предоставить ей преимущественное право выкупа участка. До того, как он мог продать участок «Грейсон Груп», он должен был сначала дать шанс ей.
— Срок действия договора истекает первого августа, — сказала Сара. — Либо мы завершим сделку до этого времени, либо земля достанется Грейсону и его людям.
— Сколько он хочет?
— Миллион наличными.
Торн засмеялся.
— Что? Ты думаешь, это слишком много? — сказала Сара. — Да это задаром. Это последний участок земли такой величины на всем побережье от Хоумстеда до Ки-Уэста. Все остальное не может быть выставлено на торги. Либо это заповедники, либо зоны особого внимания, не подлежащие продаже в соответствии с законодательством штата. Земля Эймоса, возможно, стоит десять миллионов, а может, и еще больше. Но Эймос хочет стать миллионером. Один миллион — это все, что ему нужно.
Сара уставилась вниз на дорожку, которая была усеяна обломками известняка. В грязи ковырялась белая цапля.
— А, — сказал Торн. — Теперь я начинаю понимать. До меня не сразу дошло. Кто-то узнал, что затеяла Кейт, вернее, вы обе.
— Может, так, а может и нет, — сказала Сара, все еще наблюдая за цаплей. — Было бы
Она включила передачу, и Торн откинулся на спинку сиденья. Похмелье понемногу ослабляло свои тиски. Он вдохнул удушливый воздух, чувствуя, как заполняется еще одна пустота внутри него.
— Может, помню, а может и нет.
— Конечно, ты должен помнить, Эймос. Мы рыбачили на Шарк-Ривер, в твоей старой пятиметровой лодке, и ты все утро наполнял ящик для рыбы люцианами и морскими окунями, а потом мы поднялись вверх по реке на сто метров, и я поймал трехкилограммового речного окуня. Тебя чуть удар не хватил, когда ты обнаружил, что пресноводная рыба обитает так близко от морской. — Торн старался говорить с характерным флоридским акцентом.
— Я никогда не рыбачил вместе с тобой.
— Я сын Кейт.
— А где сама Кейт?
— Она отправилась в путешествие.
— Куда это?
— На север.
— Само собой, — сказал он. — Отсюда некуда ехать, кроме как на север.
— Она может отсутствовать какое-то время, — продолжала Сара. — Вот почему мы заехали. Чтобы убедиться, что ты помнишь, что тридцать первого числа мы должны завершить нашу сделку.
Эймос задумался, сидя в своем кресле-качалке. Это было одно из кресел доктора Билла, ранняя модель, изготовленная до того, как доктор Билл стал придавать дереву рельефные формы. В доме царил тот же запах, что и двадцать лет назад, когда Торн приезжал сюда с Кейт или доктором Биллом, чтобы забрать Эймоса с собой на рыбалку. Воздух был насыщен «ароматом» давно не стиранного белья, плесени и виски.
Единственное, что со временем изменилось, был пол. Он так просел, что любой незакрепленный предмет постепенно соскальзывал к центру. Возможно, прогнили доски. Через весь дом тянулась глубокая борозда, и Торну с того места, где он сидел, были видны стаканы, банки из-под пива и столовое серебро, которые туда провалились. Лампа, стоявшая за креслом Эймоса, тоже опасно накренилась к центру помещения. Не выдержав напряжения, часть сосновой обшивки отвалилась, в пустотах скопились клубки пыли.
— Я уже говорил, что хочу получить все наличными. Не думайте, что я соглашусь на какой-нибудь чертов чек или что-то подобное.
— Мы привезем наличные, — откликнулась Сара.
Эймос повернулся к Торну, лучи полуденного солнца осветили его коротко остриженные седые волосы. Щеки и лоб были усеяны темными пигментными пятнами, похожими на засохшие пятна крови.
— Кого это ты привезла?
Сара закатила глаза к потолку.
— Ты знаешь меня, Эймос. Я Торн, сын Кейт и доктора Билла.
— Не знаю я никакого Торна.
— Мы вместе рыбачили. Поймали уйму рыбы. В этих местах ты считался лучшим гидом.
— Это ничего не значит. Не пытайся меня задобрить. Прошлое ни черта для меня не значит. Я должен покинуть это место до того, как кто-нибудь повесит на меня табличку и будет брать с янки, желающих поглазеть на последнего конка, живущего в неволе, по пять центов.
— Эймос, ты говорил кому-нибудь про наш договор? — Сара не могла скрыть волнение. — Она наклонилась к Эймосу, в тусклом свете ее лицо казалось красноватым.
— Нет, черт возьми. Она просила меня никому ничего не говорить. Не сердите меня. Делают тут из меня какого-то дурака. Я знаю, что правильно. А вот вы знаете? — Он сделал еще один глоток из своей чайной чашки. Скорее всего, там был виски.
— Это очень важно, Эймос, — произнес Торн. — Ты никому не должен рассказывать ни о Кейт, ни о Саре.
— Я сама справлюсь, Торн. Пожалуйста. — Сара встала, пытаясь сохранить равновесие и удержаться на покатом полу. — Я подготовлю все бумаги, Эймос. И хочу договориться о точном времени завершения сделки. Как насчет полудня в среду, тридцать первого, тебя это устроит?
— У меня есть и другие покупатели, — ответил он. — Я дам Кейт шанс, но для меня самое главное результат. Я собираюсь стать миллионером, так или иначе. Я всегда знал, что разбогатею. Джон Рокфеллер собственной персоной. Да, сэр, когда я скупал эту землю, на меня со всех сторон сыпались насмешки. Но где сейчас все эти насмешники?
— Нам нужно сначала договориться о времени, Эймос, — сказала Сара.
— Я слышал. — Он снова отхлебнул из своей чашки и бросил на Сару хитрый взгляд. — Тридцать первого, — произнес он, выпячивая подбородок, со сдержанностью истинного миллионера.
— Отлично, — сказала Сара. — Договорились, тогда увидимся тридцать первого. Она перекинула сумку через плечо. Торн поднялся со стула.
— И я буду иметь дело только с Кейт.
Торн проследил за реакцией Сары. Она улыбнулась Эймосу, подвинулась к нему поближе и потрепала его по плечу.
— Эймос, — сказала она. — Кейт хочет, чтобы этим занялся Торн. Она подключает его к делам, чтобы к концу жизни он не превратился в старого ворчливого отшельника вроде тебя. Она надеялась, что вы поладите с Торном. Все то же самое, все как договаривались, та же цена, те же условия. Но подписывать бумаги и передавать деньги будет Торн.
Эймос глянул на руку Сары, лежащую у него на плече. Шмыгнул носом. Искоса взглянул на Торна.
— Я узнал тебя, парень. Узнал сразу, как ты вошел. И тот день я помню. А окунь-то весил не три килограмма. Ты как всегда приврал. Он весил всего два килограмма. Я все еще помню важные вещи. Все, что связано с рыбой — все это здесь, — и он постучал по своему виску.
Торн улыбнулся и перешагнул через впадину в полу, чтобы пожать старику руку.
Эймос пристально посмотрел на протянутую Торном руку и быстро и решительно помотал головой.
— Я не буду жать твою чертову руку, пока она не будет полна денег. Вернешься сюда через две недели с моим миллионом американских долларов, и я пожму тебе обе руки. А теперь убирайтесь вы оба.
