, не понимая, о чем ты говоришь?
— В сущности, ты уже ответила.
— Ответила? Не понимая вопроса? Может, ты объяснишься наконец?
Он, казалось, обдумывал ее предложение, но в конце концов решительно покачал головой.
— Нет. Добра от этого все равно не будет, во всяком случае, ты не поверишь мне.
— Вполне возможно, — сказала она и взглянула на часы. — Ну вот, кончились твои пять минут. — Эбигейл не видела смысла продолжать разговор. — Спасибо за угощение. — Она поднялась.
— Подожди. — Итан тоже вышел из-за стола. — Я надеялся… Я заказал столик в ресторане.
— Не спросив у меня? Извини, но тебе остается только отменить свой заказ. У меня дела.
Он шел за ней, пока она пробиралась между столиками, точно надеясь еще удержать. Бар был переполнен, некоторые посетители придвигали стулья, чтобы хватило места для всей компании, и это затрудняло ее движение. Итан больше не придерживал ее за руку, но она чувствовала его молчаливое присутствие у себя за спиной. Вдвоем они вышли в вестибюль.
— Я возьму для тебя такси, — предложил он.
— Спасибо, я поеду на автобусе.
— Пожалуйста, Эбигейл, позволь мне взять для тебя такси. Я заплачу.
Она обернулась, готовая снова отказать, но мысль идти на автобусную остановку и ждать там в темноте как-то ей не улыбалась.
— Ну что ж, возьми, — согласилась она, — только заплачу я.
Он хотел было спорить, но сдержал свое раздражение и, распахнув двери, вышел на улицу.
Поймав такси и усадив в нее Эбигейл, Итан назвал водителю ее адрес и, сделав прощальный взмах рукой, отступил в сторону.
Он запомнил адрес, подумалось ей с легкой дрожью, когда машина уже отъехала от отеля. Он не обманывал ее, когда говорил, что знает, где она живет.
Она боялась, что Итан снова появится в магазине в субботу утром, и ей стало легче, когда в двенадцать закрыли двери, а он так и не пришел. В промежутках между обслуживанием посетителей Элиза развлекала ее рассказом о вчерашнем спектакле и, казалось, не замечала, что подруга находится в состоянии нервного напряжения.
После полудня, по возвращении домой, Эбигейл обычно занималась уборкой. Она заполнила уже стиральную машину и пылесосила ковер, когда зазвонил телефон; она подняла трубку, выключив пылесос ногой.
— Эбигейл? — звучно произнес Итан, когда шум мотора умолк.
У нее возникло искушение бросить трубку, но она подавила этот ребяческий импульс и сказала:
— Да.
— У тебя все в порядке?
Вздрогнув от этого вопроса, она ответила:
— А почему бы и нет?
— Я думал… ты была такой расстроенной вчера вечером.
— Если это и так, неужели ты думал, что твой звонок может поправить дело?
— Пожалуй, нет. — Его голос прозвучал как-то сдавленно. — Но мне нужно было знать.
— Ваша озабоченность принята во внимание.
К ее удивлению, он рассмеялся.
— Ты выражаешься как политик.
Его смех, такой теплый и интимный, сразу вызвал в ее памяти его лицо, и она точно наяву увидела крохотные складки в углах его рта и веселый блеск карих глаз. Ее рука сжала трубку.
— Когда я смогу увидеть тебя снова? — неожиданно спросил Итан и быстро добавил — Не вешай трубку, пожалуйста.
Эбигейл колебалась.
— Мне кажется, ответ был заранее ясен. Я не хочу…
— Я отказываюсь верить, — возразил он с ноткой нетерпения в голосе, — что ты все время играла роль. Никто не смог бы так искренне сыграть, никакая актриса.
— Ты и понятия не имеешь, какая я хорошая актриса. Или, быть может, тебе невыносима мысль, что тебе отплатили той же монетой?
Последовало долгое молчание, как если бы он обдумывал ее слова. Затем он сказал:
— Тебе и в самом деле доставило удовольствие ломать передо мной комедию?
Это не доставило ей никакого удовольствия. Она чувствовала себя разбитой, испуганной и виноватой, и это чувство ни на миг не оставляло ее, хотя она была убеждена, что он заслуживал того, что получил, и даже больше.
— Да, — решительно сказала она.
К ее удивлению, он опять рассмеялся негромким вибрирующим смехом.
— Ненавидишь меня, не так ли?
— Да, — снова сказала она.
— И еще не утолила своей ненависти, все еще кипишь от гнева, который ослепляет тебя? Тебе хотелось бы еще больше покарать меня, не так ли?
— То, что я хотела бы с тобой сделать, будь на то моя воля, — сказала Эбигейл, — идет вразрез с законом.
— Только это тебя и останавливает?
— Мне не очень хочется провести лет десять в тюрьме из-за такого гадкого типа, как ты.
— Предположим, я дам тебе шанс.
Убить его? Все внутри у нее помертвело от этой мысли. Но он, конечно, не мог иметь этого в виду.
— О чем ты говоришь?
— Я предлагаю себя в качестве козла отпущения или мальчика для битья, если тебе так хочется.
Это нелепое предложение поразило ее.
— Что за безвкусная шутка, — холодно процедила она.
— Я чертовски серьезен.
— Тогда ты рехнулся.
— Очень может быть. Я не говорю, что спокойно проглочу все, что ты соблаговолишь со мной сделать, но обещаю, что физического возмездия не будет.
— Что именно ты имеешь в виду? — Она презирала себя за то, что спрашивает, но любопытство и какое-то смешанное чувство волнения и тревоги взяло верх.
— Давай сегодня поужинаем вместе и обсудим это.
— Обсудим что?
— Наши отношения.
— У нас нет никаких отношений!
— Они есть, нравится это тебе или нет. Вспомни то время, когда ты была хилой маленькой девочкой, а я — неоперившимся мечтателем-романтиком.
Хилой! Неужели она казалась ему такой? В тринадцать лет она была худой и долговязой, с длинными развевающимися волосами, и закомплексованной из-за своих чересчур выпиравших передних зубов, которые пыталась скрыть, улыбаясь как можно реже. Итан рисовался ей воплощенной мечтой девочки- подростка. Уверенный в себе, красивый и в высшей степени мужественный, с улыбкой, за которую можно умереть. А что касается романтики…
— Мне не хочется говорить о том времени, — сказала она.
— Что ж, прекрасно, мы и не будем этого делать, — с легкостью согласился он. — Поговорим о Таиланде? Ты слышала о ком-нибудь из нашей туристической группы?
— Келси прислала мне письмо. — Перемена темы вернула ей душевное равновесие. — Келси подумывает о том, чтобы провести следующий отпуск в Австралии.
— Угу. Мне понравилась Келси. Душевная женщина, по-моему.